Гость редакции — Юрий ГРИГОРОВИЧ

ФОТО Александра Дроздова

Сейчас век спорта,
а не искусства

В Петербурге гастролирует Краснодарский театр балета, которым на Протяжении последних десяти лет руководит Юрий Григорович, выпускник Ленинградского хореографического училища, автор постановок «Ромео и Джульетта», «Спартак», «Золотой век», множества версий классических спектаклей, один из тех, кто прославил на весь мир Большой театр в частности и русский балет в целом. В нашем городе будут показаны шесть постановок Григоровича. На следующий день после окончания петербургских гастролей труппа улетает в Испанию на фестиваль имени Сервантеса. Там Краснодарский театр представит балет «Дон Кихот». А потом сразу отправится на Каннский фестиваль со знаменитым «Спартаком» и большой концертной программой.

— Юрий Николаевич, сейчас идет много разговоров о том, как усилить привлекательность нашего города для туристов. Высказывалась идея о проведении здесь международного хореографического конкурса, предположительно, где-то в ноябре — ведь летом гостей в городе и различных культурных мероприятий, соревнований и фестивалей и без того немало. Может быть, вы как профессионал подскажете, хорошая ли это идея. Какой может быть концепция такого конкурса?

— Честно говоря, меня настораживает предполагаемое время проведения этого мероприятия — ноябрь. Я председательствую и вхожу в состав жюри очень многих балетных конкурсов и в России, и в Америке, и в Японии. И все они проводятся летом. Потому что в это время молодые артисты освобождаются, у них отпуск, каникулы. Конечно, труппы большинства крупных театров едут на гастроли, но какие-то танцовщики могут быть незанятыми в этом выездном репертуаре. А вот после, в начале сезона, найти конкурсантов и собрать их, мне кажется, уже будет очень трудно.

Вообще подобные мероприятия — это замечательно. Мы, балетные люди, так редко бываем вместе, почти не видим, что делают коллеги. Кстати, идея международного хореографического конкурса сейчас зреет у нас в Краснодарском крае, в Сочи. Это, несомненно, удобно и привлечет дополнительную публику: лето, приморский город, курорт... Да еще представьте себе театр, похожий на Парфенон, возвышающийся над морем, с мраморной лестницей и колоннами...

— То есть подобных конкурсов действительно много и они, на ваш взгляд, необходимы?

— Разумеется. У нас на юге мы проводим еще и ежегодный российский конкурс — как бы генеральную репетицию перед международным соревнованием в Сочи. Отечественные театры, в особенности провинциальные, — обездоленные в материальном плане. А тут у трупп из Воронежа, Саратова, Новосибирска, из Якутии появляется возможность приехать и продемонстрировать коллегам и широкой публике свои достижения, лучших артистов. Это очень полезно для всех — сразу виден общероссийский балетный «рынок», если можно так выразиться.

В общем, конкурсы проводятся повсеместно, и это прекрасно. И поэтому-то меня сильно удивляет, почему в Петербурге, колыбели русского классического балета, нет своего хореографического смотра. Когда-то, правда, здесь был фестиваль имени Майи Плисецкой (московской, обратите внимание, балерины), но там ведь была довольно узкая конкурсная программа: участники без конца танцевали «Кармен» Бизе — Щедрина — партию, которой знаменита сама Плисецкая. В общем, это был очень специфический проект, направленный на освещение жизни русского балета вокруг имени Майи Плисецкой...

Гипотетический петербургский хореографический конкурс действительно мог бы стать очень важным событием. А уж сколько достойнейших фамилий одних только ленинградских балетных артистов и хореографов могло быть вынесено в его название! И это не говоря о Петипа, Павловой, Лопухове, Нижинской, которые тоже творили именно здесь.

А что касается туристов... Я бы не стал связывать их появление и резкий приток с возникновением такого мероприятия. Петербург же сам по себе чрезвычайно привлекателен для гостей!

— Вы следите за балетной жизнью города?

