Болонья как символ эпохи
Существует область исторического знания, изучающая прозаические стороны человеческого бытия – жилище, одежду, питание, досуг... Действительно, нет сомнения, что без знания «простой жизни» и ее «мелочей» не может быть истинного понимания прошлого. Доктор исторических наук Наталия Лебина многие годы исследует вопрос о том, как смена политического курса в стране отражается... в быту. Ее книга «Повседневность эпохи космоса и кукурузы: деструкция большого стиля» в мае нынешнего года была отмечена Анциферовской премией в номинации лучших научно-исследовательских работ о нашем городе.
Фотографии начала 1960-х годов, безусловно, запечатлели дух свободы, пришедший на смену «большому стилю» сталинской эпохи. Границы мира как будто бы раздвинулись... ФОТО из ЦГАКФФД СПб
– Наталия Борисовна, что вы подразумеваете под «большим стилем»?
– Многие забывают том, что освобождение от сталинизма, начавшееся в середине 1950-х годов, выражалось не только в эффектных акциях свержения монументов «отцу народов», выносе его тела из Мавзолея и реабилитации жертв политических репрессий. В стране происходил слом сталинского бытового уклада, часто именуемого «большим стилем». Такое понятие гораздо шире, чем архитектура, искусство и литература вместе взятые.
Этот стиль демонстрировал могущество власти, ее пышность и помпезность. Его маркеры – московские высотки и монументальные «сталинки», тяжеловесные каноны телесной красоты (в образе «Девушки с веслом»), мебель в стиле ампир, даже пищевкусовые ориентиры – взять хотя бы «Книгу о вкусной и здоровой пище».
Однако вся эта роскошь была доступна только элитным слоям советского общества. Большинство обычных советских людей жили в коммуналках, при перманентной карточной системе и постоянном контроле над личной жизнью. Таковы были условия тоталитарного быта. Демократизация советского общества должна была включать в себя разрушение канонов «большого стиля» в сфере повседневной жизни.
Ее новые черты проявились еще до начала официальной критики культа личности. Уже осенью 1953 года были разрешены браки с иностранцами, запрещенные в 1947-м. В 1955 году отменен запрет на аборты. Сегодня часть российского общества настаивает на возвращении уголовного наказания за прерывание беременности. Подобные требования проистекают от незнания периода советской истории, когда власти своими табу калечили женщин. В стране росли женская смертность и показатели числа убийств новорожденных.
Изменения коснулись и количества свободного времени. В 1956 году была уменьшена продолжительность рабочего дня – до шести часов в предпраздничные и предвыходные дни. А еще спустя четыре года для всех рабочих и служащих установили семичасовой рабочий день.
Перемены в стране ощутили даже дети, ведь осенью 1954 года было ликвидировано раздельное обучение мальчиков и девочек в средней школе, которое являлось своеобразным копированием форм образования дореволюционной Российской империи.
Могу опираться и на собственные воспоминания. Когда умер Сталин, мне было четыре года. Конечно же, я ничего не понимала в политике, но помню, как внешние атрибуты обычной жизни стали довольно быстро меняться. По праздникам на доме академиков на 7-й линии Васильевского острова, где мы жили, перестали вешать огромный портрет Сталина, который закрывал окна всех квартир, выходивших на набережную Лейтенанта Шмидта. В 1955 году наши окна оказались свободными, и я с удовольствием из окна наблюдала за демонстрациями...
Соседи обменивались новинками литературы, вместе стояли в очереди перед Эрмитажем, чтобы попасть на первую в СССР выставку Пабло Пикассо, ходили в походы и пели песни Булата Окуджавы, слушали «вражеские голоса»... Ломался уклад академического быта с его неизбежным чинопочитанием и образами мастодонтов-академиков и их родственников. И это тоже было знамение времени...
Но самое главное: обычная жизнь менялась, становилось свободнее и веселее, и куда-то уходил страх. И этот, как теперь говорят, драйв остался со мной и многими моими ровесниками навсегда...
– Точно так же, как остались от той эпохи и «хрущобы»...
– Да, уже в конце марта 1953 года в Москве заговорили о новом подходе к строительству и о расширении индустриальных методов возведения жилья. «Чтобы успешно и быстро строить, надо проводить строительство по типовым проектам», – настоятельно требовал Хрущев. Началась борьба с так называемыми излишествами в архитектуре.
