Дело конокрадов

Материалы Российского государственного архива древних актов (РГАДА) донесли до нас подробности криминального происшествия, случившегося на наших землях в 1630 году, - тогда, после Столбовского мира, 400-летие которого отмечалось нынешней весной, они находились под шведским владычеством. Случай, о котором пойдет речь, произошел у современного села Орлино Гатчинского района Ленинградской области.

Иллюстрация BluOltreMare/shutterstock.com

В двух словах: на шведской территории были убиты двое «латышей» (так значилось в архивных документах), которые, очевидно, помешали конокрадам совершить злой умысел и защищали свой домашний скарб от налетчиков. Термин «латыши» обозначал тогда в широком смысле все прибалтийско-финское население, исповедовавшее лютеранство. Применительно же к этим землям речь шла о людях, которыми шведский король Густав II Адольф заселял полученные по Столбовскому миру 1617 года относительно малолюдные земли.

Убийцы были задержаны русскими властями по сигналу шведской стороны. Ими оказались двое русских подданных - Прошка Мельничник и Харка, а также подданный шведского короля «ижерянин» из Ингерманландии Гаврилко Еустратьев. Рядовое, казалось бы, дело оказалось весьма резонансным: о нем доложили даже шведскому королю, который требовал регулярных отчетов о ходе следствия. С головой погрузившийся в те годы в Тридцатилетнюю войну, он был кровно заинтересован как в спокойствии на границах, так и в стабильном освоении присоединенных русских земель: для снабжения войск требовался здешний хлеб...

Задержанные пытались оправдаться любыми средствами. Прошка обвинил в организации конокрадства своего хозяина Филиппа Лугвенева, у которого он строил мельницу. Якобы тот систематически принуждал своих дворовых людей ходить за рубеж ради конокрадства. За отказ хозяин якобы хотел Прошку «убить до смерти или ис пищали застрелить», но в итоге остановился на более гуманном наказании - прогнал со двора. Вскоре к оставшемуся без работы и, очевидно, без средств к существованию Прошке обратился дворовый человек Харка. Они и составили преступную группу. По дороге к ним присоединился шведский подданный Гаврилко... Тот на следствии отпирался: «по-русски говорить мало умеет, и рассказать подлинно не умел».

Филипп Лугвенев объяснил дело иначе. По его словам, «говорил он Прошке, что он мельницу делает мешкотно, гуляет», и на этой почве они пообщались «невежливо», «излаяли» друг друга «матерны», а затем Прошка, «ухватя жердь, бил его до полусмерти и хотел топором иссечь». Поэтому теперь Прошка и пытается свалить на него преступление...

Следствие зашло в тупик, и тогда Прошку с Харкой допросили «с пристрастием», и после пыток «они повинились, а сказали, побили де тех латышей они», причем на грабеж их подбил якобы именно Гаврилко, указавший конкретное селение, «а они до того про тех латышей не ведали». К иностранным же подданным пытки применять воспрещалось, и воеводы «пытать Гаврилку не велели, потому что он человек зарубежный».

О дальнейшей судьбе участников этой «международной банды» документы молчат. Однако случай показательный: в русско-шведском приграничье было очень неспокойно. Двумя годами ранее, в 1628-м, комендант шведской Нарвы сообщал русскому воеводе, что из шведских владений сбежали в русское царство с Дудоровского погоста «35 семей с женами и с детьми, и с слугами и с лошадьми, и с коровы». Речь шла о переселенцах, которые в шведское приграничье привезли из «Любской земли». Не исключено, что массовый исход новопоселенцев был связан не только со стремлением покинуть зону рискованного земледелия, но и с вполне реальной опасностью стать жертвами приграничных злодеев...