Гость редакции — Сергей Слонимский

ФОТО Александра Дроздова

Музыка — это язык души

Сегодня в Большом зале петербургской Филармонии пройдет мировая премьера двух новых сочинений нашего выдающегося современника композитора Сергея Слонимского. В концерте, который открывает фестиваль "Невские хоровые ассамблеи", прозвучат написанные в 2003 году "Реквием" и Симфония № 11, посвященная Михаилу Шемякину. Исполнять новые сочинения Слонимского будут солисты и Государственная академическая певческая капелла Санкт-Петербурга, хор училища имени Глинки и Симфонический оркестр Капеллы.

— Героями сегодняшнего вечера будут два человека. Имею в виду вовсе не себя. Речь о Михаиле Шемякине и Владиславе Чернушенко. С Шемякиным я знаком еще с 1962 года, позже нас связали творческие отношения — мы вместе работали и, судя по всему, будем работать и дальше в Мариинском театре. Издательство " Композитор" только что выпустило ноты моего "Реквиема", на обложке которых репродукция Шемякина. Это сильный и цельный человек — ему я посвятил свою последнюю симфонию. Ну а "Реквием" — каноническая форма заупокойной мессы — появился в результате мыслей о невинно убиенных, число которых растет буквально с каждым часом. Это покаяние, мольба о прощении, это мысль о смерти, которой человек не должен бояться.

Симфоний в творчестве композитора может быть много. Реквием пишется один раз в жизни. Написав его, я освободился от тяжелого кризиса, и симфония, которую писал чуть позже, получилась гораздо более жизнеутверждающая. Дирижировать ею будет Александр Чернушенко. А дирижировать "Реквиемом" предстоит Владиславу Чернушенко, это будет его первый выход на сцену после долгой болезни. Конечно, он будет героем вечера, иначе и быть не может.

Я пользуюсь случаем и благодарю вашу газету за поддержку Чернушенко и Капеллы в начале этого года, когда кое-кому захотелось, воспользовавшись ситуацией, занять его место художественного руководителя Капеллы. Но нельзя вынуть дно драгоценного сосуда, чтобы не пролилась влага и сосуд не пришлось бы выбросить. К счастью, этого не случилось, и Капеллу удалось сохранить.

— Вы один из немногих композиторов, да и вообще музыкантов, кого можно увидеть на концертах своих коллег...

— Великий Александр Константинович Глазунов, первый ректор петербургской Консерватории, не пропускал ни одного концерта студентов. Выдающийся композитор Борис Арапов постоянно бывал на симфонических концертах. Ведь если не слушать оркестр, можно и оркестровать разучиться. Шостакович, уже тяжело больной, не мог жить без Филармонии. И я не представляю свою жизнь без живой музыки Брамса, Малера, Лютославского, Пендерецкого... Поэтому я всегда ходил и буду ходить на концерты. И коллег слушал и буду слушать.

— Как человеку, связанному с высокой музыкой, жить при современном музыкальном фоне, от которого никуда не деться?

— Я люблю не только высокую музыку. Люблю, например, и блатную песню... Люблю бардов, давно дружу с Городницким. Высоцкий в фильме "Интервенция" пел мою музыку. Я писал музыку к "Республике ШКИД". "У кошки четыре ноги" — это ведь, кто не знает, моя песня. Нельзя писать симфонии, не умея написать, скажем, "Чижика-Пыжика". Музыка высокая и бытовая — это как бы сообщающиеся сосуды.

Но тот музыкальный фон, который сопровождает нашу повседневную жизнь, это обыкновенный лохотрон. И самое страшное, что на этом фоне проходит жизнь подростков. Вы посмотрите на ребят с плейерами на головах... Ведь подаваемые им сигналы из двух-трех нот зомбируют. Страшно проходить мимо группы таких подростков. В сталинское время боялись и ждали ночных звонков. Мы дожили до того, что боимся дневных. И в немалой степени это связано с тем, что происходит в нашей музыкальной индустрии. Ведь музыка — это язык души. Какой музыкальный язык навязывают подросткам, такими и формируются их души. Разрыв между высочайшим уровнем сегодняшней подлинной музыкальной культуры и массовой продукцией, тиражируемой телевидением, огромен, чудовищен. Но именно в сфере низкопробной музыки крутятся бешеные деньги. Наше же искусство "элитарно", а слушатели наши — люди в основном бедные. Нельзя забывать, что жизнь народа — подлинная жизнь — отражается серьезной музыкой. Возьмите любую симфонию Шостаковича — это жизнь. А теперь давайте представим новоявленного математика, который сказал бы: "Ваша квантовая механика устарела и народу не нужна, а я открыл простую формулу 1 + 1=3". "Открывателя" сочли бы сумасшедшим. А в наши дни в музыкальных кругах такой трехзначный опус может быть принят с восторгом. Только к подлинной жизни это не имеет никакого отношения.

