Гость редакции – протоиерей Геннадий ЧУНИН
ФОТО Михаила РУТМАНА
Дети раскола в XXI веке
При слове «старообрядцы» в голову сразу приходят образы из романов Шишкова или Лескова. Затерянные в глухих лесах деревни и скиты, бородатые мужики в посконных рубахах, подпоясанные веревками. Трудно представить этих людей в реалиях нынешнего времени. И тем не менее они реально живут рядом с нами. Молятся в своих храмах, соблюдают то самое двоеперстие, ради которого их предки шли на смерть. Только в отличие от многих других конфессий их жизнь не напоказ.
И интервью прессе они дают очень редко. Во всяком случае в нашей газете такой собеседник - впервые.
- Можно ли сказать, Геннадий Борисович, что сегодня со старообрядцев снято многовековое табу? Вот и глава нашего государства недавно впервые в российской истории встретился с вашим митрополитом и дружески побеседовал...
- Да, сегодня мы имеем такие же права, как и другие конфессии. Среди наших прихожан - представители всех возрастов и профессий. Много детей, для них работают воскресные школы. Есть и студенты вузов, и научные работники. Так что если кто-то думает, что мы и сегодня, как в ХVII веке, живем при свечах, то он глубоко заблуждается. Мы вполне современные люди и пользуемся всеми достижениями цивилизации.
Но принципиальные вещи, необходимые для спасения души, мы сберегли. Соблюдаем праздники, посты, молитвы. В церкви молимся в традиционной одежде - мужчины в кафтанах, женщины в платках и сарафанах. Кстати, наши службы длятся примерно по пять часов вечером и четыре часа утром - это происходит два раза в неделю. Разумеется, не у всех есть время и силы посвятить молитве девять часов. Кто-то позже приходит, кто-то раньше уходит...
Но все понимают, что служение Богу - это не развлечение, а испытание на крепость духа. Не случайно мы призываем наших прихожан вступать в брак только с собратьями по вере - духовно чуждый человек этой жизни просто не поймет.
- И все-таки большинству современных людей, наверное, трудно понять смысл церковного раскола, породившего столь радикальные взгляды. Все это из-за того, что когда-то ваши предки отказались креститься тремя перстами и писать слово Иисус с двумя «и»?
- Прежде всего замечу, что различий, которые породили раскол, гораздо больше. Пройдите по залам икон Русского музея. Вы заметите огромную разницу между иконами ХVI и XVII веков. Это два разных мира!
Древняя икона исполнена в технике символического письма. Не потому, что живописцы не знали законов линейной перспективы, а потому, что традиция не позволяла их использовать. Более поздние иконы - это вполне натуралистическое искусство. По сути, светская живопись. Грань между духовным и светским исчезла!
То же самое касалось не только икон, но и всего остального. Началась некая иная вера. Не только иконы переписывались, но менялся характер церковного пения, корректировались молитвенные книги. А на Большом Московском соборе 1666 года были преданы анафеме старые обряды. И это сразу создало пропасть, которую уже невозможно было преодолеть. Люди не могли пережить, что кто-то одним махом перечеркнул всю историю их предков.
- А для чего это нужно было делать?
- Причины лежали не в плоскости церковной жизни. Россия пережила Смуту, на престоле - новая династия Романовых. Страна была предельно ослаблена, пришлось заключать целую серию кабальных договоров с соседями. Шведам отданы устье Невы и берега Финского залива, полякам - огромные территории на западе, в том числе старинные русские города Смоленск и Чернигов.
И вот новый царь Алексей Михайлович начинает войну за возвращение этих земель. Что-то удается отбить, приходит черед возвращать Украину. И все тут совпало - в 1652-м патриарший престол занимает Никон, весной 1653-го он начинает церковную реформу, а в январе 1654-го Переяславская рада принимает решение о присоединении Украины к России.
Но среди украинской элиты не было единства - несмотря на преобладающую пророссийскую ориентацию, она испытывала очень сильное западное влияние. И тамошняя православная церковь впитала много от католической. Россия была заинтересована в объединении, и единая вера, конечно, играла здесь ключевую роль.
