Гость редакции — Николай Кропачев

ФОТО Александра ДРОЗДОВА

Мантия для судьи

Профессор доктор юридических наук Николай Михайлович Кропачев, по его словам, второй раз в жизни был в редакции газеты и в первый раз — в качестве председателя Уставного суда.

Известно, что судейский корпус редко и крайне скупо комментирует вопросы своей профессиональной деятельности и вообще отказывается говорить о том, что выходит за рамки судейских полномочий. Тем не менее председатель Уставного суда не только ответил на вопросы сотрудников газеты, но и объяснил, как он видит взаимоотношения судейского корпуса и общества.

— Николай Михайлович, поскольку судьи редко общаются с прессой, хотелось бы поговорить с вами не только на профессиональные, но и на "человеческие" темы. К примеру — трудно ли быть судьей?

— Трудно. Самое сложное — постоянная ответственность. Судья ни на минуту не может забыть о своем особом статусе.

Судья не может свободно общаться даже со старыми знакомыми, с людьми, которые ему симпатичны. Если на работе судья поздоровается за руку с коллегой-юристом, который работает адвокатом, обязательно пойдут разговоры, что решение, которое он принял по делу, как-то связано с этим знакомством. Мне, главе Уставного суда, хотелось бы обсудить многие вопросы, обменяться мнениями и с Губернатором города, и со спикером ЗакСа. Но я могу общаться с ними только как с официальными лицами, в официальной обстановке. Потому что сам факт встречи могут как-то связать с тем или иным решением, которое вынес или вынесет наш суд.

Об этом не забываешь ни в семье, ни на отдыхе. Недавно мы выехали за город, сын катается на сноуборде. Я прошу: "Дай прокатиться!" А он мне говорит: "Нет, тебе нельзя. Ты же будешь учиться кататься, можешь упасть. Здесь людно. Ты не имеешь права оказаться в смешной ситуации".

Впрочем, со временем к этим ограничениям настолько привыкаешь, что они становятся образом жизни, это уже не трудности, а просто особенности нашей профессии. Судьям дано право определять судьбы других людей или решать вопросы, касающиеся интересов сотен тысяч и даже миллионов горожан. По сравнению с этой ответственностью все остальное — несущественно.

— Тем не менее вы согласились на нашу встречу...

— Но и я ответил бы далеко не на каждое приглашение.

Зачастую сдержанность в общении с вашими коллегами объясняется не только особенностями судейского статуса, о котором я уже сказал. Есть и другие причины. Например, журналисты нередко просят судей прокомментировать или разъяснить вынесенные ими приговоры или решения. Разумеется, судьи отказываются. Основания, по которым вынесены приговор или решение, подробно изложены в так называемой мотивировочной части документа: берите его и изучайте. Мотивировка судебного решения не та тема, которую можно обсуждать устно, здесь каждое слово, каждая запятая должны быть на своем месте. В случае если описываются особо сложные коллизии и заинтересованным сторонам действительно трудно понять мотивы суда, они могут направить запрос с просьбой разъяснить те или иные моменты — в практике Уставного суда такие случаи были не раз. Но и на этот запрос суд ответит тоже только письменно и выверив каждое слово.

Большинство судей Санкт-Петербурга — выпускники юридического факультета СПбГУ. Когда мы были студентами, нас призывали не только учить, но и критически разбирать нормы права — я говорю о юрфаке нашего Университета. Ни один серьезный юрист не будет утверждать, что какая-то страна имеет совершенное законодательство. В российском также немало противоречий, пробелов, неясных мест.

Но, когда молодой юрист приступает к практической работе в прокуратуре, суде, нотариате, этот навык зачастую утрачивается, к тому же на человека давит авторитет сложившейся судебной практики.

На настоящих юристов сложившаяся десятилетиями судебная практика и консервативные профессиональные традиции воздействуют в меньшей степени. Судьи и могут, и должны быть "информационно открытыми".

Почему? Общественное сознание, как известно, может отставать от жизни на десятилетия. К примеру, у нас в стране судей всегда считали и считают представителями государства. Это глубокое и небезобидное заблуждение. Суды защищают людей, общество, а не государство. Мы зачастую должны защищать человека именно от государства, его органов. Но большинство простых граждан воспринимают судей как госчиновников, и нередко судьи сами себя начинают таковыми считать. Поэтому мы должны не только в печати, но и в школах выступать, объясняя, что такое суд и каково его место в обществе. Кстати, мы и начали это делать — я имею в виду лекции школьникам.

— Но если Уставный суд живет на государственные деньги, как он может не зависеть от государства?

— Этот вопрос часто задают, и хорошо, что я могу еще раз на него ответить. Действительно, финансирование работы Уставного суда идет из городского бюджета в размерах, определяемых Законодательным Собранием и Губернатором города. Но бюджет складывается из денег налогоплательщиков, горожан. Обязанностью исполнительных и законодательных органов государственной власти является распределение этих денег, в том числе выделение их на деятельность суда. Таким образом, Уставный суд независим и руководствуется только законом, что мы не раз подтверждали своими решениями.

— Есть какое-то особо "любимое" вами решение?

— Так называемых громких дел у нас было много, но, действительно, есть одно, которое доставило большое удовлетворение. В 2002 году Законодательное Собрание приняло закон — в целях экономии средств снизить размер ставки, по которой исчисляется зарплата государственных и муниципальных служащих, с 450 до 335 рублей. Суд признал это решение противоречащим Уставу и не соответствующим ряду норм международного права. Мы доказали, что государство, официально признавая международные нормы права, взяло на себя обязательство не принимать решений, которые приводят к понижению жизненного уровня людей. Исключая, конечно, кризисы или иные объективные обстоятельства.

Дело здесь не только в деньгах. Этим решением мы показали, что можем защищать граждан от незаконных решений государства и что государство не имеет права бросаться обещаниями — за каждое слово оно должно отвечать.

— Петербург по уровню правовой культуры как-то отличается от страны в целом?

— Петербург был и, на мой взгляд, остается центром российского образования и культуры, в том числе правовой. Он был им даже в советское время. Недавно декан одного из юридических факультетов Москвы увидел у нас в библиотеке книги известного автора и удивленно спросил: "Почему они у вас сохранились? Автор же уехал за границу, и его учебники приказано было уничтожить?". Действительно, руководители всех библиотек России получили в свое время указание об изъятии книг этого автора. Наше же руководство имело мужество это указание не выполнить. По этим книгам студенты учатся и сегодня.

— Когда, по вашему мнению, мы построим правовое государство, о котором говорим вот уже 15 лет и до которого все еще далеко?

— Я бы не смог вам ответить, если бы не провел недавно несколько лекций для школьников. Но теперь уверенно скажу: оно будет через пять — десять лет, когда нынешние школьники станут самой активной частью общества. Нас, сегодняшних взрослых, учили, что государство дает нам те или иные права. А наши дети знают, что права им не государство дает — они есть у них изначально с рождения. А государство, Конституция, их только гарантирует.

— Хотелось бы разделять ваш оптимизм. Через десять лет вам будет ровно 55, открою читателям секрет, что сегодня как раз ваш день рождения.

— Рад буду встретиться в редакции вашей газеты и вернуться к сегодняшней беседе.

— Спасибо, что нашли время для встречи. Поскольку вы судья и не можете принимать подарки, пусть их заменят теплые слова наших читателей, которые гордятся тем, что в Петербурге есть Уставный суд, и которым наверняка будет интересен наш разговор с судьей, который на время снял мантию.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 24 (3134) от 7.02.2004 года.