— Вы сказали, что поклонники серьезной музыки — люди в основном бедные. Наверное, это хорошо понимают руководители Филармонии — ведь там цены на билеты порой чисто символические. Смогут ли там удержать свои позиции? Ведь в Филармонии грядут перемены...

— Мы любим цитировать Достоевского: "Красота спасет мир". Но, для того чтобы это когда-нибудь случилось, надо сначала спасать саму красоту. Филармонию надо беречь и защищать. Беречь и защищать два ее прекрасных оркестра. Защищать тех ее сотрудников, которые тянут на себе повседневную работу. Сейчас вот стало "хорошим тоном" ругать абонементы Большого зала. Я считаю, что мы обязаны их защищать. Мне жалко, что с поста директора уходит интеллигентный человек Юрий Шварцкопф. Он знает и любит музыку, постоянно присутствовал на концертах. Мне бы не хотелось, чтобы на его место пришел некто, знающий только мир банков и бизнеса. Мне бы хотелось, чтобы это был человек, не чуждый музыке, защищающий интересы малоимущих слушателей. Филармония — это храм. А храм не должен превратиться в филиал Мюзик-холла или "Октябрьского" зала. И издательство "Композитор", у которого собирались отнять помещение, мы должны беречь и защищать. Ведь смогли же общими усилиями отстоять Капеллу и ее руководителя. Только спасая красоту, мы можем рассчитывать на то, что она когда-нибудь спасет мир.

— Вы считаете, что приверженцы классической, традиционной культуры должны занять более активную позицию и бороться за свои права и права единомышленников?

— Да. Причем имеется в виду не только классика. Я, например, поддерживаю фестиваль новой музыки "Звуковые пути", который существует только благодаря энтузиазму Александра Радвиловича. Но борьба нам предстоит долгая и нелегкая. Вы обратили внимание, как часто теперь упоминается слово "тусовка"? Страшное слово. Как раньше у нас была КПСС, и всех, кто не состоял в ней, много куда не пускали. А теперь вам скажут: "Вы не из нашей тусовки". По этому принципу составляются концерты, пишутся рецензии, раздаются комплименты... А еще я очень не люблю, когда человек подчеркивает свою значимость. "От меня зависит" — страшная позиция. Причем неважно, что конкретно от него зависит. Между умственным и физическим трудом нет никакой разницы — говорил мой отец. Сантехник скажет: не дам отопления. А какой-нибудь концертный администратор решит: не вывешу афишу, не пущу на свободные места пенсионеров. А от него и на самом деле это зависит.

— В своей недавно вышедшей книге "Свободный диссонанс" вы так интересно говорили не только о свободе слова, но и о "свободе от слова", которую должен воспитывать в себе каждый художник. Вероятно, вы имели в виду именно такие "тусовочные"рецензии?

— Как сын писателя, я двумя руками за свободу слова. Как музыкант — за ничем не ограниченную свободу творчества. Но уверен, что свобода каждого слова должна сопровождаться ответственностью за это самое слово. Здесь не может быть монополии. Должна быть также свобода ответа на неправедное слово. Если бы так все и было, наверное, великий Ростропович не прекратил бы выступать в России. А ведь сделал он это после многочисленных "свободных высказываний" критиков новой волны, которые, по всей вероятности, хотели лишь заявить о себе, показать, какие они влиятельные и "крутые". Быть свободным от слова он не смог. А вот Шемякин смог. Сейчас "взялись" за Геннадия Рождественского — сначала надо развенчать столпов, потом можно браться и за других. Я, конечно, не та фигура, но уверен, что и сегодняшний концерт "на прицеле". Надеюсь, я от разных слов свободен. Обидно, конечно, что многие из наших новых критиков — террористы и "силовики" одновременно: с одной стороны они пропагандируют музыку, а с другой — разрушают современный музыкальный процесс.

Наверное, в чем-то здесь виноваты и сами музыканты. Они тоже поддались законам тусовки. Например, некоторые считают, что издательство "Композитор" — издательство плохое, потому что издает не только их, но еще и коллег. Или критик обязан обругать сочинения конкурента. Я же считаю, что тот, кто хорошо напишет обо мне, никогда не обольет грязью Бориса Тищенко или Андрея Петрова.

— И все-таки, Сергей Михайлович, газеты и журналы зачастую необъективно, но отражают хоть малый музыкальный пласт. Если же смотреть в телевизор, то создается впечатление, что высокой музыки у нас нет и в помине...

— Сейчас все ссылаются на рейтинги. Дескать, у серьезной музыки рейтинги нулевые. Может быть, я чего-то не понимаю, но уверен, что такие высказывания — еще один в нашей жизни лохотрон. Кто их считает? Как их считают? Кого опрашивали? Я вот давно предлагаю на телевидении сделать передачу о тех детях, которые вопреки всему занимаются музыкой, слышат ее, любят ее. Причем это должны быть самые обыкновенные дети, не стипендиаты богатых фондов, не дети политиков. Мы не имеем права упустить еще одно поколение, позволить ему пройти мимо музыки.

Подготовила Татьяна Отюгова.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 30.10.2004 от 209 (3319) года.