Провести церковную реформу на Украине Москва не могла - Украина, скорее всего, от нас бы отвернулась. Пришлось из политических соображений реформировать свою веру...
Разумеется, предполагалось, что народ быстро «все поймет» и нововведения примет. Но выяснилось, что с ними согласны далеко не все. Православная оппозиция начала активное сопротивление. Это было воспринято как государственная измена. В результате карательных акций погибли тысячи людей, десятки тысяч бежали из страны. А результат? Накануне революции 1917 года из 120 миллионов населения 10 миллионов составляли старообрядцы.
- Может быть, потому, что после Алексея Михайловича политика в отношении них все-таки смягчилась?
- Речь идет лишь о разной степени неприятия. Царевна Софья предписывала казнить даже раскаявшихся староверов. Петр I предоставил им возможность легального существования при условии платить «за оный раскол всякие платежи вдвое». Однако «за совращение в раскол» смертная казнь сохранялась.
Екатерина II начала возвращение старообрядцам гражданских прав. У них появились свои храмы. Но при Николае I там запретили служить литургию и запечатали алтари. И этот запрет продлился 40 лет!
Долгое время венчания староверов считались незаконными, а появившиеся в их браках дети - незаконнорожденными. На такого ребенка нельзя было оформить наследство, и потому многие, особенно богатые, люди «ломались» и переходили либо в новообрядческую, либо в специально созданную единоверческую церковь. Находясь в лоне РПЦ, она позволяла молиться по старому обряду. И лишь в 1905 году законодательные ограничения в отношении староверов были окончательно отменены.
- Но ведь и между ними самими не было согласия!
- Это стало неизбежным следствием гонений. Старообрядцы рассеялись по всей России. Многие бежали и за ее пределы. Какую-либо связь друг с другом отдельные общины поддерживать не могли. Стали появляться «местные» отличия в традициях и обрядах. При этом в одних общинах священник был, в других его не было. Но молиться-то надо! Так появились поповцы и беспоповцы. В последнем случае надо было решить проблему венчания. Одни придумали какую-то свою процедуру, другие обошлись без нее и стали «безбрачниками».
- А откуда вообще могли взяться легитимные священники у «нелегалов»?
- Сначала эту роль исполняли «дониконовские» священники, отказавшиеся принять новую веру. Но одни из них погибли в результате гонений, другие со временем ушли в мир иной. Положение спасали «перебежчики» из РПЦ. Но в этом был вынужденный компромисс - ведь их рукоположили в церкви, которую старообрядцы не признавали.
Нужен был свой епископ, который бы сделал процедуру рукоположения легитимной. В конце концов, в 1846 году такого человека нашли. В Стамбуле был митрополит Амвросий - действующий архиерей греческой церкви, находившийся в подчинении константинопольского патриарха, но по требованию турок отстраненный от кафедры. Делегация старообрядцев встретилась с ним и предложила возглавить их церковь. Он поначалу выразил сомнение, но в ту же ночь ему во сне явился святой Николай и благословил его. Утром Амвросий дал свое согласие.
Чтобы обезопасить его от российской власти, обряд присоединения митрополита к церкви решили провести в одном из монастырей за пределами России - в Буковине, в местечке Белая Криница. Туда к нему и поехали кандидаты в священники для рукоположения. Там же появились и первые старообрядческие архиереи. И они уже имели право сами рукополагать.
Однако часть старообрядцев, беспоповцы, легитимность нового священства так и не признали - дескать, настоящих священников Бог забрал и заменить их никто уже не может. В их церквях даже нет алтаря...
- И вот пришла советская власть. Как известно, особенно на первых порах, она вела довольно агрессивную политику в отношении церкви. Старообрядцы испытали это в той же степени, что и все остальные конфессии?
- Разумеется. До революции в Петрограде было восемь старообрядческих храмов, а к 1937 году их не осталось ни одного! Все священники были репрессированы, вернуться из заключения назад в город удалось только одному. Пройдя лагеря, он доживал свой век без храма и умер уже во время войны.