Сталинский ампир стремительно уходил в прошлое. По всей стране стали строить похожие на спичечные коробки дома, позже заслужившие не очень доброе прозвище «хрущобы». Почти тогда же в бытовой лексике появилось слово «гаванна». Так советские люди прозвали совмещенный санузел (гальюн и ванна), ставший особенностью жилого пространства в домах новой постройки.
К сожалению, историческая память сконцентрировалась в основном на анекдотах о характеристиках нового жилья. Мне тоже запомнилась байка о том, что успел и чего не успел Хрущев: удалось соединить в квартирах ванную с уборной, но не получилось совсем сблизить пол с потолком. Нравится мне и шутка о том, что в хрущевских квартирах кухня была узка в бедрах большинству женщин.
Однако бойкие остроты затмевают большую социальную значимость маленьких «хрущевок». А ведь именно благодаря им начала разрушаться ячейка прежнего мира – коммунальная квартира. Конечно, новое жилье отличалось минимализмом габаритов, но все равно оно было отдельным, и новоселье вызывало неподдельный восторг жителей коммуналок. У советского человека появилось частное пространство, где его жизнь не подвергалась бдительному контролю.
В одном только Ленинграде в результате хрущевской жилищной реформы около миллиона горожан улучшили свои жилищные условия. Кстати, продолжением деструкции «большого стиля» стало стремление к минимализму в интерьере. Малогабаритным квартирам была нужна новая мебель – без украшений и «излишеств». В квартирах ленинградцев появились журнальные столики, диваны-кровати, торшеры и люстры-тарелки...
– Есть определенные вещи, которые можно считать маркерами, характерными знаками эпохи...
– Конечно. Распад «большого стиля» совпал с общемировой научно-технической революцией. Быт превращался в «наукоемкую сферу». И у ленинградцев, например, резко увеличилось количество радиоприемников. С 1957 года власти отменили требование их обязательной регистрации в соответствующих органах, что расширило степень индивидуальной свободы.
Маркерами демократизации стали транзисторные приемники, самым вожделенным из которых была рижская «Спидола». Приемник казался очень небольшим по размерам и легким – всего 2,3 килограмма! Счастливые обладатели транзисторов могли, несмотря на глушители, слушать передачи Би-би-си, «Голоса Америки», радио «Свобода»...
А массовое внедрение в быт холодильников! Всем известно, что на ХХ съезде развенчали культ личности. А ведь на том же съезде был принят очередной пятилетний план развития народного хозяйства, согласно которому в 1960 году производство холодильников должно было возрасти более чем в четыре раза по сравнению с 1955 годом. Благодаря этому решению холодильники превратились в привычный атрибут городского обихода. А до этого они были чудом техники из витрины «большого стиля», доступным лишь элите.
Еще одной сенсацией стало массовое вхождение в быт телевизоров...
Полностью изменила повседневную жизнь и химизация народного хозяйства. Возможно, это прозвучит непривычно, но она стала средством разрушения канонов прежнего быта. Монументальность «большого стиля» базировалась, в частности, на натуральных шелках и мехах, теперь же в обиход вошли совсем другие материалы...
Многие из них, например нейлон, были открыты еще до войны, но в моду вошли на Западе в начале 1950-х годов. А буквально через несколько лет и в СССР произошло внедрение синтетики в одежду. Хрущев был увлечен идеей одеть людей с помощью достижений химии.
В начале 1960-х «на поток» поставили выпуск материалов с добавлением синтетики. Они затмили привычные сатин, ситец, шерсть и шелк, так как не садились после стирки и носились значительно дольше. Главным достоинством новых тканей стала «несминаемость»: их можно было не гладить каждый день. Это заметно раскрепощало людей.
В быт советских людей вошла ткань «болонья», названная так по имени итальянского города, где впервые было налажено ее производство. Плащи из нее сразу стали дефицитом, предметом зависти и фарцовки. Одежда из химических волокон оказалась не менее значимой для смены стиля повседневности, чем «хрущевки». Она символизировала быстрое, эффектное решение бытовых проблем... Та же химия меняла и гигиенические практики городского населения. Появились шампуни, стиральные порошки, система химической чистки одежды.
