Верность размеру и рифме. Подведены итоги ХIII литературной премии «Молодой Петербург»
Лауреатом в номинации «Легенда» стал поэт Александр Кушнер. Победителями в номинациях «Поэзия» и «Проза» — шесть молодых авторов. О смысле и задачах этой литературной премии, о ее лауреатах и современной поэзии рассказывает Алексей АХМАТОВ, поэт, руководитель общества «Молодой Петербург» при Союзе писателей России, главный редактор альманаха «Молодой Петербург».
ФОТО
— Алексей Дмитриевич, много ли литературных премий существует сейчас в Петербурге?
— Литературных премий немного, и они делятся на государственные, которые дают уже состоявшимся, именитым людям, и небольшие, получастные. В числе последних, например, премия памяти поэта Геннадия Григорьева, которую учредил его сын. Есть премия имени Анны Ахматовой, ее выдает Союз писателей Санкт-Петербурга. Есть поэтический конкурс имени Игоря Григорьева, фестиваль памяти Виктора Сосноры… Все они держатся на личном обаянии и возможностях конкретных людей, организаторов, наследников. Нет возможностей, денег — нет и мероприятия. Так в прошлом году перестала существовать премия «Петербургские мосты», одна из самых значительных.
— Чем ваша премия отличается от других?
— Практически ничем. Как и все премии, это тоже попытка заинтересовать и поддержать молодых авторов, объединить разные литературные силы на общей площадке. Церемония награждения дает возможность собрать до ста литераторов. Люди делятся впечатлениями, обсуждают что‑то, читают свои стихи, молодежь видит стариков…
— Как вы выбираете лауреатов?
— Все желающие могут прислать на мой адрес (он есть на нашем сайте) свои сочинения. «Молодой Петербург» не привязан ни к топографии, ни к возрасту. Нам не нужна заявка, оформленная по всем правилам. Человек просто присылает стихи, рассказы. Если они заинтересовали нас, мы с ним начинаем работать. Если не заинтересовали, так и пишем в ответном письме.
— А каковы критерии отбора?
— Я смотрю, кто мне близок по духу. Да, меня и всех нас можно упрекнуть в некоей предвзятости, субъективности. Все премии, в общем, субъективны. Но почему я должен давать премию интересному поэту из Нью-Йорка, который плюнул и на нашу страну, и на язык? Я не хочу, чтобы этот человек при высказывании своих ложных, на мой взгляд, посылов мог подкрепить их тем, что получил премию «Молодой Петербург». Мы даже прописали в своих документах, что даем премию не только за талантливые стихи, но и за отношение к Родине и русской литературе, за попытку сохранить здоровую традицию.
— Какую именно традицию?
— Верность силлаботонике — размеру и рифме, поэтическому мастерству. Если вы посмотрите на ритмизированные, регулярные стихотворения, вы найдете там миллион интонаций, ритмических рисунков. Любой ямб или хорей дает возможность бесконечного количества вариаций. Одно стихотворение отличается от другого, как дактилоскопический рисунок у разных людей. Что же касается верлибров, ритмически они все одинаковы.
— То есть верлибры, стихи, которые не имеют четко заданной рифмы и размера, вы отвергаете сразу?
— Мы не можем сказать, что не берем верлибры. Я сам иногда могу побаловаться верлибром, многие известные поэты писали их. Но если человек пишет только верлибры, хокку, танки и так далее, то это, как правило, не имеет ценности…
— Расскажите, пожалуйста, о лауреатах этого года.
— Первую премию получили трое. Наталья Филимонова — поэтесса, орнитолог по профессии. Когда поэт занимается птицами, крыльями, полетом, это замечательно. Я считаю, что Наталье есть куда расти, и довольно серьезно, но именно такая поэтесса должна была получить премию — как стимул для того, чтобы работать и развиваться.
Илья Козлов — член Союза писателей России, вполне оформившийся поэт, художник, но не человек орбиты «Молодого Петербурга». Он очень редко появляется на наших заседаниях в Доме писателей. Однако его стихи нам показались интересными.
Евгений Дьяконов — наверное, самый известный из тройки победителей. Это руководитель Литературного объединения имени А. Г. Ратнера. Дьяконов — важный для меня поэт, потому что он интересно пишет на социальные темы, это мало кому удается. Есть несколько лакун, в которых даже поэты высокого дарования дают сбой, — патриотическая поэзия и религиозные стихи. Как правило, они слабые у всех. Лучше всего дается любовная лирика, а вот написать интересно на социальные темы редко у кого получается.
— Ваша премия существует с 2009 года. Знаете ли вы, как сложились судьбы тех, кто получил ее в первые годы?
— Многие юные дарования давно закончили школу и вышли в этот мир, в абсолютно не литературную среду. Для многих с началом взрослой жизни литература закончилась. Я понимаю, почему так бывает, но считаю, что это и наш недосмотр.
— Есть примеры успешной карьеры?
— Я с трудом представляю себе, как серьезная поэзия сегодня может быть успешной. В советские времена — да. Это было нормой. Сейчас чем лучше человек пишет, тем менее он известен. Происходит некий естественный отбор наоборот.
Есть поэт Игорь Лазунин, один из лучших поэтов Петербурга на сегодняшний момент. Кто о нем слышал? Кто его печатает? У него вышло две-три книжки, но все равно это человек абсолютно безвестный, не встроенный в социум. Он работает сварщиком где‑то на Севере, в каком‑то пароходстве. И это судьба настоящего художника. Так было и раньше. Глеб Горбовский, Николай Рубцов, Александр Городницкий ходили в дальние плавания и геологические экспедиции, но тогда существовал некий социальный лифт. Человек мог начать с нуля, как Александр Кушнер, который учительствовал в школе рабочей молодежи, и подняться наверх.
— Но ведь и сегодня поэты становятся известными. Как им это удается?
— Если на сцену выходит молодая привлекательная девушка, которая держит себя уверенно, не лишена таланта и помнит свои стихи наизусть, что немаловажно, она получит определенную известность на какое‑то время. Но это не показатель, если она ничем, кроме умения подать себя, не отличается от миллиона таких же. Да и слава переменчива…
Страшно об этом говорить, но чем серьезнее литература, чем больше человек понимает в языке, тем меньше у него шансов стать известным, популярным. И такие премии, как наша, не то чтобы борются с этим (борьба предполагает хоть какие‑то победы), но пытаются удержать, сберечь те начинания, те усилия, которые прилагает серьезный поэт. Дать ему хоть какой‑то отклик, понимание, что он нужен.
— Человека можно научить писать стихи?
— Не только можно, но и нужно, необходимо. В Китае, как мы знаем, чиновник не мог стать чиновником, если не умел писать стихи. Другое дело, что мы не можем заставить человека быть гениальным. И в этом кроется парадокс.
Нас не удивляет самоучитель игры на гитаре, самоучитель игры в шахматы, но почему‑то самоучитель написания стихов кажется смешным. На гитаре можно играть в подъезде, в шахматы — в парке на скамеечке. Никто не требует от тебя гениальности. А стихи обязательно должны быть гениальными, иначе зачем они нужны? Либо пишешь классно, либо ты — графоман. Но для самого автора его поэзия может быть и нужной, и важной, и целебной. Так что — да. Мы можем и должны учить писать стихи.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 13 (7589) от 25.01.2024 под заголовком «Верность размеру и рифме».
Комментарии