Петроградский епископ Геронтий отсидел 10 лет «от звонка до звонка», освободился в 1942-м. В Ленинград вернуться было невозможно, он поехал на родину в Костромскую область и впоследствии служил в Москве.
На всю страну осталось несколько десятков храмов. Например, в Москве на Рогожском кладбище - но он уцелел один из целого комплекса. В Ленинграде же старообрядцы фактически перешли в подполье. Молились на квартирах, а для совершения обрядов приглашали священника из Псковской области.
- А не прервалась ли легитимность рукоположения, как это произошло в начальный период раскола?
- К счастью, этого удалось избежать. После всех репрессий на свободе все-таки остался один архиерей. Потом из заключения вышел епископ Геронтий. Плюс еще несколько были за границей. Этого достаточно, чтобы осуществлять рукоположение. Кстати, тот самый псковский священник был рукоположен еще до революции. Он меня и крестил - вот так, тайно, на квартире. Это было в 1965 году.
- Понятно, что старообрядчество для вас было естественным изначально. Но как пришлось строить отношения с обществом, которое в целом к религии относилось негативно, тем более к такой «непопулярной» конфессии?
- Да, приходилось свою веру скрывать. В школе меня принимали и в октябрята, и в пионеры - родители считали, что так надо. Но в комсомол вступать я уже отказался - к тому времени начинал кое-что понимать.
- А если бы вы выбрали другой путь, родители бы от вас отреклись?
- Ни в коем случае. У меня у самого трое сыновей, и если бы они изменили вере, я бы, конечно, очень переживал, но отношений с ними не прервал. Ситуации ухода от веры время от времени случаются и в нашей среде. Мы никого насильно не удерживаем, сохраняем родственные и дружеские связи, хотя духовной близости между нами, конечно, нет.
- В общем, людей можно понять - далеко не каждому по душе всю жизнь «сидеть в окопе»...
- Да, долгие годы мы жили в некоей изоляции от общества, хотя старообрядчество официально не было запрещено. На молитву собирались по 10 - 15 человек - в Петербурге я знаю по крайней мере три места, где это происходило. На исповедь ездили раз в год - либо на Псковщину, либо в Москву.
- Как вы вышли из подполья?
- Добиться этого было непросто. На то, чтобы зарегистрировать общину, ушло пять лет. Пришлось дойти до Совета министров. Были и сложности внутреннего характера - с трудом удалось найти необходимые 20 человек, которые согласились бы открыто назвать себя старообрядцами и дать свои паспортные данные. Регистрация состоялась в 1982-м.
А в 1983 году нам передали храм Александра Невского на проспекте Александровской Фермы. Это здание новообрядческое, постройки конца ХIХ века. Досталось оно нам фактически в виде руин. Но мы его восстановили всего за девять месяцев - своими силами и за собственные средства. Нам помогали и представители общин из других городов - ведь это был первый в стране вновь открывшийся старообрядческий храм.
К счастью, при сносе большевиками одной из наших церквей ее прихожане сумели спасти антиминс - плат с частицей святых мощей, который является необходимой принадлежностью для совершения литургии. Это позволило нам заново освятить восстановленный храм уже как Покровский - в честь нашего бывшего главного собора, который когда-то стоял на Громовском кладбище.
Первую зиму мы молились при печке-«буржуйке». Я тогда только что поступил в институт, принимал активное участие во всех восстановительных работах. Собственно, это и определило мою дальнейшую судьбу. Закончив вуз, я поработал в одном из институтов Академии наук, потом уволился и перешел в храм. Сначала на хозяйственную должность...
- А как стали священником?
- До 1992 года эта должность в нашем храме была вакантна. Службу вел «разъездной» священник - он жил в Нижнем Новгороде и курировал еще несколько регионов. У нас бывал раза четыре в год.
Разумеется, старообрядческих духовных учебных заведений тогда не существовало. Но за годы гонений сформировалась практика, когда священник в своем приходе сам выбирал себе преемника и начинал его готовить. Потом этого человека везли в Москву к архиерею, и он решал вопрос о его рукоположении. Этот путь прошел и я.
- Сейчас религиозная жизнь старообрядцев восстановлена в полном объеме?
