Гость редакции» — Ирина Богуславская
ФОТО Дмитрия Соколова
Промыслы без «сувенирщины»
Семь десятилетий назад в Русском музее был создан отдел народных художественных ремесел. Круглая дата и стала поводом для встречи в редакции, на которой речь шла о непростой судьбе традиционных промыслов и ремесел, их прошлом, настоящем и будущем.
— Ирина Яковлевна, отдел, которому вы отдали полвека жизни, был создан в 1937 году. Это как-то связано с идеологией?
— Нет, это совпадение. 1920 — 1930-е годы были временем подъема интереса к народной культуре, временем оживления деятельности самих народных мастеров. Не случайно палехская лаковая миниатюра возникла в 1924 году. После революции народ надеялся на лучшую жизнь, таланты расцветали в центрах народного искусства. Тогда новая жизнь началась для Мстеры, Хохломы, холмогорской резной кости, богородской игрушки, дымковской игрушки и других уникальных промыслов. В 1937 году впервые в Третьяковской галерее прошла выставка народного творчества.
Еще раньше, во второй половине XIX — начале XX века во многих городах России организовывались земские кустарные музеи. В Санкт-Петербурге такой музей был открыт в 1890-е годы. А в 1911 году императрица Александра Федоровна основала школу народного искусства, куда набирали девочек из разных социальных слоев. При школе был свой музей. Судьба этих учреждений плачевна. После революции их объединяли, перевозили из одного помещения в другое. Вещи частично пропали, а то, что осталось, в 1930-е годы свалили на земляной пол в недостроенном здании ДК Ленсовета. Сотрудник Русского музея известный археолог и искусствовед Л. А. Динцес подал руководству города записку о том, что уникальные вещи из собраний кустарного музея и школы гибнут, а они могут послужить базой для создания отдела народного искусства.
В мае 1937 года вышло постановление Комитета по делам искусств об организации в системе Русского музея отдела народных художественных ремесел.
— Сейчас трудно представить себе крупный музей без отдела народного искусства. Но как он вписался в сложившуюся структуру семьдесят лет назад?
— Русский музей был первым, где появился такой отдел. В 1950 году в восьми залах флигеля Росси развернулась экспозиция народного искусства. Поначалу над ней потешались. Там, где висят картины Репина, Крамского, Брюллова, появились дуги, половики, прялки, предметы деревенского быта. Это вызывало удивление и насмешки. Экспозиция просуществовала восемь лет, в свое время я была ее хранителем. Она начиналась произведениями с древними мотивами, а завершалась работами современных мастеров. Позже мы сосредоточились на традиционном народном искусстве, на изобразительном фольклоре, как его иногда называют, на центрах народного искусства — ведь некоторые из них дошли до нас из глубины веков.
— У народного искусства был золотой век, когда его коллекционировали императорские особы, художники, люди, интересовавшиеся искусством. С чем вы это связываете?
— Интерес к народной культуре возник в Европе в конце XVIII — первой половине XIX века. Не случайно братья Гримм известны как собиратели народных сказок. Началось с устного народного творчества, с фольклора. И у нас в середине XIX века в Карелии нашли сказателя Т. Г. Рябинина и стали записывать былины и сказания. Вслед за устным творчеством возник интерес к бытовому народному искусству.
Это движение захватило широкие слои населения от разночинцев до дворян. Княгиня М. К. Тенишева открывала школы и собирала народное искусство. До сих пор есть созданный ею музей в Талашкине под Смоленском. К коллекционированию приобщились такие художники, как И. Билибин, А. Бенуа, М. Добужинский и многие другие. Успешно проходили выставки. В частности, Стасов помогал с организацией выставки Н. Л. Шабельской, у которой была громадная коллекция народного искусства, в том числе вышивок, кружева, головных уборов. Часть ее коллекции сохранилась до сих пор, кто-то ею владеет за границей.
— Интерес художников к народному искусству имел продолжение. Известно, что наш знаменитый авангард вышел из народного искусства. Чем вы это объясняете?
— Для художников интерес к народному искусству был важен с формальной точки зрения. Они искали композиционные ходы, изучали орнаменты, декоративные приемы. В 1913 году была знаменитая выставка лубка, устроенная М. Ларионовым и Н. Гончаровой. Причем под лубком они понимали не только народную картинку, но и самые разные вещи.
