Зачем спасать 400-летние рукописи допетровского времени
История только кажется консервативной наукой. Ведь мало того, что она постоянно подкидывает темы для современных политических баталий, так еще и внутри нее самой не утихают споры. Исследователи изучают источники, выявляют новые факты, способные уточнить (а то и вообще изменить) традиционные представления.
ФОТО Сергея ГРИЦКОВА
Наш собеседник, профессор Санкт-Петербургского государственного университета, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН - Алексей Сиренов - занимается историей Руси допетровского времени. Если точнее - русскими летописями и историческими сочинениями XVI - XVII веков. Тем, как описывали нашу историю при Иване Грозном и первых Романовых. Это знание оказывается для нас важным, поскольку дает, к примеру, возможность сравнить себя с людьми, которые жили в те далекие времена.
- Алексей Владимирович, как бы вы, академический ученый, оценили современное состояние исторической науки?
- Не буду оригинален, если скажу: каково общество - таково и состояние исторической науки. Со времени смены эпох, произошедшей в начале 1990-х годов, прошло уже больше четверти века, а общество только сейчас твердо встает на ноги. Согласитесь, в 1990-е и даже 2000-е годы мы еще во многом жили представлениями, даже отношениями, свойственными позднему советскому времени.
На мой взгляд, наше общество во многом меняется именно сейчас. Меняется и отношение к исторической науке, осознание ее роли в обществе, понимание того, какой вообще должен быть взгляд на историю. Здесь тоже поле для дискуссии.
Например, безмерно уважая Михаила Васильевича Ломоносова, лично я никак не могу согласиться с одним из его утверждений. Он считал, что история - это материал, которым нужно подкреплять, аргументировать и освящать соответствующую государственную идеологию. Примерно о том же говорил в 1920-х годах историк-марксист академик Михаил Николаевич Покровский. Ему принадлежит знаменитое выражение: «История - это политика, опрокинутая в прошлое».
Но мы-то сейчас все-таки стремимся подходить к истории с других позиций - как к науке, занимающейся поиском объективных знаний и закономерностей. На мой взгляд, ее магистральная линия заключается в выявлении, изучении и публикации источников. И уже только потом в создании на их основе по возможности максимально объективного описания событий. Считаю, что задача историка - не давать широкой публике готовых оценок событий, а предложить ей круг источников, материалов, чтобы люди имели возможность самостоятельно выработать свою точку зрения.
Многое из происходящего сегодня в исторической науке обогащает наши представления. Мир стал шире: сейчас мы ощущаем, что живем не только в границах собственной страны. «Виной» - падение «железного занавеса» и глобализация... Да и русской историей, в том числе и средневековой, занимаются сегодня исследователи все в большем числе стран - и в Америке, и в Европе, и в Азии.
Нет идеологических шор, запретных тем, открылись многие недоступные прежде архивы. Издается много ценных источников. Каждый год появляются действительно значимые монографии, прорывные исследования, открытия следуют одно за другим.
- Можете привести в пример яркие труды петербургских исследователей последних лет?
- Естественно, я могу прежде всего говорить о работах, близких моим историческим интересам.
Два года назад вышла монография Михаила Шибаева, сотрудника отдела рукописей Российской национальной библиотеки, посвященная рукописям Кирилло-Белозерского монастыря XV века. Он реконструировал процесс создания одной из крупнейших библиотек средневековой Руси и раскрыл перед нами мир людей того времени. Или, например, заведующему тем же отделом рукописей Алексею Алексееву мы обязаны прорывным исследованием, касающимся деятельности просветителя Иосифа Волоцкого. Алексеев вообще, по сути, впервые создал полную современную биографию этого человека, который, так же как и Лютер в Германии, создал национальную церковь или по крайней мере наметил ее основные черты.
