Владимир Викторович ВАСИЛЬЕВ

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

Спартак двадцатого века

Их с восторгом принимала публика во всех лучших залах мира.

Эти артисты удостоены практически всех наград и званий ХХ века. Но они предпочитали, чтобы в анонсах о выступлениях было написано только: танцуют Екатерина Максимова и Владимир Васильев. Этого было достаточно.

В нынешнем году артист балета, хореограф, режиссер, художник Владимир Васильев отметил 75-летие: в Большом театре в Москве – грандиозным представлением собственной режиссуры, в Петербурге – выставкой художественных работ в Фотосалоне имени Карла Буллы.

– Владимир Викторович, ваш юбилей в Большом театре зрителям, поклонникам вашего искусства, друзьям запомнится надолго. Как пришли к решению именно так отметить свой 75-й день рождения?

– Спектакль, который прошел на сцене Большого театра 18 апреля, в мой юбилей, я ставил в Казани. Готовился к нему десятилетия. Ведь за всю историю этой музыки – месса си-минор Иоганна Себастьяна Баха – никто на нее постановок не делал. А ведь ее называют философской исповедью композитора. И в конце концов идея, которая многим казалась бредовой, получила свое воплощение на театральной сцене.

В Большом театре в мой юбилей предложили организовать концерт с выдающимися исполнителями из лучших балетных театров мира. Ведь вся моя жизнь артиста прошла в Большом. И меня спросили, каких танцовщиков я хотел бы увидеть в этот день, кого из артистов пригласить? Я ответил: ничего не хочу абсолютно, простите, подобные юбилейные концерты уже поднадоели.

А мне просто-напросто хотелось того, что самому по душе. Я привык в свой день рождения сам дарить подарки, это гораздо лучше и приятнее, нежели когда что-то получаешь от других. Поэтому предложил в этот день показать поставленный мною спектакль, но для этого нужно, чтобы труппа из Казани приехала в Москву. В Большом с моим предложением согласились. И вот весь Казанский театр прибыл в столицу, ведь в спектакле занято очень много людей. Понятно, что превалирует музыка Баха, она стержень спектакля. Но в постановке заняты и оркестр, и хор, и солисты балета, и кордебалет. В итоге получился спектакль о собственной жизни. И о жизни каждого.

– Где еще отмечали юбилей? Вас ведь наверняка хотели бы видеть во многих городах России и всех столицах мира.

– Конечно, можно было бы проехаться по всему свету, и везде бы встречали с распростертыми объятиями. Предложений было очень много. Но все это не так просто, юбилеи очень утомляют, нужно отмечать выборочно. Организовать вечер сложно и хлопотно, но у меня теперь появилось подспорье – выставка художественных работ, тем более что написано уже несколько тысяч акварельных рисунков, картин. Поэтому в Москве и Казани прошли спектакли в моей постановке. А в Риме и Петербурге – выставки. Все же приятно, когда собираются люди, которые тебя хорошо знают и любят. И это для меня лишний повод встретиться с теми, с кем не виделся очень давно. На открытии выставки в Петербурге говорили так много хорошего, что в конце я даже обратился к присутствующим с речью: «Теперь я знаю, чего вам всем, мои дорогие, пожелать. Чтобы на каком-то этапе вашего жизненного пути вам тоже сказали так много теплых и хороших слов!».

– Давайте вспомним вашу замечательную карьеру балетного артиста. Москва и наш город – вечно конкурирующие российские столицы, в балетной сфере тоже. И, к сожалению, вы нечасто выступали в Ленинграде.

– Может быть, и редко, но чаще, чем многие другие. Однако именно в вашем городе была сделана большая часть моих работ на телевидении. К примеру, известный фильм «Фуэте» тоже сделан здесь с артистами Малого театра оперы и балета и Мариинского театра. Улица Зодчего Росси и та квартира, которую мы с Катей приобрели здесь и где жили много лет во время приездов в Петербург, стали для нас родными. Хотя, вы правы, москвичи довольно редко здесь танцевали. Но мы с Катей, может быть, еще Майя Плисецкая, выступали на балетных площадках вашего города чаще многих.

– За балетной жизнью Ленинграда успевали следить, были у вас здесь друзья?

– Конечно, мы знали, что происходит везде в балетном мире. А здесь я первый раз выступал, еще будучи совсем юным артистом, – в мой выпускной год Московское хореографическое училище приехало сюда с отчетным концертом и мы танцевали на сцене Ленинградской филармонии. Это было очень давно, более 50 лет назад.

