Поэт и дипломат

Казалось бы, разве можно открыть еще что-то новое в бесконечно уже исследованной пушкинской теме? Оказывается, да. К примеру, возможность уточнить некоторые подробности биографии поэта дает вдумчивый анализ знаменитой картины Григория Чернецова «Парад и молебствие по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 на Царицыном лугу в Петербурге» из собрания Русского музея. Рискну предложить собственную трактовку.

Во главе кавалькады - государь Николай I. За ним, в белом мундире, - австрийский посланник Шарль Фикельмон. Фрагмент картины Григория Чернецова.
Из коллекции Русского музея

Для начала поясню, о каких военных действиях идет речь. Естественно, об «усмирении Польши» в 1830 - 1831 годах. В Западной Европе мятеж вызвал отклик немалого числа сторонников польской независимости и, соответственно, - противников Российской империи. Депутаты французского парламента даже призывали правительство своей страны к военному вмешательству в защиту поляков. Ввиду угрозы интервенции со стороны Франции Николай I на некоторое время вынужден был задержать в западных районах империи сводные полки гвардии.

Картина Чернецова воспринимается как коллективный портрет николаевской эпохи. Один из фрагментов полотна (в правой части) напоминает о важной роли в решении «польского вопроса» дипломатии и... поэзии.

На первый взгляд, может показаться странным, что на картине среди «лучших людей империи» изображен редкий иностранец - австрийский посланник в Петербурге Шарль Луи (Карл Людвиг) Фикельмон. Причем он запечатлен художником даже не среди зрителей, что больше отвечало бы реальному положению вещей, а в свите русского царя - верхом на коне. Едва ли не в одном ряду с начальником Третьего отделения графом А. Х. Бенкендорфом. По всей видимости, «почетное» положение Шарля Фикельмона на холсте - дань уважения и признательности австрийцу за его поддержку России в польских делах.

Интрига же состоит в том, что в тайнах дипломатической переписки австрийского посланника оказался замешан Пушкин. Образно говоря, донесения Шарля Фикельмона в Вену о событиях вокруг Польши не произвели бы там должного эффекта, если бы за спиной австрийского посла не стоял поэт.

История почти детективная: содержание писем главы австрийской миссии в Петербурге пушкинистам стало известно только спустя почти полтора века после описываемых событий, как раз в связи с поисками в архивах австрийского МИД материалов, имеющих отношение к биографии и творчеству русского поэта. Обнаруженные там подробности переписки дипломата не оставляют сомнений в том, что Пушкину изначально было заказано место на парадной картине не в качестве стихотворца и не столько во славу его поэтического дарования, а как деятельного участника исторического процесса, приравнявшего «перо к штыку».

За несколько недель до взятия русскими войсками мятежной Варшавы Пушкин пишет оду «Клеветникам России», ставшую «гимном злободневности» тогда, когда русское общество испытало чувство национального подъема, сходное с теми переживаниями, что Россия пережила в войне с Бонапартом. В стихах звучали грозные слова о том, что может ожидать врагов России на бескрайних русских просторах: «Так высылайте ж к нам, витии // Своих озлобленных сынов: // Есть место им в полях России // Среди нечуждых им гробов».

Стихи оказались созвучными с теми настроениями, которые обуревали тогда и русского царя. В сентябре 1831 года молниеносно была выпущена брошюра, куда вместе с «Клеветниками» вошли также пушкинское стихотворение «Бородинская годовщина» и «Старая песня на новый лад» В. А. Жуковского. Появился перевод стихов из сборника на немецком языке; сподобился на французский перевод «Клеветников» президент Императорской академии наук Сергей Уваров...

Но главное - другое: слово поэта было услышано и теми самыми «клеветниками», к которым оно было обращено. «Помогли» домочадцы посланника - живущие с ним под одной крышей посольства супруга посла Долли (Дарья Федоровна) Фикельмон и ее мать, старинная приятельница и адресат писем Пушкина Елизавета Михайловна Хитрово. Произошло это следующим образом. К концу октября 1831 года теща дипломата прислала поэту, как сказали бы сегодня, авторизованный прозаический перевод его нашумевшего стихотворения на французский язык, чтобы он проверил, соответствует ли «переделка» оригиналу. (Перевод принадлежал если не самой Хитрово, то кому-то из ее литературного окружения.)

Как потом выяснилось, сделано это было по просьбе самого Шарля Фикельмона. 4 (14) ноября 1831 года он отправил письмо своему шефу - министру иностранных дел Австрии видному европейскому политику Миттерниху. В своем послании Фикельмон приводил слова одного из помощников императора графа А. Ф. Орлова, который льстиво замечал царю: «Не забудьте, государь, что за вами сорок миллионов русских, которые веками воевали с поляками и имеют перед вами больше прав, чем четыре миллиона поляков». Дипломат продолжал: «Такая же мысль отразилась в стихах Пушкина, верный перевод которых я здесь присоединяю. Они были написаны поэтом в Царском Селе и были одобрены императором. Благодаря этому они еще более привлекают внимание».

Депеши Фикельмона стали для Миттерниха еще одним аргументом в пользу того, чтобы не использовать силу оружия в защиту «несчастной Польши», о чем негласно стало известно и его партнерам в Париже и Лондоне. Угроза европейской войны миновала, и в конце января 1832 года последовало высочайшее распоряжение Николая I снять русские войска с позиций на западных рубежах империи.

Прошло еще некоторое время, и в ноябре 1833 года Шарль Фикельмон за участие в решении «польского вопроса» был награжден - редчайший случай! - высшей наградой Российской империи - орденом Св. Андрея Первозванного. Шлейф царского благоволения за причастность к решению важной государственной задачи коснулся и Александра Пушкина: летом 1832 года государь дал указание установить ему за работу в архивах над биографией Петра I невероятно высокий оклад, сравнимый с годовым содержанием заместителя департамента какого-либо министерства или губернатора. Пять тысяч рублей ассигнациями - в два с половиной раза больше, чем когда-то получал настоящий «граф от истории» Н. М. Карамзин.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 025 (5887) от 10.02.2017.