Дышащий пламенем. Почему в народном эпосе к хану Батыю снисходительное отношение?

Сегодня мы продолжаем цикл публикаций, посвященных знаменитым полководцам древности. Мы уже рассказывали об Александре Македонском (см. «СПб ведомости» от 6 декабря 2023 г.), Тамерлане (от 20 марта), ныне поговорим о не менее легендарном хане Батые. Как известно, он был недругом Руси и принес ей неисчислимые бедствия. Однако, замечает наш собеседник Роман ПОЧЕКАЕВ, доктор исторических наук, профессор НИУ «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге, современная Российская Федерация — страна большая, многонациональная, и не стоит удивляться, что в памяти живущих на ее территории народов отношение к Батыю очень разное.

Дышащий пламенем. Почему в народном эпосе к хану Батыю снисходительное отношение?   | Таким представал Батый на китайском изображении, датированном XIV веком / Репродукция. ФОТО автора

Таким представал Батый на китайском изображении, датированном XIV веком / Репродукция. ФОТО автора

— Многим, без сомнения, памятен весьма популярный в советское время роман Василия Яна «Батый». Автор не увидел ничего предосудительного в том, чтобы вынести в название книги имя полководца, разорявшего русские земли?

— Давайте с самого начала сделаем небольшое, но весьма существенное уточнение: Батый ханом не был, хотя этим титулом действительно его принято именовать. В то время, в первой половине XIII века, был только один хан — сначала основатель Монгольской империи Чингисхан, а затем его ближайшие преемники на монгольском троне. Правители отдельных частей государства — улусов — никаких титулов не имели. Их называли просто по имени.

Батый, или, правильнее, Бату, был правителем Улуса Джучи, который в русской историографии принято называть Золотой Ордой. Правда, впервые такое название было употреблено в «Казанской истории» — русском литературном памятнике, составленном во второй половине XVI века, когда сам Улус Джучи уже давно прекратил свое существование.

Улус сначала достался старшему сыну Чингисхана, отцу Батыя, которого звали Джучи. Поэтому, собственно говоря, и назывался его именем. После его смерти власть перешла к совсем молодому Батыю. К сожалению, о его детстве и юнос­ти ничего не известно, нет даже сведений, где именно прошли первые годы его жизни — во владениях отца или же при ханском дворе его деда Чингисхана. Но нет сомнения, что Батыя готовили к государственному поприщу, а также, как и любого другого юного кочевника, учили верховой езде и основам военного дела.

После смерти Джучи на обширные территории, доставшиеся Батыю (его улус был самым большим на тот момент в Монгольской империи), стали заглядываться другие сыновья Чингисхана — Угэдей и Чагатай. Они всячески старались расширить свои владения за счет земель брата, и им это удалось.

Если мы посмотрим на карте на первоначальное местонахождение улуса, то увидим, что он располагался на территории Южной Сибири — примерно там, где находится современная Бурятия. Но со временем он «сдвинулся» на запад. Старшие Чингизиды забрали себе исконные земли Улуса Джучи, а Батыю предложили завоевать территории на западе и таким образом компенсировать понесенные им потери. Что он и сделал, присоединив к своему улусу владения на Урале, в Поволжье и южнорусских степях.

Именно поэтому Батый вошел в историю прежде всего как предводитель «Великого западного похода», который длился с 1236‑го до 1242 года. Это были нашествия на Восточную и Центральную Европу, в ходе которых были разорены в том числе и русские княжества.

Важно отметить, что Батый прославился в первую очередь как правитель, администратор, дипломат, но вовсе не как полководец и храб­рый воин. Да и вообще есть сомнения, что он возглавлял поход. Су­ществует версия, что непосредственно войсками командовал Субудай-багатур — опытный полководец, сподвижник Чингисхана.

— Отправляясь на запад, Батый представлял, где хочет провести границы своих будущих владений?

— Знаете, возможно, я выскажу странную мысль, но мне представляется, что многие походы монголов, начиная со времен Чингисхана, носили, если можно сказать, «экспериментальный» характер. 

Вопрос о том, насколько далеко удастся зайти, решался непосредственно в ходе событий.