А друзей у меня очень много во всех городах мира. В Ленинграде самыми близкими были артисты Инна Зубковская и Вячеслав Кузнецов. Конечно же, Татьяна Михайловна Вечеслова. Премьер Кировского балета Юрий Соловьев, ведь мы же с ним в один год заканчивали балетное училище. Это был совершенно ужасный случай: мы приехали, чтобы первый раз танцевать в Ленинграде в спектакле «Дон Кихот» – это веселый замечательный спектакль. И за день до этого случилась трагедия с Юрой (народный артист СССР Юрий Соловьев покончил с собой 12 января 1977 года. – Ред.). Еще дружили с замечательной артисткой Кировского театра Валентиной Ганибаловой, на нее нельзя было не обратить внимание, и ее мужем – известным реставратором Савелием Ямщиковым. Этот человек с могучим интеллектом оказал на меня большое влияние – огромная эрудиция, эмоциональный, непримиримый, он поражал не только своими знаниями, а философским отношением к жизни, к делу.

– Произнеси вашу фамилию — и многие скажут: «О, наш Спартак!». Это была ваша любимая партия?

– Вот видите, куда ни приезжаешь, в первую очередь вспоминают именно эту мою роль – Спартака в одноименном спектакле. И эту партию многие называют моей главной. Я так не считаю, хотя, конечно, она была очень значимой. Может быть, это и банально звучит, но все мои роли для меня были любимыми. Это не просто слова: каждая роль, которую я готовил, на этот период становилась для меня главной. А как же, ведь в каждую из них ты вкладываешь свою душу, поэтому они и становятся важными и любимыми.

– Но работа в каких спектаклях запомнилась вам особенно?

– «Лауренсия», «Дон Кихот», «Жизель», «Щелкунчик», «Каменный цветок», уже упомянутый «Спартак» и другие. Признаюсь вам, с самого начала, еще когда заканчивал хореографическое училище, я не думал, что для многих стану образцом классического стиля на балетной сцене. Я не любил тогда роли принцев, они мне не нравились, были для меня неинтересными, так как в них заложен некий штамп исполнения, а потому казались в какой-то степени даже фальшивыми. Мне нравилось исполнение партии принца, скажем в «Лебедином озере» или «Жизели», только когда танцовщик – его физиология, его линия, его форма были идеальными. Тогда я мог смотреть спектакль. Такое отношение объясняется просто, я не обладал этими изумительными пропорциями классического танцовщика.

– То есть, несмотря на всю свою славу, принцем балетной сцены вы себя не чувствовали?

– Ничуть. Я вообще любил острохарактерные роли, обожал выступать в спектаклях «Лауренсия», «Дон Кихот», в том же «Спартаке» – это мое. Еще когда выпускался из балетного училища, на меня был поставлен балет «Франческа да Римини», где я исполнял роль старика – ревнивца Джотто. Тогда многих удивило, что мальчишка 18 лет выступает в такой роли.

– Ваш дуэт с Екатериной Максимовой зрители никогда не забудут. Непросто выступать на сцене со столь близким человеком – супругой?

– На сцене все хорошо, нелегко приходилось на репетициях, при подготовке спектакля. Мы с Катей с первого класса дружили, вся жизнь прошла вместе. А вот внутренний творческий процесс у нас проходил по-разному. Я это понял только после того, как она ушла из жизни. Так долго мы смогли вместе прожить, выступать, любить и уважать друг друга только по одной причине – потому что мы разные. Я спринтер, а Катя была стайером. Она не сразу входила в роль, постепенно ее осмысливала. А если я долго входил в роль, то это значило, что для меня она неудобна и вскоре становилась неинтересной. Я должен был с самого начала понимать своего героя, хотя, конечно же, над исполнением роли много размышлял. Как и сейчас, если мне нужно что-то сделать творческое, к примеру, написать о ком-то статью, я всегда долго думаю. Но зато потом, когда мысли созреют, одна ночь – и все сделано.

– В те времена самыми горячими артистическими новостями были так называемые «бегства» – Рудольфа Нуреева, Михаила Барышникова, Александра Годунова, когда они не возвращались с гастролей на родину. Как вы к этому относились? У вас с Екатериной не было подобных мыслей?

– Никогда. И никогда к этим артистам я не относился как к предателям родины, хотя именно так их тогда изображали. Я же всегда прекрасно понимал, что такое для артиста разнообразие стиля, разнообразие стран, где тебя хотят видеть, где любят. Наше время, к сожалению, грешило тем, что подобного выбора, таких возможностей не было. Вернее, выбор был единственным – либо ты здесь, либо по ту сторону границы, никому это счастья не приносило.

Сейчас же ни у кого в мыслях нет задать вопрос: почему тот или иной артист чаще выступает за границей, нежели в России. Да потому, что границы стираются, а в творчестве – тем более. Дирижер и мой большой друг Слава Ростропович яркий тому пример. Ему и всей планеты было мало, была бы возможность выступить в космосе, он и туда бы устремился. В свое время, когда его здесь клеймили, я не стал подписывать письмо против Ростроповича и Вишневской, хотя к нам с этим настоятельно обращались. Сказал, что не могу, и Катя тоже. Потому что мы от общения с этим человеком, от творчества его и Галины Вишневской получали огромное удовольствие, видели, насколько они были погружены в работу. Вот и все.