- Да, конечно. В России открылось много новых храмов. Есть училище, где готовят священников. Есть свои издательства и типография, где печатают нашу литературу. Ведь это было запрещено и до 1905 года, и при советской власти. До революции старообрядцы печатали свои книги в единоверческих типографиях, а после революции пользовались только теми, что удалось сохранить. Сейчас издают их прекрасные репринты.
- Сколько сейчас старообрядцев в поле вашего зрения?
- В Петербурге два храма - наш и вновь открывшийся в 2005 году в Транспортном переулке. Их посещают в общей сложности около тысячи прихожан. Находящаяся в моем благочинии часть Санкт-Петербургской и Тверской епархии включает в себя Ленинградскую, Новгородскую, Псковскую области и Карелию. Там в общей сложности около десятка действующих и строящихся храмов. Думаю, они объединяют еще несколько тысяч человек. Но ведь есть еще и беспоповцы - их еще больше. Это специфика Северо-Запада - здесь представители данной ветви традиционно преобладали. Они не входят в структуру нашей церкви, и об их численности можно судить только очень приблизительно.
- Хорошо, а численность общин поповцев, на ваш взгляд, возрастает или уменьшается?
- Деревенские приходы, к сожалению, вымирают, как вымирает сама деревня. Но городские испытывают сильный рост. Около трети пришедших - разочаровавшиеся в других конфессиях. Еще один источник пополнения - реэмиграция. Возвращаются бывшие переселенцы - в основном из Молдавии и Казахстана. Появляется много молодежи - думаю, это связано с тем, что она все больше задумывается об истории страны, своих корнях.
- Все мужчины с бородами, конечно?
- Брадобритие у нас считается грехом, и мы с этим стараемся бороться.
- Остальные обычаи и порядки ХVII века вы тоже сохранили?
- Полностью это удалось только тем, кто попал в совершенно иную культурную среду - например, в страны Латинской Америки. У тех же, кто остался в России, конечно, многие черты той жизни ушли либо видоизменились.
- Говорят, что в быту старообрядцы придерживаются строгих правил - например, не дают чужому пользоваться своей посудой...
- Это характерно для беспоповцев. Я считаю, что, потеряв важные духовные составляющие - литургию, священство, причастие, они заполнили этот вакуум сочинением каких-то новых правил. Но Христос нас этому не учил!
Разумеется, определенные правила в быту мы соблюдаем. Курение, к примеру, запрещено категорически. На праздник можем немного выпить, но чтобы кто-то напивался - это исключено.
- Есть ли какой-то «выход в мир» - например, в виде социальных программ?
- Да, конечно. У нас есть, к примеру, детские лагеря отдыха - один в Тверской области, другой в Крыму. Принимают туда детей не только старообрядцев, но и из многодетных семей, независимо от конфессиональной принадлежности. С той же степенью веротерпимости принимаем пожилых, нуждающихся в уходе людей в организованные нами дома престарелых. А в одном из приходов Уральского округа также для всех нуждающихся организованы воскресные благотворительные обеды. Конечно, нашу деятельность не сравнить по масштабам с деятельностью РПЦ, но ведь у нас всего около 200 приходов, а у нее - около 20 тысяч.
- Кстати, отношения с РПЦ имеют тенденцию к улучшению?
- Шаги навстречу она сделала сразу же после революции, когда оказалась в положении гонимой церкви. В 1918 году был поставлен вопрос об отмене анафемы Собора 1666 года. Но для этого надо было провести новый Собор, а сделать это смогли лишь в 1971 году. И все наши обряды были признаны равноспасительными, то есть равноправными. Нам предложили компромисс, но для нас он, увы, неприемлем. Мы считаем, что никакого равноправия не может быть, есть только единственно возможный вариант веры.
Да, мы как православная конфессия разделяем позицию РПЦ по острым социальным проблемам - например, запрету абортов или неприемлемости однополых браков. Мы поддерживаем дипломатические отношения, наш митрополит встречается с патриархом на заседаниях президентского совета, они решают какие-то вопросы. Но нас разделяют могилы наших предков. А их мы не предадим никогда.
Подготовил Михаил РУТМАН
Комментарии