Боги историка — факт и документ

Завтра исполняется 90 лет крупному российскому историку, главному научному сотруднику петербургского Института истории РАН, доктору исторических наук, заслуженному деятелю науки РФ, участнику Великой Отечественной войны, полковнику в отставке Валентину Михайловичу КОВАЛЬЧУКУ. Юбиляр — давний друг и автор нашей газеты, непременный участник «круглых столов», которые она проводила. Наша редакция, как и другие средства массовой информации, не раз привлекала В. М. Ковальчука в качестве научного консультанта при публикации новых материалов о блокаде Ленинграда. Не будет преувеличением сказать, что нет такого серьезного вопроса или спорной проблемы в истории войны и блокады, по которым Валентин Михайлович не высказал своего мнения на страницах «СПб ведомостей». Юбилейную беседу ведет с ученым наш обозреватель Игорь ЛИСОЧКИН.

— Что предопределило ваш выбор профессии историка? Увлечение юношеских лет?

— Знаете, я мечтал стать летчиком! Но в школе, где я учился, — кстати, построенной в 1927 году и получившей имя 10-летия Октября, — работали педологи, определявшие способности и склонности учеников. Они-то и посчитали, что мне больше подходят гуманитарные науки...

— Так вы коренной ленинградец?

— Да, я родился в Петрограде. Мой отец, украинский крестьянин Михаил Иванович Ковальчук, попал в столицу в 1914 году, когда был мобилизован и направлен на военный завод. Здесь он приобрел специальность токаря, женился на дочери рабочего Екатерине Петровне, а в июле 1916 года появился на свет я.

В конце 1917-го — начале 1918 года отец решил перебраться с семьей на родину, но из-за гражданской войны в свою деревню Лукановка попал только в 1920 году. За это время у меня появился младший брат Борис. В Лукановке мы прожили до 1929 года, когда отец решил, что необходимо возвращаться в Ленинград: «сыновей надо учить».

— Судя по всему, вы рекомендации педологов последовали?

— Да, после окончания 9-го класса я поступил на исторический факультет Ленинградского института философии, литературы, лингвистики и истории — ЛИФЛИ, который позже вошел в состав Ленинградского университета. Тем не менее мечту стать летчиком не оставлял. Я был второкурсником, когда был объявлен призыв «Комсомол — в авиацию!». Я решил, что настало мое время. Прошел несколько комиссий, но медики все-таки перекрыли мне путь в небо — не подошел по зрению. Так что пришлось заканчивать истфак.

— А что было дальше?

— Дальше мне предложили остаться в аспирантуре Университета. Но тут приехал начальник управления военно-морских учебных заведений и отобрал девятерых выпускников, среди которых был и я. Так я стал старшим лейтенантом и адъюнктом командного факультета в Военно-морской академии имени К. Е. Ворошилова. Из нас готовили преподавателей истории военно-морского искусства для высших военно-морских учебных заведений. На работу меня направили в июле 1941 года — в высшее Черноморское военно-морское училище в Севастополе.

— Вы стали свидетелем героической обороны Севастополя?

— Я находился там до января 1942 года — пока меня не назначили в исторический отдел Морского Генерального штаба. Работая в отделе, я на основе архивных документов писал хронику боевых действий Черноморского флота — впоследствии три тома этой хроники были изданы... Допущен я был и к несению оперативного дежурства на запасном флагманском командном пункте наркома Военно-морского флота адмирала Н. Г. Кузнецова, находящемся в Куйбышеве.

В Ленинград я вернулся только в 1951 году, став преподавателем в Военно-морской академии имени Ворошилова. Там же защитил и кандидатскую диссертацию.

— Была ли она уже связана с темой обороны Ленинграда?

— Нет, она была посвящена защите морских коммуникаций осажденного Севастополя. Ленинградская тема возникла, когда я, демобилизовавшись, перешел работать в Ленинградское отделение Института истории Академии наук СССР. С этого момента вся моя исследовательская деятельность стала связана с историей Ленинградской битвы.

Первой большой работой для меня в этом плане стало участие в написании пятого тома «Очерков истории Ленинграда», посвященного жизни и борьбе города в Великой Отечественной войне. Меня одного допустили к закрытым тогда документам, хранившимся в Институте марксизма-ленинизма, так что я собирал материал для всех авторов тома.

Наш пятый том «Очерков», вышедший в свет в 1967 году, стал первым фундаментальным исследованием самых разных сторон жизни и борьбы ленинградцев и их защитников. Он не потерял своего значения и сегодня.

— Вашему перу принадлежит более двухсот книг и научных статей. Среди них особое внимание привлекают такие, как «Ленинград и Большая земля. История Ладожской коммуникации в 1941 — 1943 гг.» и «Дорога победы осажденного Ленинграда. Железнодорожная магистраль «Шлиссельбург — Поляны» в 1943 г.».

Материалы этих двух книг, заново отредактированные и дополненные архивными материалами, вошли потом в вашу ныне широко известную монографию «Магистрали мужества. Коммуникации блокированного Ленинграда. 1941 — 1943».

Вас так увлекли подвиги именно ленинградских транспортников — водителей, железнодорожников, моряков?

— Без рассказа о подвигах этих людей было не обойтись, ибо их работа была воистину героической. Но главное состоит в том, что мне хотелось написать работу о наиболее важных фактах и явлениях войны и блокады. Замечу, кстати, что за книгу «Ленинград и Большая земля» мне была присуждена ученая степень доктора исторических наук...

