Александр Евсеевич КАРЛИК

Александр Евсеевич КАРЛИК | ФОТО Сергея ГРИЦКОВА

ФОТО Сергея ГРИЦКОВА

Импортозамещение.
Раунд пятый

В нашей газете стало традицией, когда комментаторами экономической ситуации в стране выступают профессора Финэка (ныне – Санкт-Петербургский государственный экономический университет). И это объяснимо: старейший финансовый вуз собрал лучшие преподавательские кадры, имеющие опыт работы в народном хозяйстве. Вот и наш сегодняшний гость проректор по научной работе Санкт-Петербургского государственного экономического университета, имеет представление о всем многообразии такого термина, как экономика: и о науке, и о высшей школе, и о системе хозяйствующих отношений в современной России. Как и о том, почему нельзя расслабляться на фоне чуть-чуть подорожавшей нефти и кто придет на смену экономистам советской школы.


– Александр Евсеевич, за последние годы многие петербургские вузы, в том числе и ваш, прошли через процедуру слияния. Насколько обоснованной была эта идея?

– Сама идея – ликвидировать неэффективные вузы – неплохая. Но ее реализация, как водится, страдает. Во-первых, не совсем понятны критерии отнесения вузов к неэффективным, и из-за этого было много споров. Во-вторых, необходимо было достаточно внимательно разбираться с каждым вузом по отдельности.

Как это было у нас? Слияние происходило на наши собственные средства, без дополнительных ассигнований от государства. По специализации три вуза всегда были близки, но, что естественно, у нас разная корпоративная культура. Одни вузы в тяжелые время не кинулись любыми способами зарабатывать деньги, а пытались всеми силами поддержать качество образования. Они не увеличили количество студентов, в том числе обучающихся на основе полного возмещения затрат, потому что представляли: при той же численности преподавательского состава это неминуемо привело бы к ухудшению качества образования.

Другие вузы, практически отказавшись от своего традиционного профиля, стали зарабатывать деньги на таких модных в свое время специальностях, как финансы, менеджмент, маркетинг и др. Кроме того, в наследство объединенному университету достался ряд непрофильных для экономических вузов направлений, которые присущи, например, Политехническому университету. В этот профильный вуз абитуриенты идут охотнее, а у нас по факту – недобор.

В результате ряд специальностей, не пользующихся спросом, приходится в условиях ограниченности финансирования закрывать. Тем не менее процедура объединения сегодня практически завершена. И настало время ускоренно двигаться вперед.

Эффективным примером слияния вузов в Петербурге я считаю присоединение Политехническим университетом Санкт-Петербургского института машиностроения (ЛМЗ-ВТУЗ). Еще пример: в том же 2011 году Северо-Западный государственный заочный технический университет стал частью Горного университета, и это тоже было обоснованно.


– Как за последние 10 – 15 лет изменился портрет выпускника экономического вуза?

– По моим наблюдениям, в последние годы стало лучше. Ребята хотят учиться. Наверное, сказалось и сокращение бюджетных мест. Удивительно, но наши студенты жалуются в деканат, если замечают, что преподаватель дает им старый материал или если он отменил лекцию, а потом не провел дополнительное занятие. Хотя, конечно, в целом система ЕГЭ, призванная дать возможность талантливым ребятам из глубинки проявить себя в большом городе, не работает.


– Нужны ли вообще нашей экономике молодые экономисты?

– Наши выпускники работают в структурах власти и в компаниях, являющихся естественными монополиями, в вузах и других структурах, и мне за них не стыдно. Им, конечно, приходится мириться с уже сформировавшейся корпоративной культурой в коллективе. А это непросто, ведь корпоративную этику сформировало старшее, в какой-то степени консервативное поколение.


– От экономической школы перейдем к региональной практике. Как вы оцениваете ситуацию в экономике Петербурга?

– Конечно, она сложная, но не смертельная. На мой взгляд, это связано с тем, что нам удалось сохранить промышленность. Кстати, в 2008 – 2009 годах это тоже нас спасало. У нас много оборонных предприятий, и их вклад в борьбу с кризисом существенный. Во-первых, оборонка обеспечивает стабильные заказы. Петербургские исполнители госзаказа в оборонке имеют договоры на три года вперед. Во-вторых, в оборонку сейчас вкладываются большие средства: в общем по России – 20 триллионов рублей. А на наш город приходится примерно 14% всей оборонки страны. В-третьих, именно оборонка тянет за собой развитие других отраслей: металлургии, химии, подготовку кадров, обеспечивая мультипликативный эффект.

Также способны вытянуть город из кризиса инфраструктурные проекты. И, как это ни парадоксально, проекты в сфере ЖКХ. Уже не раз, в том числе на промышленном и экономическом советах при губернаторе Петербурга, обсуждался вопрос о повороте промышленных предприятий северной столицы лицом к нуждам мегаполиса. А ведь городской заказ сможет реально поддержать предприятия города.


– Насколько, по-вашему, эффективны действия городских властей по предупреждению кризисных явлений в экономике Петербурга?

– Честно говоря, сейчас я с удовлетворением наблюдаю за действиями городской администрации. Хотя первый антикризисный план Петербурга и был подвергнут достаточно большой критике, все замечания к нему были услышаны. Комитет по экономической политике и стратегическому планированию, равно как и другие профильные ведомства, внес значительные изменения в антикризисный план.


– Какие конкретные шаги предприняли чиновники?

– Сейчас в Петербурге создается Фонд содействия промышленности. 1 миллиард рублей, выделенный на его работу, – сумма, конечно, небольшая. Но, если использовать ее точечно, толк будет.

