Гость редакции — Алексей Ипатов

Гость редакции — Алексей Ипатов | ФОТО Сергея Грицкова

ФОТО Сергея Грицкова

Память о русских воинах
хранили в чужой стране

Впереди у нас несколько праздников. Но многие уже сейчас живут ожиданием самого значительного из них, самого главного — 60-летия нашей Великой Победы. К нему готовится правительство, думая, как отметить тех, кто на фронте и в тылу ковал Победу. Приводятся в порядок мемориалы и памятники, готовятся к открытию новые. С особым чувством ждут истинно всенародного праздника ветераны Великой Отечественной войны, которая пришлась на их молодость. Этим людям есть чем гордиться — они защищали Родину, им есть о чем вспомнить и рассказать.

Алексей Николаевич ИПАТОВ — гость не случайный. В его военном прошлом было дело, которое и сейчас не утратило своей актуальности и общественного значения.


— Алексей Николаевич, вы бывший кадровый военный, прошли войну от и до, сражались на нескольких фронтах. Что вспоминается сейчас о том времени?

— Вспоминается многое. Война началась, когда пошел пятый год моей службы в кавалерийском полку. Наш гарнизон находился в Киевском особом военном округе, где кроме частей кавалерийского корпуса располагалась истребительная авиационная дивизия. 22 июня я должен был уехать в санаторий. Помешала война. В первый же ее день мы подверглись налету вражеской авиации. Началась спешная эвакуация семей военнослужащих и гражданских лиц гарнизона, которой пришлось заниматься мне. Последний эшелон ушел в Киев 27 июня, когда враг был от нас уже в 50 километрах. В этом поезде ехала моя жена с двумя маленькими детьми. Лишь через год я разыскал их в Поволжье.

Потом я воевал в истребительном противотанковом полку. Помню, как, прибыв на Юго-Западный фронт, полк стал разгружаться на станции Касторная, не зная, что это уже немецкий тыл. Мы стали выходить из окружения двумя группами. Около села Березовка на нас неожиданно выскочил легкий немецкий танк, который мы тут же подбили. А через некоторое время к селу уже двигалась колонна из девяти фашистских тяжелых танков. Был вечер, мы находились на окраине леса. Сумерки и кусты надежно укрывали нас. Когда враг приблизился, мы открыли огонь. Бой длился всего семь минут — противник был уничтожен, танки сожжены. Мы соединились со своим полком и получили за тот бой награды. Я — свой первый орден Красной Звезды.

Потом была Орловско-Курская битва. Я получил назначение в артиллерийскую бригаду 65-й армии, которой командовал генерал П. И. Батов. С ней прошел все остальные дни и годы войны: принимал участие в знаменитой Бобруйской операции «Багратион», в освобождении Варшавы. Конец войны мы встретили на Балтике под Ростоком. Отсюда в июне 1945 года 147-я армейская пушечная Речицко-Рогачевская четырежды орденоносная артиллерийская бригада, в которой я служил, была передислоцирована в город Бунцлау, что в Силезии.

Этот небольшой немецкий городок нам был небезразличен. Он имел прямое отношение к истории нашего Отечества. В Бунцлау 28 апреля 1813 года скончался Михаил Илларионович Кутузов. Наше правительство решило открыть в доме, где провел свои последние дни фельдмаршал, его музей. 16 сентября 1945 года здесь было намечено отпраздновать 200-летие со дня рождения великого полководца. Мне как заместителю начальника гарнизона Бунцлау приказали заняться созданием музея.

— В первый послевоенный месяц на бывшей территории противника открыть музей русской воинской славы — как такое было возможно? Наверное, для этого вам, Алексей Николаевич, пришлось приложить немалые усилия — выселять из дома хозяев, где-то добывать экспонаты...

