Михаил Иванович ФРОЛОВ
ФОТО Сергея ГРИЦКОВА
Жертвы не были напрасными
Январь для нашего города – по традиции, «блокадный месяц». Сегодня тема обороны города в годы Великой Отечественной войны продолжает оставаться в фокусе общественного внимания.
На многие вопросы дает ответы в своей новой книге «Блокада. Битва за Ленинград» профессор Ленинградского госуниверситета имени А. С. Пушкина, вице-президент Академии военно-исторических наук, полковник в отставке, фронтовик Михаил Иванович ФРОЛОВ, отметивший в конце минувшего года 90-летний юбилей.
– Михаил Иванович, казалось бы, нам сегодня уже более-менее все известно о блокаде и битве за Ленинград, но ведь остаются темы и сюжеты, до сих пор мало или недостаточно изученные исследователями...
– На мой взгляд, блокада Ленинграда – исторически неисчерпаемое явление. Она бездонна по содержанию трагедии, пережитой ленинградцами, и по великому духу, проявленному ими. Поэтому сколько бы ни писали мы, до нас и после нас, всегда найдется что-то новое, такое, что было прежде неизвестным или оставалось в тени.
В своей книге я не пытался произвести какие-либо открытия. Моей задачей было, используя российские и немецкие архивы и исследования, показать блокаду во всей ее масштабности и неразрывном единстве духовного взлета и одновременно ужаснейших мук и страданий, выпавших на долю горожан. Ведь то, что произошло с Ленинградом, не знала прежде мировая история... Вместе с тем я попытался найти новые подходы и что-то уточнить. В первую очередь – число мирных жителей, ставших жертвами блокады.
– Полемика по этому вопросу ведется уже не первый год...
– Да, ведь первоначальные официальные данные, которые огласили сразу же после войны, расходились между собой на полмиллиона. Первые сведения были опубликованы 25 мая 1945 года, когда закончила работу правительственная комиссия по определению ущерба, нанесенного фашистами в годы войны. Тогда прозвучала цифра – примерно 640 тыс. мирных жителей погибли в Ленинграде во время блокады. Но еще раньше, в 1943 году, была опубликована справка похоронного бюро Ленинграда. Согласно ей, с начала блокады до конца 1943 года в Ленинграде были погребены один миллион двести тысяч человек.
– Конечно же, такое несоответствие не могло не привлечь внимания историков...
– Впервые к этой теме обратились Валентин Михайлович Ковальчук и Геннадий Леонтьевич Соболев, опубликовав в 1965 году в журнале «Вопросы истории» статью «Ленинградский «реквием», где обосновали цифру: не менее 800 тыс. человек. С ней согласился Георгий Константинович Жуков, опубликовав в журнале «Коммунист» статью, посвященную битве за Ленинград. В ней он употребил эту же цифру – 800 тыс. погибших.
Однако против совершенно неожиданно выступил Дмитрий Павлов, в годы войны уполномоченный ГКО по продовольственному снабжению Ленинграда. Он заявил, что надо стоять насмерть и не отходить от той цифры, которая прозвучала на Нюрнбергском процессе, то есть 640 тыс. А ведь уже тогда эта цифра практически сразу же была уточнена в сторону увеличения – до 689 тыс. чел. Тем не менее после возмущения Павлова сверху пошла команда, и цифру Ковальчука – Соболева положили «под сукно».
Тем не менее историков это не остановило, исследования продолжались. Андрей Ростиславович Дзенискевич, автор монографий по истории блокады Ленинграда, доказал, что данные похоронного бюро были завышены. Во-первых, в них включались захоронения и гражданских лиц, и военнослужащих. Во-вторых, и самое главное, он выявил факты массовых приписок при захоронениях. А возникали они таким образом: каждый из членов бригады, которая перевозила умерших на кладбища (а это группа из двух-трех человек), получал за каждую сотню перевезенных 50 граммов водки и 100 граммов хлеба. И они приписывали в два раза. Приписки обнаружили, доложили председателю Ленгорисполкома Петру Попкову, но не так просто было с этим бороться...
В начале 2000-х годов мне пришлось серьезно заниматься изучением смертности в блокадном Ленинграде, во время эвакуации и последствиями голода. Мы пошли по пути изучения домовых книг, взяв за основу Васильевский остров, поскольку там оказались наиболее полные сведения. Получилось, что умерших было примерно 30%. Провели социологическое исследование людей, у которых родные погибли в блокаду. И тоже вышли на цифру примерно 30%. Это совпадение дало нам основание прийти к выводу, что из того населения, которое оказалось в Ленинграде после 8 сентября 1941 года, погибли порядка 30%.
