Гость редакции — Николай Скатов

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

«Нормальный» гений —
Александр Пушкин

В дни празднования 205-летия со дня рождения великого русского поэта Пушкинскому дому будет передан автограф стихотворения «На холмах Грузии...» Реликвию купил Внешторгбанк во Франции у частных коллекционеров Андрея и Владимира Гофманов. Братья унаследовали ее у деда — известного пушкиниста, эмигранта из России Модеста Гофмана. Рукописный вариант шедевра любовной лирики был вписан поэтом в салонный альбом графини Каролины Собаньской в 1829 году.

С этой реликвии и начался наш разговор с директором Пушкинского дома Николаем Николаевичем СКАТОВЫМ.

— Николай Николаевич, это не первый дар, который принимает Пушкинский дом?

— На моей памяти это третье дарение. Первое было сделано советским правительством — тринадцать писем Пушкина к Наталии Николаевне Гончаровой. «Письма к невесте» в свое время Серж Лифарь предлагал передать нам даром. Чиновники ему даже не ответили. Лифарь завещал жене после своей смерти в первую очередь предложить письма Пушкинскому дому и только потом выставлять на аукцион. Правда, деньги вынули не из кармана налогоплательщиков, а расплатились деньгами за выставки наших авангардистов. Sotheby’s в знак доброй воли тогда же нам передал пушкинскую родовую печатку стоимостью в двести тысяч долларов.

Еще один автограф нам передала корпорация De Beer’s. В коробке с этими дарениями теперь будет храниться и автограф «На холмах Грузии...».

Известны четыре беловых автографа этих стихов. Один находится у нас, теперь мы получим второй. Судьба двух других неизвестна.

— А сколько вообще известно автографов Пушкина?

— Двенадцать с половиной тысяч находится у нас. Есть они и в других местах — Нью-Йорке, Париже, но это отдельные фрагменты. Листочек «Сказки о царе Салтане» ушел с немецкого аукциона, кажется, за семьдесят пять тысяч евро. Где он теперь, неизвестно.

— Автографы Пушкина высоко ценятся на мировом рынке?

— По-моему, это самое дорогое, что бывает. Причина чисто коммерческая, практически все автографы хранятся у нас. На аукционах что-то появляется чрезвычайно редко.

— Автографы ценятся высоко, но за рубежом Достоевского знают лучше, чем Пушкина. Язык стихов труднее поддается переводу?

— Там ретроспективное восприятие русской литературы. Для них главное — Достоевский, а для Достоевского «главным» был Пушкин. Думаю, ситуация будет меняться. Мне кажется, идет постепенное приближение к Пушкину. Его все больше издают, появляются пушкинские общества, к созданию которых мы не имеем прямого отношения.

— Для нас Пушкин — величина постоянная. Вы полагаете, так будет во все времена?

— Иногда задаются вопросом, кто бы мог претендовать на роль современного Пушкина, даже имена называют. Мицкевич говорил, что только раз удается нации создать такого гения. Он единственный и неповторимый. На эту роль не могут претендовать ни Достоевский, ни Толстой, ни Гоголь, ни кто-либо другой. Вы спросите, почему?

Пушкин — создатель литературного языка нового времени. Никто не говорит на языке Ломоносова или Державина. Мы все говорим на языке Пушкина. Причем Пушкин не создал ни одного нового слова. У Карамзина их десятки, а основоположником языка стал Пушкин. Кажется, Бестужев сказал, что Пушкину открылся клад русского языка. Известный литературовед Томашевский подсчитал, что у Пушкина есть двенадцать значений слова блестеть, которых до него не было ни в одном словаре: «театр уж полон, ложи блещут», «блистал Фонвизин — друг свободы», «а мы, ничем мы не блестим»... Пушкин открыл богатые возможности русского языка.

Банально повторять: «Россия ответила на вызов Петра громадным явлением — Пушкин». Я думаю, Пушкин — коллективное создание. В 1920-е годы историк литературы Гершензон опубликовал работу «Плагиаты и Пушкин». Он приводил там десятки примеров того, что Пушкин позаимствовал у других авторов. «Что в имени тебе моем?» — цитата из третьестепенного поэта Филимонова, которого никто не помнит. Выражение «гений чистой красоты» до Пушкина трижды употребил Жуковский...

— Мы живем в стремительное время, наш язык грубеет, становится проще. Вам не кажется, что мы все дальше уходим от языка, на котором с нами говорит Пушкин?