А монография молодого научного сотрудника Санкт-Петербургского института истории РАН Никиты Башнина, посвященная Дионисиево-Глушицкому монастырю в Вологодском крае! За эту книгу он в этом году в числе других молодых ученых был удостоен премии президента России в области науки и инноваций. Никита Башнин собрал все возможные документы, касающиеся прошлого этой небольшой обители, которая в его работе предстает перед нами как значимый культурный и духовный центр России.
Подобные исследования - отдельные, но очень характерные проявления того подъема, который переживает историческая наука. В Москве раз в два года проводится международная конференция, посвященная истории и культуре Древней Руси. Событие масштабное, собирающее исследователей со всей страны и из-за рубежа. Происходят общение, обмен опытом, жаркие дискуссии, споры...
История Древней Руси сейчас становится особенно актуальной еще и потому, что буквально у нас на глазах расходятся пути развития некогда братских народов - русского, украинского и белорусского. Хотя некогда мы были едины. И начальная история у нас общая. Но это общее наследие и стало камнем преткновения и объектом споров, далеко не всегда научно корректных.
Группа историков Санкт-Петербургского университета под руководством профессора Александра Филюшкина сейчас проводит исследование, цель которого - проследить, каким образом средневековая история превращается в инструмент политики и идеологии. Почему, казалось бы, «бесконфликтное» для нашего современника Средневековье вместо зоны примирения становится яблоком раздора?
- Студенты, которым вы преподаете в Университете, ориентированы на академические исследования или на практическую деятельность, например в школе?
- Вы знаете, справедливо и то, и другое. Некоторые чувствуют в себе потребность работать с детьми и достигают на этом поприще значительных результатов. Что же касается академических перспектив... Всегда ориентирую своих студентов на то, что в петербургских (да и не только) архивохранилищах можно сделать множество открытий. Ведь отечественное архивно-рукописное наследие у нас до сих пор еще описано довольно слабо.
Характерный пример: нам с коллегой из Пушкинского Дома, научным сотрудником Глебом Маркеловым удалось подготовить к публикации редкий памятник древнерусской книжности - «Лицевой летописец» начала XVII века. Причем он хранился в Библиотеке Академии наук, был описан наряду с десятками и сотнями других подобных документов. Но никто в него не вчитывался, не придавал ему особого значения. Мы подготовили его научное и факсимильное издания, ввели в научный и культурный оборот.
Произведение удивительное. Летописец - иллюстрированный, а подобных рукописей вообще очень мало, пять или шесть за всю историю России. Представьте: ее создатель жил в Казани во время Смуты, творившейся тогда на Руси, а интересовали его исключительно астрономические и атмосферные явления - кометы, солнечные и лунные затмения, падения метеоритов. Все эти явления он тщательно зарисовывал, причем характер изображений похож на чертежи или схемы.
Сначала мы думали, что он их сам разрабатывал, потом выяснили, что следовал западноевропейской традиции. Но в любом случае, что для нас важно, это был уже не средневековый человек, а книжник с научным интересом. А самое необычное: он пытался прочесть в небесных явлениях некий знак, указание, когда же прекратится безвременье в государстве...
- Этот документ дает нам новое знание?
- Безусловно. Например, в нем есть описание некрополя первых лиц Казани. Рукопись позволяет уточнить и практически не известные прежде детали биографии митрополита Казанского Ефрема, возглавившего духовенство во время второго ополчения и в 1613 году венчавшего на царство Михаила Федоровича Романова.
- Зачем это знание ученым - понятно. А самым обычным людям оно для чего?
- Они получают возможность представить себе рядовых персонажей прошлого - чем они жили, что их волновало, какие книги они читали. Открывают для себя внутренний мир современников того времени. Для нас это произведение - энциклопедия человека, жившего четыреста лет назад. Нам известно все - имена членов его семьи, родственников, его семейное положение, примерное место жительства. Жаль, но мы так и не смогли узнать его имени...