Ленинград защищали люди ста пятидесяти национальностей, его поддерживала вся страна, и без этой поддержки, без Ладожской трассы и Дороги победы история битвы за Ленинград немыслима.

— При изложении исторических фактов вы опирались на свидетельства, самых компетентных лиц. Можно представить, с какой массой замечательных людей вам пришлось встречаться...

— Назову только некоторых из тех, кто делился со мной своими воспоминаниями. Это генерал армии М. М. Попов, маршал К. А. Мерецков, адмирал флота Н. Г. Кузнецов, главный маршал авиации А. А. Новиков, главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, маршал артиллерии Г. Ф. Одинцов, генерал армии И. И. Федюнинский, адмирал В. Ф. Трибуц, генерал-лейтенант Б. В. Бычевский. Это были выдающиеся военные деятели и люди высокой культуры. Они принимали участие в заседаниях ученого совета нашего института и рассказывали мне много такого, что не отражено в архивах.

— Валентин Михайлович, какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать успешно работающий историк?

— На этот ваш вопрос могу ответить, что прежде всего он должен «заболеть» избранной темой, уметь определить ее актуальность и степень изученности. И, конечно, обладать усидчивостью, трудолюбием и терпением при поиске нужных документов. Безусловно, основа истории это факт. Но историк обязан уметь факты анализировать и делать соответствующие выводы.

— За работой каких своих коллег вы следите особенно пристально?

— Надо сказать, я всегда себя чувствую представителем сильной ленинградской команды историков. Конечно, внимательно знакомлюсь с их исследованиями. И знаю, что появления новых интересных работ можно ожидать от таких известных ученых, как Геннадий Соболев, отец и сын Николай и Владимир Барышниковы, Михаил Фролов...

— А над чем работает сегодня сам юбиляр?

— Приступаю к подготовке второго издания своей книги «900 дней блокады. Ленинград 1941 — 1944». Первое вышло в прошлом году – в нем на основе новых документов рассматриваются проблемы, так или иначе связанные с причинами столь долгой осады города и тягот, выпавших на долю горожан и воинов. Новое издание будет дополнено новыми документами, а некоторые темы будут представлены более подробно.

— Вас никогда нельзя было счесть диссидентствующим исследователем. Вы историк явно академического профиля. Но я помню время, когда, для властей, для высших партийных кругов города и страны вы были персоной нон грата. Почему так вышло?

— Это связано с уточнением числа ленинградцев, погибших от голода в первую блокадную зиму. Однажды наступило время, когда многие стали понимать, что количество жертв блокадного голода, впервые названное на Нюрнбергском процессе, — 632 тысячи 253 человека, — является неполным, преуменьшенным. Но на публикации любых данных по этому поводу был наложен цензурный запрет. А мы с Геннадием Леонтьевичем Соболевым опубликовали в журнале «Вопросы истории» статью «Ленинградский реквием (о жертвах населения Ленинграда в годы войны и блокады)», в которой утверждали, что их число не менее 800 тысяч. Эта цифра, кстати, вошла в пятый том «Очерков истории Ленинграда». Наше утверждение было явным нарушением принятого порядка, что навлекло на нас с Соболевым различные неприятности.

— Наша с вами беседа о павших за Ленинград, опубликованная в свое время на страницах «СПб ведомостей», называлась «Сколько же нас тогда погибло?» Надо заметить, что в ней вы называли уже иное число жертв голодной смерти...

— Безвозвратные потери фронтов, оборонявших город и освобождавших его от блокады, составили 980 тысяч человек. Что касается гражданского населения, то на протяжении сорока лет работы в четырнадцати разных архивах я никогда не упускал возможности сверить и, если требуется, скорректировать статистические данные. В последние годы я пришел к выводу, что названное нами в статье «Ленинградский реквием» число является несколько завышенным и что на самом деле от голода в Ленинграде погибли от 715 до 750 тысяч горожан.

— Вы выразили тогда надежду, что точное число погибших еще будет опубликовано...

— Подсчеты здесь осложнены одним важным обстоятельством: многие ленинградцы умерли от голода уже за пределами блокадного кольца во время эвакуации: на Ладоге, в Кобоне, в железнодорожных эшелонах. Дороги, по которым следовали эвакуированные, — это цепи блокадных могил. Там есть и крупные захоронения. О некоторых из них — например, в Рязани — известно буквально все, о других, к примеру, в Свердловске никто ничего не знает, неизвестно даже общее число погребенных. Я таю надежду, что документы, связанные с этими захоронениями, все-таки будут обнаружены в архивах, и тогда появится возможность назвать истинную цифру, которая уже не будет вызывать сомнений.

— Я знаю, Валентин Михайлович, у вас немало званий и наград. Какое отличие вы считаете для себя наиболее почетным?

— Высокой честью я считаю присуждение мне в 2003 году литературной премии имени маршала Советского Союза Л. А. Говорова. Меня давно привлекает личность этого замечательного человека. С одной стороны — великий полководец, один из маршалов Победы, с другой — невероятно сдержанный и скромный человек. Его жизнь всегда имела две составляющие — труд и учеба. Он всегда трудился не покладая рук, учился сам и учил других.

Журналисты «СПб ведомостей» загодя присоединяют свои голоса к тому потоку приветствий, который маститый ученый получит завтра, и надеются на продолжение его сотрудничества с газетой.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 132 (3679) от 21.07.2006 года.