Точное количество людей, оказавшихся в Ленинграде на момент начала блокады, определить невозможно, но примерно – 2 миллиона 450 тыс. человек. Есть данные, что в сентябре 1941 года было выдано два с половиной миллиона карточек, в октябре – на сто тысяч меньше. От этого количества людей погибли примерно треть – это 800 тыс. человек. Мы считаем эту цифру достаточно убедительной.
– Но ведь немало ленинградцев умерли во время эвакуации и уже на Большой земле
от последствий голода...
– Да, конечно же, мы внимательно занимались и этим вопросом. Мне, в частности, довелось работать в архивах Череповца, Вологды, Ярославля и Костромы. По просьбе Академии военно-исторических наук исследования проводили наши отделения за Уралом и на Алтае.
Данные в архивах сохранились. Ведь каждый поезд эвакуированных ленинградцев встречали, как правило, два представителя: один по линии эвакуации, другой – от партийных органов. Учитывалось количество прибывавших эшелонов, составлялись пофамильные списки. Единственное, что не фиксировалось, – сколько людей умерли в дороге. Самый тяжелый отрезок пути был до Вологды, Ярославля и Костромы.
В результате мы выявили, что из эвакуированных ленинградцев 5 тыс. умерли в Вологодской области и 15 тыс. в Ярославской, которая во время войны включала в себя и нынешнюю Костромскую. В Ярославле мы в архиве обнаружили напечатанные, но не изданные списки похороненных ленинградцев, – 9 тыс. чел. За Уралом количество погибших ленинградцев исчислялось сотнями.
В итоге мы пришли к выводу, что количество ленинградцев, умерших в эвакуации и по дороге на Большую землю, – не больше 30 тыс. Все разговоры о ста тысячах погибших и так далее не имеют под собой никакой документальной основы...
– Как бы то ни было, жертвы блокады колоссальны... Существует мнение, с которым трудно согласиться: мол, чтобы спасти людей, Ленинград надо было сдать врагу. Допустимо ли вообще так ставить вопрос?
– В ходе наших исследований мы задавали вопрос жителям блокадного Ленинграда: как бы они отнеслись к тому, чтобы город объявили открытым и сдали его врагу – ради спасения родных и близких. И все были едины: этого ни в коем случае нельзя было делать! К тому же Гитлер строго-настрого приказал не принимать капитуляцию Ленинграда, если даже таковая последует.
Дважды в июне 1941-го, еще до начала нападения на СССР, Гитлер заявлял, что Ленинград надо стереть с лица земли. Военный отдел верховного командования подготовил Гитлеру записку о будущей судьбе Ленинграда. В ней было четыре варианта: первый – поступаем как с обычным городом, второй – выселяем женщин и детей, третий – заставляем их остаться там, четвертый – отдаем Финляндии. Резолюция Гитлера – все варианты неприемлемы!
– Сегодня некоторые историки доказывают, что немецкие войска не взяли Ленинград не потому, что его защитники сопротивлялись, а потому, что Гитлер этого не хотел...
– Приведу несколько красноречивых высказываний немецких военачальников. Как отмечал генерал Типпельскирх, ставший впоследствии военным историком, немецкие войска дошли до пригородов Ленинграда, но ожидаемого успеха не было из-за сопротивления советских войск, усиленных фанатичными ленинградскими рабочими.
Генерал Шмидт, командующий 39-м механизированным корпусом в составе группы армий «Север», 7 сентября 1941 года доносил Гитлеру, что такого ожесточенного сопротивления русских он не предвидел. Русские фанатично отстаивают каждый метр земли, взять Ленинград нет никакой возможности.
Иными словами, каждый из них подтверждает: хотели взять Ленинград, но не можем... Да, в немецком руководстве были разногласия по судьбе Ленинграда. По плану «Барбаросса» значилось: только после овладения Ленинградом наступать на Москву. Именно овладения, а не блокады или окружения. И именно такую задачу – овладеть Ленинградом – Гитлер ставил перед командующим группой армий «Север» фон Леебом. Но когда это сорвалось, начинаются различные подходы к проблеме — что делать с Ленинградом.
Уже 15 июля 1941 года начальник германского генерального штаба Гальдер записал в дневнике: с Ленинградом надо ограничиться окружением. И Гитлер 17 июля тоже впервые применяет слово «окружение» применительно к Ленинграду. Однако 21 июля снова дает команду на овладение Ленинградом. Директива Гитлера 21 августа – ограничиться окружением.
Однако 6 сентября Гитлер принимает решение перебросить «ударный кулак» группы армий «Север», в том числе 4-ю танковую группу, на Москву. Лееб подчинился, хотя и не был согласен, и с имевшимися силами продолжал атаки на Ленинград. 19 сентября он предпринял мощную попытку наступления на Ленинград через Пулковские высоты. И только к концу сентября пришел к выводу, что взять Ленинград не в состоянии.