В народном искусстве есть свой дизайн, свои художественные приемы и правила. Искусство народных мастеров было декоративным. Они украшали вещи, которые использовались в быту. Поэтому народное искусство художников авангарда интересовало с точки зрения его эстетики и национальных истоков. В. Кандинский, П. Филонов, К. Малевич, П. Кончаловский обращались к народному искусству.
— И в более поздний, советский период названия традиционных центров и промыслов были у всех на слуху.
— Интерес к народному искусству возникает время от времени, волнами. Новая волна началась в 1960-е годы. Упал «железный занавес», к нам хлынули туристы. Появился интерес к нашим памятникам архитектуры, к монастырским ансамблям, к народному искусству. Был объявлен поиск мастеров в деревнях. Каждый мастер, который как-то владел ремеслом, брался на учет, получал заказы. В процесс включился Союз художников, возникла комиссия по народному искусству. Впервые после 1930-х годов Русский музей начал ездить в экспедиции.
1960-е годы много дали и для сохранения народного искусства. Раньше мастерам не разрешалось свои скромные изделия продавать на рынках, их строго за это наказывали. А ведь ремесло, которым они владели, передавалось из поколения в поколение, и для многих из них это был единственный источник существования.
Давление идеологии сказывалось на произведениях. Не забуду, как пятьдесят лет назад в мое первое посещение Палеха нам показали коробку из папье-маше. На крышке был портрет Сталина, а вокруг лица всех членов Политбюро. Палехская миниатюра там и рядом не стояла. Это другая живопись, другая стилистика, да и искусством это назвать трудно.
Так было, пока в 1955 году не вышло постановление об излишествах в архитектуре. Начался крен в другую сторону. Стали делать гладкие поверхности без всякого орнамента. В новом журнале «Декоративное искусство» возникла дискуссия, быть ли орнаменту. Всерьез обсуждали, нужно ли это излишнее украшательство. Ограничения ломали судьбы художников.
— А как сейчас живут наши знаменитые промыслы?
— Сегодня не лучшее время для народного искусства. Начинать надо с 1974 года, когда вышло знаменитое постановление о народных промыслах. Тогда о том, что есть народное искусство, не узнал только ленивый. Постановление несло противоречие в своей сути. С одной стороны, заботились о том, чтобы сохранить народное искусство, его объявляли частью социалистической культуры. С другой стороны, все промыслы назвали фабриками и перевели на план. О каком искусстве можно было говорить, если в том же Жостове мастер должен был за день расписать шестнадцать подносов! А это сложная технология, при которой ни один процесс нельзя пропустить.
Те, кто создавал это постановление, о сути народного искусства представления не имели. В промыслах возникли деления на творческих мастеров и тех, кто делал «массовку». Творческие люди стали из промыслов уходить. Их поддерживали Союз художников, Академия художеств, музеи, приобретавшие у них авторские вещи. А ведь во все времена в народном искусстве было органичное единство массового и уникального. Мастер делал какие-то рядовые вещи, допустим, гребни в тех же Холмогорах, в то же время годами создавал шедевр, который потом попадал в коллекцию или в музей. Одно без другого существовать не может. Вещи уникальные рождались на фоне массовой продукции.
В системе художественного фонда остались только два центра — Палех и дымковская игрушка. Все остальное перешло в министерство местной промышленности, где был колоссальный штат чиновников, плодивших инструкции, циркуляры о том, что понимать под народным искусством. Они ездили за рубеж, устраивали выставки-продажи, выручая за уникальные вещи мизерные деньги. Мы за бесценок насытили мир первоклассными произведениями народных промыслов, чем обесценили отношение к ним. К тому же за последние десятилетия понимание народного искусства свели к сувениру, что в корне неверно.
— Интересно, в чем разница между ними?
— В народном искусстве память о какой-то местности, о явлении заключена в самом названии. Когда начался бум «сувенирщины», возникло пятьдесят центров хохломской росписи — в Казани, Курске, Липецке, Уфе... В Казахстане появилась казахская хохлома, что само по себе абсурд. Хохлома — название деревни, которая и сегодня есть в Нижегородской области.