— Все было иначе. Когда мы с войсками вошли в Бунцлау, то были удивлены тем, как здесь почитается память Кутузова и русских воинов, освободивших Германию от Наполеона. Комната в доме, где жил и скончался фельдмаршал, 132 года (!) находилась в неприкосновенности, и второй этаж, где она располагалась, не занимался под жилье. Комната была превращена хозяевами дома в приватный музей. Более того, и дом этот немцы называли не иначе, как Haus Kutusovs — дом Кутузова. Это был кусочек нашего Отечества на чужой земле, который не тронули даже фашисты.

Напротив дома высился 12-метровый чугунный обелиск, установленный в честь Кутузова повелением прусского короля Фридриха-Вильгельма III. На нем были написаны такие слова: «До сих мест довел князь Кутузов-Смоленский победоносные российские войска. Но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас Отечество свое. Он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя».

И это еще не все. В окрестностях Бунцлау находились и другие памятники героям России, относящиеся к войне 1812 — 1813 годов: гусару Наталочке, еще один памятник Кутузову на могиле его сердца (что было легендой — сердце полководца покоится в Казанском соборе) и «Русским воинам-освободителям от благодарного немецкого народа». Поразительно: этот памятник был отреставрирован во времена фашистской Германии.

Мы обратились к жителям Бунцлау с просьбой пополнить экспонаты музея. Нам принесли старые тесаки, пушечные ядра, наконечники пик, сабли. А одна пожилая немецкая учительница подарила музею редкую копию Медного всадника, выполненную в бронзе на малахитовом «гром-камне». Помощь жителей была тем более трогательной, что им предстояло скорое переселение. По Потсдамскому соглашению, Силезия и Померания отходили к Польше, и немцы должны были навсегда освободить эту территорию.

В день празднования 200-летия со дня рождения Кутузова в Бунцлау состоялся парад советских войск, который принимал маршал К. К. Рокоссовский. Потом был открыт музей, и известный советский военачальник первым расписался в книге посетителей.

— Какова дальнейшая судьба музея?

— Музей в Бунцлау, а город с 1946 года стал называться по-польски Болеславец, просуществовал до 1991 года. Работали в нем наши граждане, числясь в штате Минобороны. Но когда начался вывод советских войск из Польши, а работникам музея стало к тому же еще известно, что в «доме Кутузова» собираются открыть кафе, имущество музея и экспонаты были спешно, за одну ночь, собраны и вывезены в Ленинград.

Вопрос, где разместить музей, был решен Министерством обороны — в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи, который находится в нашем городе. Для этого здесь был создан новый отдел «Истории Отечественной войны 1812 года, полководческой и государственной деятельности М. И. Кутузова». Для экспозиции отвели три зала. Все, в том числе и руководство Военно-исторического музея, полагали, что она будет здесь находиться временно — до открытия самостоятельного музея Кутузова. Ведь он родился и жил в Петербурге. Отсюда он отбыл в ставку, чтобы руководить российской армией в борьбе с Наполеоном. На набережной его имени есть дом № 30, который принадлежал полководцу, а позже его потомкам.

Однако этого не случилось... При жизни Кутузов боялся опалы, одиночества, забвения, как будто чувствовал что-то, предвидел. И вот горькая правда: в нашей стране нет ни одного музея Кутузова. Тот, на немецкой, а после войны на польской земле, был единственным музеем великого русского полководца.

— Алексей Николаевич, мы помним, как за создание петербургского музея, особенно накануне 250-летия со дня рождения Кутузова, ратовала общественность. Во многих СМИ были опубликованы статьи с рефреном: «В городе должен быть музей Кутузова!». Принимались какие-то решения, но что-то помешало их воплощению в жизнь. Вы как человек, скажем так, не посторонний Кутузову, может быть, проясните ситуацию?