— Это наше несчастье и общая забота школы, радио, телевидения, печати... Андрей Битов, по-моему, правильно назвал Пушкина преждевременным явлением. Исторически он всегда будет «на вырост». В школе надо обязательно учить Пушкина. Это как профилактическая прививка против гадости, которой так много вокруг. Подросток, прочитавший в восьмом классе « Капитанскую дочку», подспудно будет об этом помнить и вырастет другим человеком.

— Если мы заговорили о том, что нужно читать Пушкина, самое время спросить, как идет работа над академическим изданием?

— Она продолжается, и ничего более грандиозного, мне кажется, быть не может. Но я думаю, в течение десяти лет все будет закончено. Цифра, конечно, условная.

Предыдущее издание в шестнадцати томах выходило в 1930-е годы. Оно замечательное, но, в известной степени, устаревшее. Его главный недостаток — отсутствие комментариев. Тогда была установка издать Пушкина, а не пушкинистов.

— Сегодня молодые филологи идут в пушкинисты?

— Я бы сказал, что в каком-то отношении положение сегодня предпочтительнее, нежели было раньше. Тогда аспирантура обеспечивала престиж, какие-то материальные блага. Теперь к нам идет «штучный товар», люди, готовые ради науки пойти на жертвы. Сейчас у нас положение возмутительное, чудовищное — средняя зарплата в пределах трех тысяч.

Но надо понимать, что пушкинисты, это очень узкий круг людей. Тех, кто пишет о Пушкине, гораздо больше.

— Вы имеете в виду не историков литературы, а людей, пытающихся на свой страх и риск постичь тайны жизни и творчества поэта?

— Известны слова Маяковского: «Бойтесь пушкинистов...» Сейчас я бы сказал, бойтесь «непушкинистов». Теперь на Пушкина накатывается такой вал безответственной лжи, что хорошо бы ввести цензуру. Кстати сказать, Пушкин полагал, что цензура необходима, хотя и много от нее страдал.

Так называемое народное пушкиноведение, с одной стороны, проявление любви. С другой — источник сплетен и домыслов. Вы, наверное, слышали о «таганрогском архиве». Якобы Пушкин в 1829 году передал архив атаману Кутейникову. Этого архива в глаза никто не видел, но вокруг него столько нагорожено...

Из области порнографии — якобы появившийся тайный дневник Пушкина 1836 года. Надо признать, что сделан он довольно ловко. Самое замечательное, что издан он у нас в России и называется первым академическим изданием. Попробуйте придраться: этих академий десятки развелось, если не сотни.

— Так значит, это все подделки?

— Разумеется. Мы храним автографы Пушкина и знаем, что он писал.

— Но и в числе автографов Пушкина, хранящихся в Пушкинском доме, вероятно, есть те, что не для всяких глаз предназначены.

— Конечно, есть, и они известны. Пушкин позволял себе эротические вольности, особенно в молодости. Возможно, это «Тень Баркова» и результат коллективного творчества. Редкий молодежный коллектив без этого обходится, и лицейский не исключение. Пушкин отдал этому дань, но той же «Гавриилиады» он стыдился, и сам уничтожал ее.

— Николай Николаевич, понятно, что вы любите и знаете Пушкина. И все же, какая его вещь вам ближе всего?

— Я согласен с замечанием Василия Васильевича Розанова. Пушкин приходит нам на помощь в любое время и при любом состоянии души. Поэтому я считаю поиски его якобы «потаенной» любви совершенно бесплодными. Наше счастье, что Пушкин любил столько, стольких и так. И сумел это передать в стихах. Мария Николаевна Раевская прекрасно сказала, что он любил только свою музу.

Пушкин — «нормальный» гений. Гений — всегда исключительность, неординарность. Ему удалось совершить гениальный цикл в своем развитии. Ю. М. Лотман писал, что Пушкин был человеком без детства. Если бы у него не было детства, у нас не было бы Пушкина. Где вы видели человека, у колыбели которого бы собрались Карамзин, Батюшков, Дмитриев? Его мать писала письма, которые сравнивали с письмами мадам де Сталь. Отец читал наизусть всего Мольера. У Пушкина было идеальное детство, отрочество, юность. Он учился в самом уникальном лицее за всю историю нашей школы. Он пережил романтическую молодость. В его судьбе была поездка на Кавказ, а потом заточение в глубинке. У Пушкина был нормальный возрастной цикл со всеми кризисами, переломами, эротикой, демонизмом... В зрелом возрасте он обратился к Евангелию. Идеальный человеческий цикл.

— Нам повезло, что мы знаем русский язык и понимаем его стихи. Кажется, перевести пушкинские строки на чужой язык невозможно.

— Фаина Раневская говорила — мне жаль иностранцев, у них нет Пушкина.

Подготовила Людмила Леусская.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 105 (3215) от 5.06.2004 года.