В конце сентября 1941-го Гитлер издает директиву: «Ленинград стереть с лица земли». К нему обращается штаб военно-морского флота: там же гавани, заводы... Ответ Гитлера: ничего не надо! И 7 октября в адрес фон Лееба идет указание: уничтожить Ленинград. Не получилось... Летом 1942 года в беседе с Маннергеймом, когда Гитлер собирался во второй раз брать Ленинград, фюрер заявил: мы изменили наш план – сначала разрушим Ленинград, а потом будем его брать.
– Кстати, о Маннергейме, которого мы упомянули. Сегодня можно услышать утверждения, что он чуть ли не спас Ленинград во время блокады...
– Маннергейм так же виноват, как любой другой оккупант, в трагедии Ленинграда во время блокады. Вместе со всем тогдашним руководством Финляндии. Говоря об этом, я во многом опираюсь на труды Николая Ивановича Барышникова – самого крупного ученого, изучавшего участие Финляндии во Второй мировой войне.
В условиях перемирия, заключенного в конце Советско-финской войны 1939 – 1940 годов, четко говорилось: Финляндия больше ни с кем ни в какие союзы против СССР не входит. Этот пункт был нарушен. Когда Рюти в декабре 1940 года стал президентом, он сразу же заявил о будущем альянсе с Германией...
Финляндия готовилась к войне. В январе 1941 года начальник финского генштаба едет в Берлин, где обсуждает совместные действия против СССР. А затем проходят ответные визиты немецких и финских военных делегаций. За неделю до начала войны Финляндия выходит из Лиги Наций. Маннергейм вызывает генерала Талвелла и ставит задачу возглавить части, которые будут наступать на Ленинград.
То есть версия о том, что финны вступили в войну в ответ на наш бомбовый удар по Финляндии 25 июня, не выдерживает критики. Все было на мази, все было готово. Они ждали только предлога, за который можно было бы зацепиться.
Вторая легенда об участии Финляндии в Великой Отечественной войне – что для нее это была «война-продолжение». Ничего подобного! Они хотели не просто дойти до старой границы и вернуть то, что потеряли во время «зимней» войны, но захватить еще и часть Карелии. И об этом, знаете, кто написал? Сам Маннергейм! В приказе о наступлении в июне 1941 года. Там он явно обозначил цель вернуть Карелию, расширить границы до Белого моря, присоединить Кольский полуостров.
А почему они, дойдя до старой границы (а во многих местах перешли ее), не стали наступать на Ленинград? Сошлюсь и тут на Николая Ивановича Барышникова. Во-первых, финские войска за несколько месяцев войны понесли громадные потери. Во-вторых, мощное сопротивление Красной армии. В-третьих, у финнов них не было крупнокалиберной артиллерии. Чем им было прорывать Карельский укрепрайон? В-четвертых, серьезной проблемой финской армии стало дезертирство. Солдаты говорили: мы свою землю вернули, зачем нам воевать дальше?
Правда, Маннергейм при этом показал себя дальновидным руководителем. Он все время думал: а что будет дальше с Финляндией? Поэтому искал себе в будущем заступников. И прислушивался к тому, что говорили англичане и американцы...
– Михаил Иванович, в битве за Ленинград немало моментов, которым современные историки дают разные оценки. Нередко с горечью можно услышать, что огромные жертвы Невского пятачка были напрасными...
– Категорические не согласен! Они не были напрасными! Невский пятачок всегда так нависал над немцами, что мешал им делать многое из того, что они бы хотели. Постоянно отвлекал их силы. Трудно сказать, могли ли быть наши потери меньше или нет. Но жертвы не были напрасными, хотя и оказались крайне тяжелыми.
– Какую из наступательных операций войск Волховского и Ленинградского фронтов
вы считаете наименее изученной?
– Думаю, что Любанскую 1942 года, потому что над ней длительное время висело табу и черная завеса генерала Власова. К тому же мы понесли тогда очень большие потери, и виной тому были в том числе и наши собственные просчеты. А признавать их всегда очень непросто.
Напомню, до операции «Искра» января 1943 года было пять попыток прорыва блокады. В каждой из них можно еще покопаться исследователям, проанализировать, почему все они не увенчались успехом... Ведь самые изученные боевые действия – успешные. Хотя даже в операции «Искра» до недавнего времени оставались белые пятна. Ведь она все-таки осталась незаконченной. Силенок у нас тогда еще не хватало. И умения воевать тоже.
Недаром немецкие военачальники отмечали, что в 1941 и 1942 годах русские только учились воевать. Но учились очень здорово, были достойными противниками. А уже с 1943 года показывали образцы оперативного и стратегического военного искусства...
Подготовил Сергей ГЛЕЗЕРОВ
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 005 (5378) от 16.01.2015.
Комментарии