Возвращаясь же к тем перспективам, которые ждут нынешних студентов-историков, хочу подчеркнуть: сегодня уже не так важно, будет ли человек после окончания вуза работать в каком-то научном учреждении. Появляется все большее число «фрилансеров от истории», обладающих фундаментальным образованием, глубокими знаниями и работающих вне академических институтов. Вы посмотрите: читальные залы крупных архивов заполнены, порой даже свободных мест нет!
Иногда исследования фрилансеров даже глубже, чем академических ученых. В качестве примера приведу работы Сергея Кистерева, который, не имея ученых степеней и званий, не являясь сотрудником какого-либо государственного научного учреждения, своими трудами по истории Древней Руси, древнерусской книжности заслужил большой научный авторитет и признание в среде профессиональных историков.
Так что и книги фрилансеров нельзя игнорировать, наоборот, - надо создавать для всех равные возможности исследования, в первую очередь информационные. Делать доступными источники. Наше завтра - в этом. И работа уже идет: достаточно посмотреть электронные ресурсы крупнейших научных центров...
Думаю, мне удалось вас убедить, что ситуация в исторической науке радикально отличается от той, что была еще несколько десятков лет назад, когда она являлась уделом практически только ученых-профессионалов. Поэтому так важно внимание государства к библиотекам, архивам, музеям. А его-то как раз недостаточно. Не хочу бросаться словами, но налицо явно пренебрежительное отношение к национальному наследию.
О чем я веду речь? Еще со времен Петра Великого Петербург и Москва, как столичные города, стали в России двумя основными центрами хранения исторических документов. В XVIII - XIX веках в основном все свозилось в Петербург, в ХХ веке - в Москву. В первые годы существования новой столицы Петр привез сюда из Москвы царское собрание рукописей, которое наряду с библиотекой самого Петра составило ядро нынешней Библиотеки Академии наук.
А в начале XIX века наш город стал обладателем одной из ценнейших коллекций средневековых европейских рукописей, собранной русским дипломатом Петром Петровичем Дубровским. На ее базе, кстати, и был создан нынешний отдел рукописей Российской национальной библиотеки. В начале XX века также исключительную коллекцию памятников древней письменности собрал выдающийся историк Николай Петрович Лихачев. Сейчас его коллекция - в основе собрания источников Санкт-Петербургского института истории РАН.
Кроме того, свои собрания - в Институте восточных рукописей, Библиотеке Академии наук, Эрмитаже, Институте русской литературы, Российском государственном историческом архиве... Вы представляете, какие это богатства!
А финансирования, которое государство сегодня выделяет на сохранение и реставрацию памятников письменности, того наследия, которое было создано и собрано нашими предками, совершенно недостаточно. По сравнению с советским временем объемы реставрации средневековых рукописей в Петербурге сократились в несколько раз.
- Простите, но сейчас ведь ведется такая громадная работа по оцифровке тех же рукописей - и в РНБ, и в БАН, и в Президентской библиотеке...
- Это замечательно. Но помимо нее должна осуществляться еще и масштабная реставрация, и ее недостаточные темпы меня, как специалиста по работе с манускриптами, больше всего беспокоят. И вообще если не будет реставрации, то со временем и оцифровывать будет нечего!
Конечно, обыватель может сказать: мол, рукописи пролежали сотни лет и ничего с ними не сделалось! Но они ведь не только лежат. Они медленно разрушаются.
Понимаете, для древних рукописей особенно важно соблюдение правильных условий хранения. И это не только температурно-влажностный режим. Простейший, но весьма показательный пример. Если мы вложим в древнюю рукопись современный лист бумаги (например, сделаем закладку), то он будет ее разрушать. Дело в том, что современная бумага изготовлена из целлюлозы, а материал, на котором написана древняя рукопись, - из текстиля, грубо говоря, из тряпок. И он ни в коем случае не должен соседствовать с нынешней бумагой, потому что из-за ее повышенной кислотности активизируются химические процессы, в том числе разрушительные.