И с Рудольфом Нуреевым то же самое. С Барышниковым та же история. Хотя их нельзя сравнивать, и причины, по которым они остались за границей, тоже, думаю, были разные. У Нуреева, насколько я знаю, здесь не было близких друзей. А держат же нас не березки, не природа, а близкие люди, родные, друзья. Кроме того, даже если мы жили в несогласии с политической линией, нам не приходило в голову убегать. Мое мнение, надо доказывать свою точку зрения собственной работой. Думаю, мы бы жили по-другому, значительно лучше, если бы каждый из нас занимался своим делом и, несмотря ни на что, отдавал бы ему все свои силы, свое творчество.

– Балетный мир сегодня отличается от мира того поколения. В ваши времена были такие гранд-артисты, как вы, Екатерина Максимова, Майя Плисецкая, Марис Лиепа...

– Мир танца вырос количественно, это безусловно, и техника стала выше. Когда Мессия один, на него и смотрят, как на бога. Поэтому и на нас смотрели, как на богов. А сейчас много артистов, средний уровень стал гораздо выше. И очень трудно быть на десять голов выше тех, кто рядом с тобой. Для этого надо быть просто гениальным артистом, а сейчас есть много хороших. Хотя, возможно, и отношение стало несколько другим.

– О сегодняшней ситуации в Большом театре спрашивать не будем, хотя у вас наверняка есть свое мнение. Нам ближе Петербург. Как вы относитесь к назначению руководителем Вагановского училища Николая Цискаридзе, которое вызвало много споров?

– Об этом меня точно не надо спрашивать, это все административные решения. Николай Цискаридзе – умный талантливый человек, а пристрастия могут быть у каждого свои. А результата, как я и говорил, надо добиваться делом. Если балетное училище вырастет, появятся новые талантливые артисты, значит, честь и хвала его руководителю.

– Сейчас стало больше балетных школ, например, Борис Эйфман организовал при своей труппе школу. Чем больше балетных училищ, тем лучше?

– Эйфман организовал свою школу, и это очень важно. У Леонида Якобсона был свой театр, своя школа. Надо понимать, что история таких театров, как Большой, как Мариинский, соткана из выступлений многих поколений артистов, подготовленных по классическим канонам. Об этом не надо забывать, но необходимо развивать и современные балетные школы. Правда, у некоторых сегодняшних молодых специалистов есть болезнь: они приходят и думают, что все, что было до них, – это ерунда, а история начинается с них. Это часто вредит делу.

– Многочисленные танцевальные телевизионные конкурсы полезны для развития балета, повышения его уровня?

– Безусловно, они привлекают интерес к танцу как таковому. Но главный вопрос – как это делается. Если мы говорим об искусстве, то в нем главное не что делать, а как, каким образом создать произведение?

– Вы с Екатериной Максимовой удостоены всех мыслимых и немыслимых наград: народные артисты СССР, лауреаты Государственных премий СССР и России, премий Ленинского комсомола, награждены орденом Ленина, вам присуждалось звание «Лучший танцовщик ХХ века» и еще многое-многое. Какие из этих наград и званий для вас самые главные, самые важные?

– Меня как-то спросили перед выступлением, что из ваших титулов указывать в афише? Я ответил: напишите, танцуют Екатерина Максимова и Владимир Васильев. Для человека самое дорогое – его имя. А любителям балетного искусства наши имена известны без всяких титулов.

– А какое чувство для вас самое важное в жизни?

– Мне впервые задают такой вопрос, даже не задумывался об этом... Для творчества чувства нужны самые разные.

– Думалось, как человек искусства, вы скажете: любовь. Ведь она наполняет человека эмоциями и страстями.

– Первооснова всего – безусловно, любовь. Но мы об этом не думаем, она сама наполняет нашу жизнь. А, например, на нынешнем этапе жизни важно и здоровье. Не зря же на рус-ских застольях самый популярный тост – за здоровье!

– В вашей жизни вас чаще захватывала любовь или работа?

– Больше работа.

– У поэта Иосифа Бродского есть строка «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной...» Итоги подводить всегда рано, но что бы вы сказали о своей жизни на нынешнем ее этапе?

– Нет-нет-нет. Не надо подводить итоги. Мне еще рано. А потом будет поздно, я это понимаю. На каждом этапе я занимаюсь тем, без чего не могу жить. В данный момент – это живопись. Я без нее не могу. А кто знает, что будет завтра?..

Подготовил Олег РОГОЗИН

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 129 (5502) от 17.07.2015.