К примеру, именно так произошло с походом, закончившимся знаменитой битвой на реке Калке в 1223 году, в которой монгольские войска нанесли поражение объединенным силам половцев и русских княжеств. Изначально монголы под командованием упомянутого Субудая-багатура и его соратника Джэбэ-нойона не планировали заходить так далеко: перед ними стояли совсем другие задачи — дойти до западных рубежей Средней Азии. А на деле получилась глубокая стратегическая разведка вплоть до южнорусских степей.

С «Великим западным походом» Батыя, возможно, вышла точно такая же история, поскольку предполагалось, что он будет направлен в первую очередь против Волжской Болгарии — мусульманского государства, располагавшегося в Среднем Поволжье и в бассейне Камы. Но затем монголы дошли до русских границ, после чего отправили послов к князьям с традиционным, в обычаях того времени, предложением подчиниться, признать свою зависимость от монгольского хана и его представителя — в данном случае Батыя — и платить «десятину» в качестве налога.

Князья, разумеется, отвергли любые предложения о подчинении. Существует версия, больше похожая на легенду, согласно которой они ответили послам: мол, ничего не будем платить! Когда вы нас всех перебьете, все ваше будет… И ведь так оно и получилось. Во время нашествия многие князья погибли, а русские земли, как известно, попали в зависимость от Золотой Орды.

— Что же помогло войску Батыя?

— Всегда идет большой спор о количестве воинов, участвовавших в его походе. Нижняя планка — 30 – 40 тысяч, верхняя — 300 тысяч. Я склоняюсь к мысли, что их могло быть 40 – 50 тысяч, не больше.

Однако дело не в количестве. ­Войско было не столько огромным, сколько очень эффективным. Основу составляла монгольская конница, в которую входили и вооруженная луками легкая кавалерия, издалека вступавшая в битву, и тяжелая латная кавалерия, которая, подобно западным рыцарям, проламывала строй противника. Но конницей все дело не ограничивалось: она не была предназначена для захвата крупных укрепленных городов, а затем ­контроля над обширными захваченными территориями.

В чем же секрет? В войске монголов шли представители покоренных ими народов, начиная с северных китайцев и заканчивая жившими в Средней Азии предками нынешних узбеков, таджиков и туркмен. Представители всех этих народов, имевших собственные воинские традиции, применяли свое искусство взятия городов. Осадные машины с собой тащить не требовалось: на Руси леса для их сооружения было достаточно и китайские специалисты могли изготавливать их прямо на месте…

Кроме того, с первых же походов на крупные оседлые территории монгольские военачальники брали большое количество пленников. Во время осады городов они гнали их перед собой, прикрываясь ими как живым щитом, который назывался «хашар». Защитники крепостных стен оказывались перед тяжелым выбором: если пустить пленников, то вслед за ними ворвутся монгольские воины, а убивать безоружных земляков рука не поднималась…

— Использовали ли монголы подобный «живой щит» при штурме русских городов?

— В летописях об этом упоминаний нет. Но можно предположить, что, скорее всего, монголы вряд ли отказывались от практики, зарекомендовавшей себя в северном Китае и Средней Азии. Другое дело, что они, наверное, не могли захватить в русских землях столько пленников, сколько в Средней Азии. На Руси, в конце концов, можно было скрыться в лесах, а в Китае и Средней Азии такого укрытия просто не было…

Позволю себе немного отойти от темы. Сегодня историки уже не используют термин «монголо-татарское иго», который был в ходу многие десятки лет. Даже в едином учебнике истории иго не упоминается, говорится о зависимости от Золотой Орды. Более того, как известно, сам термин «иго» появился намного позже завоевания Руси монголами, во второй половине XV века. Впервые он прозвучал в сочинении польского историка Яна Длугоша, который не очень жаловал Мос­ковское государство и хотел лишний раз сказать нечто неприятное в его адрес. Термин «иго», по сути, представлял собой синоним слова «ярмо» и первоначально означал деревянный хомут для рабочего скота.