— Я редко бываю в Петербурге. Последний раз я переносил на сцену Мариинского свою «Раймонду» лет пятнадцать назад. С тех пор в жизни петербургского балета не участвую. Конечно, вижу каких-то молодых артистов на различных конкурсах. Но этого, естественно, слишком мало, для того чтобы судить обо всей балетной сцене.

Сами понимаете, я давно живу в Москве. А с тех пор как ушел из Большого театра, все больше времени провожу в Краснодаре. И, мне кажется, совсем не зря. За десять лет мне удалось с нуля, как говорится, вырастить там полноценную молодую балетную труппу. Потому что сразу, как я решил работать в Краснодарском театре, понял, что постоянно набирать туда солистов из трупп и хореографических училищ других городов будет крайне неудобно, и открыл там балетную школу.

— Как публика Краснодарского края восприняла появление театра с классическим балетным репертуаром?

— Сначала были у меня сомнения — маленький город (по столичным меркам, конечно), куда ему такой театр с постоянными балетами? Но мы рискнули. До того как я приехал в Краснодар, в здании городского музыкального театра ставились в основном оперетты. А теперь есть и оперы — идет «Евгений Онегин», ставится «Травиата». Балеты тоже классические. Именно такие постановки и нужны для начала, для «культивации» театра и городской культурной жизни.

Сперва публика приходила робко. Теперь очень активно. Приезжают люди со всего края, из станиц, много молодежи ходит на спектакли, для них классика в новинку.

— Юрий Николаевич, можете ли вы как-то описать, оценить состояние современного российского балета, который некогда был одним из символов величия нашей страны?

— Это вопрос почти такой же глобальный, как «есть ли жизнь на Марсе?». Для того чтобы ответить на него исчерпывающе, нужно очень хорошо знать всю балетную периферию, что где ставится, происходит. Каждый театр живет по-разному. А я ведь даже в Большом давно не был — за десять лет трижды, исключительно когда меня приглашали восстанавливать собственные спектакли. Сейчас, кстати, четвертый раз приеду — работать над своим «Золотым веком».

Обобщать трудно в любом случае... Могу четко назвать, пожалуй, только одну тенденцию, для меня очевидную. Сейчас в большинстве театров хватаются за творчество ушедших русских балетмейстеров, которые по разным причинам были преданы забвению в нашей стране в последние десятилетия. Например, Баланчин и Нижинская (с ними, я, кстати, был хорошо знаком). Идет бесконечное и повсеместное репродуцирование их балетов, которых мы в свое время не видели, потому что авторы оказались в эмиграции. И притом совершенно незаслуженно забываются послереволюционные постановки, совсем уж не в чести спектакли советских хореографов — Захарова, Лавровского, великого Якобсона. Вроде как и не было их вовсе. А ведь развитие балета шло параллельно что за границей, что в нашей стране. Но теперь, есть у меня такое ощущение, многие считают, будто то, что ставилось «там», намного ценнее того, что создавали в Советском Союзе. Не знаю, отчего так, откуда это желание перечеркнуть все приметы прошлого вместе с достижениями.

Плюс к этому, как обычно, на всех сценах сейчас идет поиск новых форм хореографического искусства, способных соперничать с традиционной, можно даже сказать канонической, системой классического балетного танца. Много спекуляций на этом — кое-какие балетмейстеры пытаются идти впереди прогресса. Показывают некие сверхъестественные штучки, а зритель ничего не понимает. Это заставляет публику считать, что ей демонстрируют нечто важное, раз все так сложно (смеется). Новое вовсе не синоним лучшего и хорошего. Но время все расставит по своим местам. Уж как раньше ругали Петипа, а теперь, я смотрю, только его и ставят!

А вообще, сейчас век спорта, а не искусства, мне кажется. Помню, когда Большой театр впервые выехал на заграничные гастроли в 1956 году, репортажи из Лондона шли постоянно, и ажиотаж вокруг этих выступлений советской труппы был такой же, как в наши дни вокруг футбольных кубков и Олимпийских игр. Заметьте, о чем сегодня говорят больше всего — об Олимпиаде 2012 года! Переживают, расстраиваются, плачут. А сорок лет назад люди действительно интересовались искусством.