Комитет по экономической политике и стратегическому планированию Санкт-Петербурга подготовил проект помощи двум категориям предприятий: стратегическим и жизнеобеспечивающим. Сформированы критерии отбора таких компаний. Город будет субсидировать им процентные ставки и проценты по лизингу оборудования. Это тоже хорошо. Хотя реальной помощью было бы значительное уменьшение налоговой нагрузки на предприятия и более жестко регулируемая процентная политика банков.

Впрочем, в России была и остается мобилизационная экономика, в рамках которой власти используют в основном привычное «ручное» управление, существующее в отсутствие действенной экономической системы. В СССР система была плохая, но она была. А сейчас и этого нет. Политика государства у нас меняется регулярно: по нескольку раз за год. Приняты наконец и федеральные законы о стратегическом планировании, о промышленной политике. Только все это сделано с опозданием как минимум на 10 – 12 лет.


– Как сами предприятия реагируют на происходящие в стране и городе экономические изменения?

– Наш университет регулярно проводит опрос среди предприятий, преимущественно производственных, в Петербурге. Результаты таких опросов показывают: некоторые бизнесмены считают, что кризис уже заканчивается. Пик кризисных настроений приходился на февраль этого года.

Если сравнить те данные, которые мы получили в мае, с теми, что у нас были в ноябре прошлого года, получится довольно любопытная картина. За эти полгода уменьшилось количество предприятий, которые собираются заниматься импортозамещением: с 68% до 41%. То есть уже не все предприниматели уверены в сохранении этого курса. Кроме того, несколько возросла доля предприятий, использующих иностранное сырье.

Разные отрасли демонстрируют разные показатели по импортозамещению. Очень большую ставку власти делали на пищевую промышленность и агропром. Исполняющий ныне обязанности губернатора Ленинградской области Александр Дрозденко неоднократно выступал с высказываниями о том, что область сможет прокормить Петербург.

Действительно, по мясу птицы и куриным яйцам у нас идет быстрое замещение импорта. Однако на развитие производства свинины для города даже при всех усилиях, которые предпринимает область, уйдет полтора-два года. А чтобы восстановить поголовье крупного рогатого скота, нужно 6 – 7 лет. Даже если в Ленобласти будут повсеместно разводить рыбу, это обеспечит лишь 10 – 12% потребностей Петербурга. Все это время мы будем сидеть на импорте или на товарах из других регионов России.


– Насколько детально было просчитано импортозамещение?

– Хорошо, что мы быстро отреагировали, запланировав мероприятия по импортозамещению. Но где были федеральные и региональные органы управления ранее? Ведь ученые-экономисты давно предупреждали о необходимости уходить от закупок готовой продукции за рубежом.

По импортозамещению мы прошли уже четыре такие кампании: с 1993-го по 1994 год, в 1998 году, в 2004-м, с 2008-го по 2009 год, и вот сейчас. И все это прекращалось, как только повышалась цена на нефть. Если бы не было санкций, которые против нас применили, их стоило бы придумать. Только сегодня возникло понимание того, что экономика не ограничивается одними финансами: есть еще реальный сектор, который нуждается в четком планировании, установлении правил игры. Иное ставит под угрозу существование государства. Единственное, чего я боюсь сейчас, так это скачка цен на «черное золото».

Еще раз подчеркну: стратегически мы делаем верные шаги, но в тактике перегибаем палку. Я вот, например, до сих пор не понимаю, откуда появился перечень наших так называемых контрсанкций, куда помимо потребительских товаров вошли станки, которые в России уже никто не выпускает.


– Кстати, станкостроение – одно из узких мест отечественной экономики...

– Несомненно, в антилидерах у нас именно станкостроение. К 2020 году мы должны заместить до 60% импортного оборудования: сроки подходят, но шансов достичь этой цели очень мало. В 1990 году в России производилось 70 тысяч станков в год, большая часть которых шла на экспорт. Сейчас мы изготавливаем где-то 2 тысячи станков, причем не для основных потребителей (оборонки, в частности). Это обеспечивает нам где-то 0,02% от мирового станкостроения. Нонсенс, конечно.


– Как вы оцениваете развитие кластеров в Петербурге?

– По большому счету то, что у нас есть в области, например, автомобиле- и судостроения, кластерами не является. Слово «кластер» у нас употребляют по случаю и без. От того, что мы соберем десять предприятий, выпускающих аналогичный продукт, на одной территории, мы кластер не получим, потому что важно взаимодействие между этими компаниями.

В СССР была практика создания территориальных производственных комплексов, а ранее – Совнархозов. Вот они как раз больше походили на кластеры, чем то, что у нас есть сейчас, там присутствовали такие формы организации производственных отношений, как специализация и кооперирование, научные принципы размещения предприятий и др.

Наши верфи, к примеру, делают однотипную продукцию – судна одного класса. Объединенная судостроительная корпорация, в которую входит большинство российских верфей и конструкторских бюро, пока не распределяет заказы между заводами по их специфике. В прошлом году она вообще хотела передать заказы Балтийского завода и «Северной верфи» на другие предприятия. Благо с подключением городского промышленного совета наши заводы удалось отстоять.


– Выходит, сегодняшним абитуриентам вашего университета работы хватит?

– Конечно, если работодатели дадут им хорошие стартовые позиции. По крайней мере обеспечат делом в реальном секторе экономики, где молодые специалисты смогут показать себя, а не будут просиживать штаны за никому не нужными бизнес-планами и концепциями. И на предприятиях, и в органах власти надо обеспечить сменяемость поколений – без этого производство встанет. Ставка должна делаться на молодых специалистов, работающих совместно с имеющими огромный опыт наставниками. Мир идет вперед, и Россия должна не только все время догонять, но и идти по пути прогресса.


Подготовила Галина НАЗАРОВА



Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 114 (5487) от 26.06.2015.


Комментарии