Сувенир — памятный подарок. Им может быть все, что угодно, до значка, который связан с определенной местностью или историческим событием. Любой предмет традиционного народного искусства в своей основе говорит о местности, где это искусство родилось. Да, он может быть эталоном сувениров. Даже массовая вещь может служить памятным подарком. Но свести народное искусство к сувениру — значит обесценить его духовное богатство, обесценить его значение как части культуры, обесценить его национальный характер.
Народное искусство живет с народом. На долю русского народного искусства досталось больше всего испытаний. Все эксперименты, которые ставились в политике и в жизни, касались народа, отражались на его искусстве.
Сегодня большая часть населения нашей страны не знает, что такое подлинное народное искусство, ассоциируют его с сувениром.
— Символом народного искусства и сувенира в одном лице стала матрешка, которая, кажется, родилась совсем не на нашей земле...
— Матрешки — порождение той же волны интереса к народному искусству на рубеже XIX – XX веков. Первая матрешка была сделана профессиональным художником Сергеем Малютиным в Абрамцеве, где она и хранится. Малютин взял за основу японскую куклу — деревянный стержень с круглой головкой. На этой основе он сочинил игрушку, которая вкладывается одна в другую. Внешне она была «реальна», если можно так сказать. Женская голова в платочке, курица под мышкой.
Сегодня иностранцы воспринимают матрешку, которой едва сто лет исполнилось, как символ России и национального русского духа. Так же ее воспринимают и многие наши соотечественники. Недавно одна из посетительниц музея предъявляла претензии, что у нас в экспозиции мало матрешек...
— Вы говорите о волнах интереса к народному искусству. Судя по всему, началась еще одна волна. Недавно президент озвучил программу поддержки традиционных промыслов и ремесел. Как специалист, что вы по этому поводу думаете?
— Поддерживать народное искусство надо. Как только мы пустились в капиталистическое плавание, многие центры и промыслы закрылись. Но, занимаясь более полувека народным искусством и наблюдая за методами руководства им, я смотрю в будущее довольно пессимистично. В нашей стране законы и постановления существуют сами по себе, а жизнь протекает отдельно.
Несколько лет назад вышло постановление о том, что нельзя приватизировать уникальные народные промыслы. В свое время специалисты по народному искусству бились за то, чтобы уникальные центры объединить в организацию, которая создавала бы им благоприятные условия для творчества и тем самым сохраняла. Ничего из этого не вышло. По закону, приватизировать центры уникальных промыслов запрещено, но сегодня фабрикой в Жостове владеет частный московский банк.
Убийственное положение с хохломской росписью. Xоxлома развивалась в двух центрах — деревнях вокруг поселка Семино и в городе Семенове. Это был благополучный промысел, несмотря на то что у него множество подражателей. Директор фабрики в Семине каким-то неправым путем ее приватизировал и стал гнать матрешки «под водку» с росписью под хохлому. Мастера разбежались по домам, на фабрике остались семь человек, которым кроме денег ничего не надо. Директор в свое время привозил к нам в музей фарфоровую чашку с росписью «под хохлому». Говорил, надо расширять ассортимент. Так почему бы не делать это, по традиции, в дереве? В XX веке каких только сервизов в Xоxломе не делали, и все это было утилитарно и использовалось в быту! Ложками мы и сейчас пользуемся. Они влагонепроницаемые, стерильные, если сделаны по той технологии, которую придумали мастера еще в XVII столетии.
В Семенове главный художник — человек небесталанный, но у нее нет понимания перспективы развития промысла. Традиции существуют не только в технологии, но и в формах, в приемах росписи, в направленности поисков. Загляните в любой сувенирный магазин, спросите, где продается настоящая семеновская хохлома. Формы жесткие, иногда заимствованные, из металла, стекла, керамики. Промысел разрушается изнутри из-за неправильного руководства.
— Как вы считаете, президентская инициатива поможет промыслы сохранить?
— Инициатива сама по себе хорошая. Но я могу судить о том, что читала в прессе и слышала по радио. Меня удивило количество выступавших, среди которых не было ни одного профессионала. Как в прежние времена, звучали общие слова, речи о том, что у нас все прекрасно и надо народному искусству помогать. На практике другая картина.