Вернемся, однако, к Батыю. Он находился у власти в Золотой Орде долго, около тридцати лет, за это время создал сильное государство, включавшее Поволжье, Крым, Западную Сибирь, северный и западный Казахстан. В сферу его влияния входили территории Ирана, где правили его наместники, Сельджукский султанат в Малой Азии, северокавказские владения, государства Закавказья (Грузия и Армения), русские княжества. По некоторым сведениям, в вассальном подчинении Улуса Джучи была и Болгария.

С начала 1250‑х годов Батый самостоятельно вел переговоры с правителями европейских и азиатских государств, определял, кто будет занимать троны вассальных владений. Причем, по сообщениям средневековых авторов, он даже издавал ярлыки — указы, что могли делать только монгольские ханы.

Благодаря своему могуществу Золотая Орда получила возможность в XIV веке стать самостоятельной и выделиться из состава Монгольской империи. Основы ее государственности были заложены как раз при Батые.

При нем строили новые города — Сарай (современное село Селитренное в Астраханской области), Хаджи-Тархан (ныне Астрахань), Маджар (Буденновск), Укек (недалеко от современного Саратова).

Именно Батый начал чеканить в Золотой Орде монеты — правда, не со своим именем или именем монгольского хана, а с именем багдадского халифа ан-Насира, правившего в конце XII — начале XIII века. Дело в том, что Батый радел о развитии торговли, а большинство торговцев в Золотой Орде были мусульманами, поэтому к монетам с именем халифа — «главы правоверных» — относились с доверием, и те находились в свободном обращении не только в Улусе Джучи, но и за его пределами…

Поэтому не стоит удивляться, что для народов и государств, претендующих на наследство Золотой Орды, Батый, безусловно, — важный исторический персонаж. В Казахстане, например, на самом высоком уровне не так давно заявили, что именно их страна — едва ли не единственный «правопреемник» Золотой Орды. Правда, Батый к Казахстану никакого отношения не имеет и на его территории, по всей видимости, даже не бывал: он провел почти всю свою жизнь в Поволжье и Приуралье. Поэтому в Казахстане делают упор на его отца, Джучи, который последние годы своей жизни провел как раз на нынешней территории этого государства.

Кроме того, в Казахстане су­ществует древний эпос под названием «Эрсаин». Прообразом его главного героя мог послужить Батый. Память о нем осталась также среди туркмен: считалось, что местное племя саини появилось как раз во времена Батыя…

В русской традиции Батый, разумеется, фигура отрицательная. Существует знаменитое литературное произведение XVI века — «Повесть о разорении Рязани Батыем». В ней он изображен как враг, наделенный едва ли не сверхъестественными способностями, «дышащий пламенем».

В то же время в русских былинах — и это меня в свое время очень удивило — к Батыю нет резко негативного отношения. Он, конечно, враг, русские богатыри его побеждают, но при этом относятся к нему весьма снисходительно, как к «своему поганому», чему‑то привычному, почти родному злу, которое приходится терпеть. Русский богатырь без особого труда может его и перехитрить, и победить…

— А потом проявить к нему редкостное великодушие?

— Да, именно так. Однако самое известное изображение Батыя в литературе — это, конечно, роман Василия Григорьевича Яна, который так и называется — «Батый». Это вторая часть его известной трилогии «Нашествие монголов». События в ней представлены так, как будто происходили на глазах вымышленного сподвижника Батыя, его придворного летописца.

Историей завоеваний Чингисхана Василий Ян заинтересовался еще в начале XX века, во время службы в Закаспийской области. По его собственному свидетельству, исходным толчком к написанию послужил сон, в котором будущему писателю привиделся сам Чингисхан.

По рекомендации Максима Горького издательство «Молодая гвардия» заказало Яну повесть «Чингиз-хан». Она была опубликована в 1939 году, а уже в начале следующего года автор сдал рукопись продолжения — «Батый». Когда началась война, сразу же оказалось, что эти произведения, посвященные тому, как противостояли завоевателям народы Руси и Средней Азии, звучат чрезвычайно актуально.