— Как вы считаете, отразилась ли идеология, царившая в нашей стране в течение долгих десятилетий, на балете?

— Идеология на всем отразилась, а как же иначе! В этом нет ничего удивительного. Мне часто пеняют, что мой «Спартак» — идеологический балет с заложенной в него мыслью о социалистической революции. Значит, когда Кирк Дуглас играет в Голливуде Спартака — в этом нет никакой идеологии, а когда танцуют мои артисты — есть? Чушь! Каждый в истории народа, борющегося за свободу, может увидеть сюжет, который ему ближе знаком: ввод войск в Чехословакию, войну во Вьетнаме или, сейчас, события в Ираке.

Благодаря этой идеологии, между прочим, было много новшеств в нашем балете. Например, вместо женственных, нежных героев появились сильные мужчины-танцовщики, способные делать невообразимые по тем временам для западной классической сцены акробатические трюки, мощные поддержки и прыжки.

— Танец развивается, как и любое другое искусство. А что происходит с классикой — будет ли она по-прежнему востребована сценой?

— Я убежден, что необходимо сохранять классический балет как фундамент репертуара настоящего театра. Его надо беречь. Ведь у нас нет музеев танца. Картину можно повесить в музее, пьесу поставить на полку, а как сохранить танец? Если не передавать его от поколения к поколению, как говорится, с ног на ноги, он исчезнет. Балеты Лопухова, к примеру, уже на грани забвения... Сейчас вроде бы наметился способ фиксации танца — теле- и кинозаписи балетов. Но пока не будет объемного изображения, может быть, голографического, это все-таки полумера. Балет — не плоскостное искусство. И снимать его умеют немногие. Даже плохие балеты, которые на сцене театра не представляют собой никакого интереса, которые я не люблю, в кино могут казаться очень приличными — оператор выхватит то руку, то ногу, то полные страсти глаза крупным планом. Но в спектакле же вы на это совсем не посмотрите! Получается, что фиксируется не хореографическое искусство в чистом виде, а симбиоз балета и кино.

— Много говорится о кризисе драматического театра. Вероятно, наступила эпоха, когда слова зачастую бессильны.

— Если драматический театр стремится к пластике и танцу, то нам, выходит, надо начать разговаривать на сцене? А может, петь хором? Какая-то смешная история. Каждому свое. Если бы было возможно создать искусство, соединяющее в себе все виды творчества, не было бы мифа про девять муз.

— Балет — это же не просто сюжет, рассказанный пластическими средствами, но сложное искусство. Как подготовить к нему современную публику?

— Надо разбираться в живописи — Бенуа, Головин, Рерих принимали участие в театральном оформлении большинства классических балетов. Надо знать музыку и понимать, чем отличается Стравинский от Минкуса и Минкус от Чайковского... Прежде чем идти в театр, нужно иметь какой-то багаж знаний о предмете, который собираешься постигать. Это сложный процесс, причем сложный для всех. Когда я в первый раз пришел в петербургскую Филармонию, чтобы послушать настоящую серьезную симфонию, мне тоже было трудно. Хотя я воспитывался на музыкальном материале, умел играть на фортепиано — все равно. Понимание искусства, любого — оперного, балетного, драматического — требует больших усилий. И образования хорошего, конечно. А затем и самообразования, интереса, любви. Современным зрителям, по крайней мере российским, этого часто недостает. Зато японцы просто обожают балет, на спектаклях всегда аншлаги. Может быть, это связано с тем, что в Стране восходящего солнца чтят традиции, свой театр. Но, Кабуки. Жители Японии сидят на этих представлениях целыми днями, слушают, сверяются с программками, что-то записывают. Им это и впрямь интересно — и студентам, и молодым клеркам, и старикам. И никому не придет в голову, как у нас, что старое, мол, товарищи, надо искоренять. Что это какие-то пережитки. Нет. Потому что традиции в искусстве — это самое замечательное, что есть у любого народа.

Подготовила Алла Шарандина.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 144 (3445) от 6.08.2005 года.