– Испытывала ли повседневная жизнь советских граждан в 1950 – 1960-х годах воздействие западной культуры?
– Конечно. Обывателю стало доступно западное кино, ставшее неким распространителем знаний о моде и образе жизни. Советский социум приобщился к общемировому процессу модернизации области быта. К примеру, к нам пришел уже характерный для западной культуры рационалистический стиль еды. Он основывался на полуфабрикатах и концентратах, на использовании фасованной продукции, продававшейся в супермаркетах и заведениях быстрого питания. В августе 1955 года и в СССР заработали первые супермаркеты – «магазины без продавцов». За год только в Ленинграде их количество возросло почти в десять раз.
Кстати, в 1959 году на выставке промышленных и культурных достижений США в Москве советские люди познакомились с кока-колой. «Шипучий керосин», как назвал его поэт Евгений Рейн, превратился для советского обывателя в символ западной жизни, своеобразный вкусовой ориентир.
Даже в традиции потребления алкоголя стали проникать элементы западной, в первую очередь американской, стилистики. В издании «Кулинария» 1955 года уже можно найти рецепты коктейлей, не слишком привычных для советского потребителя.
Вообще же «вестернизация» советского быта – результат не только ослабления «железного занавеса», но и реального, зримого увеличения внимания власти к нуждам обычных людей. Достижения научно-технического прогресса, которые при Сталине использовались или в военно-производственных целях, или для обслуживания элиты, становились доступными многим...
Что же касается торговли без продавцов, то она лишь внешне копировала западные супермаркеты. Для советского руководства она была частью программы преобразования общественных отношений на коммунистических началах всеобщего доверия. На рубеже 1950 – 1960-х годов по инициативе власти началась передача в руки общественности части государственных функций контроля. Появились первые автобусы без кондукторов, дружинники, преступников стали передавать на поруки трудовых коллективов... Происходило своеобразное разгосударствление общества.
– Закончились ли перемены вместе со снятием Хрущева?
– Нет, не закончились. Понимаете, если в политике мы точно знаем, когда завершился тот или иной период, то процессы повседневности имеют несколько иную природу. Говорить о том, что все закончилось со смещением Хрущева в 1964-м или разгромом «пражской весны» в 1968-м, нельзя. В повседневности откат к прошлому был уже невозможен. «Большой стиль» был разрушен до такой степени, что никакие решения по «замораживанию» общества не могли вернуть прежнюю стилистику жизни.
Более того, некоторые послабления продолжали проходить как бы по инерции. Например, согласно законодательству сталинского времени, развестись можно было только через суд и после обязательной публикации объявления о разводе в газете. Такие объявления печатались, в частности, в «Вечернем Ленинграде»... Эта норма закона, предававшая личную жизнь публичной огласке, очень раздражала людей. И отмена этой нормы произошла в 1965 году, уже после снятия Хрущева, то есть формально после окончания «оттепели».
– А новое, постсоветское, время, на ваш взгляд, имеет свои маркеры?
– Здесь я могу ответить как участник процесса становления новых бытовых канонов. Из политических решений, коренным образом изменивших устои повседневной жизни, надо, конечно же, назвать распад СССР в 1991 году. Он повлиял, например, на «коды» проведения отпускного досуга. Теперь для поездки в Эстонию – традиционное место отдыха ленинградцев – надо пересекать государственную границу.
Падение власти КПСС в том же 1991 году уничтожило мощнейший инструмент контроля над личной жизнью людей. Не секрет, что партийные инстанции в СССР выполняли роль ментора и в вопросах семейной жизни.
А знаменитая приватизация начала 1990-х, коснувшаяся и жилья! Решение вообще-то политического характера, но повседневную жизнь оно изменило в корне. В частности, появился официальный рынок купли-продажи и найма-сдачи квартир. Ну а из маркеров современности я бы назвала резкий рост числа личных автомобилей, а также появление в общественном транспорте дам в норковых манто. Последнее выглядит более чем нелепо, ведь подобные шубы еще не так давно были исключительным атрибутом роскоши...
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 145 (5762) от 10.08.2016.
Комментарии