«Батый» был опубликован в 1942 году, его финал построен на контрасте. Лейтмотивом главы «А Русь‑то снова строится!» был перестук топоров на пожарище Перунова Бора, а в главе, посвященной торжеству победителей, старый Назар-Кяризек, участник похода на запад, вернулся к родной юрте не с добычей, а привел четырех коней с пустыми седлами: его сыновья полегли в ходе нашествия на Русь…

Кроме того, в советской литературе Батый присутствовал в дилогии «Ратоборцы» писателя Алексея Кузьмича Югова, переводчика и комментатора «Слова о полку Игореве». Первая книга дилогии называлась «Даниил Галицкий», вторая — «Александр Невский». Оба князя, как известно, приезжали в ставку к Батыю. Писатель изобразил его весьма толерантно — умудренным опытом правителем, но очень пожилым, больным и усталым…

Интересно, что определенный интерес образ Батыя вызывал и в пост­советской литературе. В конце 1990‑х годов вышел в свет роман писателя Олега Широкого «Батый. Полет на спине дракона». Автор пересказывал хорошо известные источники, давая их в виде хроники, а Батыя представлял борцом с некими темными, чуть ли не потусторонними, силами внутри самой Монгольской империи.

Казахский писатель Ильяс Есенберлин уже после распада СССР создал трилогию «Золотая Орда». Первая ее книга — про Батыя. Точно так же, как у Алексея Югова, полководец представлен пожилым человеком, который сам уже практически ничего не решает, перепоручив власть своему старшему сыну Сартаку. В принципе это в какой‑то степени соответствовало историческим реалиям, поскольку Сартак действительно в последние годы жизни Батыя был его фактическим соправителем. Но тот до конца жизни все‑таки сохранял контроль над улусом и вовсе не отходил от государственных дел.

— Известно ли, как выглядел Батый?

— Существует средневековый китайский рисунок, на котором, предположительно, изображен Батый, хотя прямых доказательств, что это именно он, нет. На нем Батый запечатлен молодым человеком, даже немного женоподобным. И это очень интересно, поскольку в монгольской средневековой хронике «Сокровенное сказание» (его еще называют «Тайная история монголов») его недруг, двоюродный брат и будущий монгольский хан Гуюк, как раз назвал Батыя «бабой с бородой». Так что можно предположить, что он действительно выглядел не очень брутально.

Есть свидетельства Вильгельма де Рубрука — посла французского короля Людовика IX в Монгольской империи: он лично общался с Батыем и оставил такую характеристику: «Я посмотрел на него, и мне показалось, что он ростом с господина Жана де Бомона». Так звали флотоводца того времени.

Поскольку изображений Бомона до нашего времени не дошло, это дало повод Карамзину в своей «Истории государства Российского» поехидничать: «жаль, что мы не имели чести знать господина де Бомона!». И, стало быть, не можем понять, какого же роста был Батый. Одно можно сказать точно: по всей видимости, если было сделано подобное сравнение, то он отличался либо очень высоким, либо, наоборот, очень маленьким ростом.

Другие изображения Батыя также не базируются на исторических сведениях. Например, на иллюстрациях русского летописного «Лицевого свода», созданного во второй половине XVI века, Батый (как, впрочем, и все монголо-татары) изображен европеоидом, и его очень трудно отличить от изображений русских князей, с которыми он воевал.

Установленный не так давно памятник Батыю в турецком городе Сегют воспроизводит образ типичного тюрка, причем в чалме. Батый вряд ли носил чалму, поскольку мусульманином не был. Большинство исследователей склоняются к тому, что он был последователем тенгрианства: это была официальная религия Чингизидов до того, как они в разных своих государствах принимали либо ислам, либо буддизм.

Кстати, не так давно даже в России были инициативы увековечить память о Батые. Так, в 2010 году прозвучала идея поставить ему памятник в Астрахани — городе, который, как уже упоминалось, он, предположительно, основал. Спустя несколько лет с подобной же инициативой выступили в Казани, основание которой также приписывается Батыю. В обоих случаях, разумеется, монументы не появились, учитывая практически единую общественную позицию. Хотя со времен «Великого западного похода» прошло уже без малого восемь столетий, в российской истории эту фигуру по‑прежнему воспринимают со знаком минус.



#Батый #Азия #история

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 120 (7696) от 03.07.2024 под заголовком «Дышащий пламенем».


Комментарии