Вообще лучший на сегодня способ хранения рукописей - в бескислотных контейнерах. Это коробки из картона, изготовленного по специальной технологии. Причем делают их у нас в Петербурге. И это не такое дорогое удовольствие, однако их нужно очень много, а архивы сегодня ими обеспечены совершенно недостаточно. Едва ли каждая десятая рукопись хранится в подобном контейнере. Чаще всего манускрипты просто стоят на полках, как у нас дома книжки в шкафу.
А ведь этим памятникам по многу сотен лет, и их состояние надо контролировать постоянно! Чернила вступают в контакт с окружающей средой. Иногда происходит угасание текста, он становится просто нечитаемым. В иных случаях чернила разъедают бумагу насквозь и рукопись медленно превращается в труху и пыль. Краска на миниатюрах осыпается. Наконец, документы ветшают еще и оттого, что с ними работают исследователи...
Но я бы хотел сделать акцент на другом. У нас зачастую реставрация книги воспринимаемся просто как «починка». Отношение именно такое: мол, нужно найти хорошего мастера, заплатить ему, и он сделает все «красиво». А реставрация книги - это не просто «починка», а важнейший элемент ее исследования, изучения рукописи. Потому что когда рукопись поступает на реставрацию, реставратор ее расплетает...
- И тут могут появиться сведения, которая скрыты от исследователя?
- Конечно, ведь реставратор потом опять сплетет манускрипт, и эта информация снова окажется недоступной. В этот важнейший момент рядом обязательно должен находиться исследователь, однако такое происходит в исключительных случаях, когда осуществляется реставрация памятников уровня Остромирова Евангелия. А подобное сотрудничество — «смычка» реставрации и научно-исследовательской работы — должно быть повседневностью.
Увы, сегодня нет осознания большого научного потенциала реставрации, отношение к ней зачастую потребительское. В этом, как бы это громко ни звучало, серьезная проблема исторической науки.
Положение с реставрацией рукописей определяется не только финансированием - вопрос гораздо глобальнее. Современная реставрация - это соединение ремесла, гуманитарных и естественно-научных исследований. В Москве такое понимание и такая практика повсеместна. А в Петербурге, к сожалению, лишь кое-где, да и то в исключительных случаях.
- А среди студентов есть интерес к реставрации, в частности древних книг?
- Увы! В Санкт-Петербургском госуниверситете несколько лет существовала программа подготовки реставраторов бумаги, а затем ее закрыли, потому что у студентов нет к ней интереса.
Понимаете, они в большинстве своем полагают, что реставрация книг - это малопрестижное ремесло, причем достаточно механическое и малоквалифицированное. Мне вообще кажется, что такой взгляд - отражение состояния всего нашего общества. Молодежь сейчас не особенно настроена на созидательный труд. Студенты сегодня получают образование для того, чтобы потом трудиться не по специальности, а главным образом в сфере обслуживания. Найти непыльную работу, чтобы была хорошая зарплата. С этой точки зрения ориентировать студента на профессию реставратора очень трудно...
А ситуация между тем очень тревожная. В ноябре прошлого года по инициативе Петербургского отделения Археографической комиссии РАН и Библиотеки Академии наук состоялась конференция, посвященная реставрации рукописей. В резолюции, принятой в результате ее работы, есть такой пункт: «Сотни рукописей нуждаются в реставрации, их постепенное разрушение наносит непоправимый вред историко-культурному наследию нашей страны».
Насколько это созвучно знаменитой фразе, сказанной еще в XVIII веке ученым Августом Шлецером, занимавшимся русской историей, - о том, что в России не занимаются архивами, буквально топчут свои же собственные сокровища...
Материал был опубликован в газете под № 125 (6234) от 13.07.2018 под заголовком «Пока рукописи не угасли».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 125 (6234) от 13.07.2018.
Комментарии