В Москве одна за другой создаются ассоциации народных мастеров и народных промыслов. Есть организация — преемник Института художественной промышленности, который давно перестал существовать. Все это места службы для бывших сотрудников министерств и ведомств, которые ищут себе пристанище.
К сожалению, бытует мнение, что народное искусство — это очень просто, это «и я могу». Такое «и я могу» ничего общего не имеет с канонами и навыками, которые есть в каждом промысле. Недавно из Челябинска приезжала женщина, изучающая местные народные ремесла. Дело благое. Но она привезла в подарок музею две вещи, сделанные человеком, который, по ее словам, двадцать лет работает резчиком по дереву. Достаточно взгляда, чтобы определить, что это абсолютная самодеятельность, человек не имеет профессиональной школы.
Бич отношения к традиционному народному искусству не только «сувенирщина», но и любительство.
— Но разве народное искусство в основе своей не самодеятельное?
— Традиционное народное искусство отрабатывалось веками. В каждом центре есть свои неписаные правила. Любой художник узнает, где это сделано. Но сегодня прорва поддельщиков, особенно в глиняной игрушке. Кажется, каждый может мять глину, делать игрушки и объявлять это народным искусством.
Моя коллега пишет диссертацию о так называемом фольклоризме. Фолыклоризм — вторичное обращение к фольклору. Он может способствовать развитию народного искусства, а может привести к кичу, безвкусице.
Сегодня в декоративном народном искусстве это явление расцветает пышным цветом. Оно подчас связано с местными чиновниками, у которых легко получить статус народного мастера и лицензию на изготовление изделий. Все определяют деньги.
Открываются школы «народного мастерства», где преподают неучи. Есть люди, у которых сотни учеников, школы, известность в своей области. То, что они делают, по качеству неприемлемо и никакого отношения к местным традициям не имеет.
— Казалось бы, безобидное дело. Люди объединяются по интересам, занимаются творчеством, привлекают детей. Что страшного?
— Одно дело, когда детей привлекают к искусству подлинному. Есть в Липецкой области мастер В. В. Маркин. Он учитель, сам делает игрушку, изучает музейные фонды. У него несколько учениц, они преподают в школах. У каждой местности свои генетические возможности восприятия традиций, которые идут от земли. Правда, XX век показал, что человек приезжий, но одержимый определенным народным ремеслом, традицию впитывает и может оставить след в своем деле. Но если дело поставлено только на коммерческую основу, а человек плохо понимает местные художественные традиции и их особенности, он уродует молодежь.
— Как все же вы себе представляете правильный путь поддержки народного искусства?
— Во всем должен быть профессиональный подход. Государство процесс выпустило из рук. Если раньше был диктат, и это плохо, теперь все пущено на самотек. Нет поддержки даже тем промыслам, которые этой поддержкой пользовались. На местах закрываются школы, существовавшие с 1920 — 1930-х годов, к примеру в Федоскине, в Xолмогораx. Прерывается традиция. Известные мастера, члены Союза художников выживают за счет частных заказов. Промыслы приватизируются, владелец подчиняет их своим вкусам и коммерческим интересам. В Ростове-Ярославском теперь несколько мастерских финифти. Одни делают вещи по заказу для Израиля, кто-то сохраняет ростовские эмальерные традиции, которым не один век, кто-то работает по частным заказам. Часть мастеров возвращаются к иконописи на образках, с чего и начиналась ростовская финифть. Выживают, кто как может.
Органа, который следил бы за художественным качеством изделий, нет. Раньше в каждом промысле были художественные советы. В них входили авторитетные местные мастера. Вещи некачественные они отметали. Сейчас советы развалились. Контроль за качеством необходим, иначе не будет движения вперед.
— Ирина Яковлевна, вы полвека отдали народному искусству. Что еще хочется сделать?
— Xотелось бы найти спонсора для издания краткой энциклопедии русского народного искусства. В ней говорится о том, что такое народное искусство, описываются его основные виды и художественные особенности. Есть очерки о каждом промысле. Эта книга — результат моей профессиональной жизни.
Подготовила Людмила ЛЕУССКАЯ
Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 107 (3899) от 15.06.2007 года.
Комментарии