— Сначала я скажу о том, что указом президента РФ в феврале 1995 года дом Кутузова был объявлен объектом исторического и культурного наследия. А федеральной программой «Сохранение и развитие исторического центра Санкт-Петербурга», которую правительство приняло в мае 1996 года, было предусмотрено создание в доме № 30 на набережной Кутузова музея фельдмаршала. Однако никаких конкретных мер по осуществлению этого пункта программы не было предпринято. Надежды на то, что при подготовке к 300-летию Петербурга среди прочих спешных дел вспомнят и о защитнике Отечества Кутузове, как его официально именовали современники, тоже не оправдались.

Аргументы властей сводились к тому, что квартиры дома, в которых предполагалось открыть музей, приватизированы. И выкупить их из-за отсутствия средств невозможно. Тогда мы предложили такую идею: собрать на создание музея народные средства, открыв благотворительный счет и обратившись с призывом к гражданам страны пополнить его.

Началась бесплодная переписка между чиновниками и теми людьми, в числе которых был и я, что ратовали, поддержанные общественностью, за создание музея. Последний ответ был нами получен в конце минувшего года от председателя комитета по культуре Н. В. Кущенковой. В нем опять же прозвучала ссылка на то, что квартиры, где мог бы находиться музей, являются сейчас частной собственностью и, по закону, не подлежат принудительному выкупу. Отрицалась и целесообразность сбора средств у населения как непродуктивное действие. И все это подкреплялось 4-й статьей закона Санкт-Петербурга «О порядке и условиях перевода жилых домов и жилых помещений в нежилые», которая в том числе законодательно ограничивает создание в Петербурге музеев-квартир. И это можно посчитать последней точкой в «деле Кутузова».

Конечно, в нашем городе есть места, где сохранена память о русском полководце: мемориальная доска на вышеназванном доме, бюст на месте захоронения в Казанском соборе и памятник перед ним, экспозиция в музее. Возможно, нынешней власти это кажется достаточным — патриотическое воспитание сейчас не в моде.

— И все-таки интерес к нашему славному прошлому сегодня велик. О Великой Отечественной, например, пишутся книги, снимаются фильмы. И вот какой возникает вопрос. То, что в них написано, показано, похоже на ту войну, в которой вы, Алексей Николаевич, и многие граждане страны сражались, защищая Отечество?

— И да, и нет. Много правды, особенно в мемуарах военачальников и тех, кто был на фронтах, и немало вымысла у других, кто пороху не нюхал. Конечно, на войне было всякое: героизм и трусость, громадное чувство ответственности за жизни других людей и обычная расхлябанность.

Расскажу исключительный случай, который произвел на меня столь сильное впечатление, что я навсегда потерял все волосы. В марте 1942 г. была намечена операция по занятию высоты, расположенной южнее города Матвеев Курган у реки Миус. Бригаду морской пехоты, которой поставили эту задачу, должны были поддержать арт- и авианалетами, танковой атакой. Но танки не пришли. И я на наблюдательном пункте видел, как моряки заняли высоту, но с флангов вдруг появились немецкие танки и начали расстреливать беззащитных пехотинцев... Наши танкисты не вступили в бой, потому что не получили приказ. Его забыли отдать армейские начальники. По приказу Верховного главнокомандующего они были расстреляны. Но это случай, повторю, единичный, выходящий из ряда вон.

Главными были все же исключительный патриотизм, вера в победу, которые и помогли нам одолеть врага. А у нас сейчас в кино идеализируют штрафбат и смакуют отдельные негативные явления военного времени. Не надо перегибать палку. На войне проявлялись лучшие качества людей.

— Алексей Николаевич, в этом году вам исполнилось 89 лет. Но вы бодры и продолжаете трудиться. Как вам это удается?

— Я живу без излишеств и не имею вредных привычек. Работаю в Государственном университете авиационного приборостроения ведущим инженером сектора научных исследований. Горжусь тем, что наш коллектив участвовал в запуске «Бурана». Считаю, что, несмотря на возраст и пережитое, надо уметь ценить жизнь и трудится, чтобы не выпасть из ее течения.

Подготовила Марина Елисеева.


Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 233 (3343) от 4.12.2004 года.


Комментарии