Экономика и преступления. В чью пользу трактует уголовный закон Верховный суд

Гуманизация российского уголовного законодательства порой приобретает причудливые, явно не адекватные реальной ситуации формы. Взять, к примеру, те же организованную преступность и коррупцию. Необходимость борьбы с ними декларируется повсеместно, в том числе с самых высоких трибун, а в качестве главной меры обычно называют удар по экономической базе преступников. Он позволяет не только восполнить материальный урон, причиненный злоумышленниками, но и лишить их возможности продолжать противоправную деятельность. Что же касается инструментов, который для этого использует правосудие, то один из наиболее эффективных - институт конфискации имущества. Существовал он в советском уголовном праве, присутствует и в ныне действующем УК РФ. Только вот суть его оказалась выхолощенной.

РИСУНОК Игоря КИЙКО

Украл рубль, вернешь копейку

А началось все 11 марта 2003 года, когда в Госдуму поступил законопроект об исключении из УК РФ конфискации имущества как отдельного вида наказания. В качестве единственного аргумента называлась низкая эффективность данной меры.

Между тем, по данным официальной судебной статистики, в предшествовавший период в России приговоры с конфискацией ежегодно получали 20 - 25 тысяч человек при среднем числе осужденных за преступления около 850 тысяч. Характерно, что каждый четвертый шел по статьям о незаконном обороте наркотических и психотропных веществ. Что неудивительно - именно доходами от наркобизнеса чаще всего и являются «грязные» деньги.

Однако эти реалии, видимо, законодателя не убеждали, и с декабря 2003-го конфискация как вид наказания была отменена.

Но... спустя три года в Уголовном кодексе появилась глава 15.1 - «Конфискация имущества». В ней - три статьи, где расписано, что и в каких случаях надо конфисковать. Откат на прежние позиции? Отнюдь нет. Все, о чем говорится в данных статьях, это не наказание, а лишь так называемые принудительные меры уголовно-правового характера.

Для непосвященных поясню. Если раньше изъятию подлежало любое имущество осужденного (за исключением жизненно необходимого), то теперь основной объект конфискации - нажитое преступным путем. Ныне конфискация не может быть применена как вид наказания (безотносительно доходов от противоправных действий), а жестко «привязана» к результатам конкретного преступления. Перечень каковых, кстати, законом ограничен.

Следствие и суд теперь должны решать сложную задачу: им приходится не только доказывать, что человек совершил преступление, но и то, что он получил от этого конкретный доход. Размер его требуется обосновать, и только в этих рамках осуществлять взыскание.

Между тем участники организованных преступных формирований и коррупционеры, как правило, совершают не единичные преступления, у каждого из них довольно длинный послужной список. Другое дело, что выявить и доказать удается обычно лишь некоторые эпизоды. Поэтому, даже если в полном объеме доказан и изъят доход от совершения отдельных преступлений, на иные преступные доходы обратить взыскание нельзя.

Как изъять преступно нажитое - вопрос далеко не новый. Еще в середине 1990-х специалистами по борьбе с оргпреступностью было выдвинуто предложение возложить на обвиняемого обязанность доказывать законность происхождения его имущества. Резолюция, принятая на 66-й сессии Генеральной ассамблеи Интерпола (Дели, 15 - 21 октября 1997 г.), рекомендует странам, входящим в данную структуру, рассмотреть возможность принятия соответствующих национальных законов. Предложен следующий порядок: органы правопорядка доказывают факт совершения преступления и причастность к нему обвиняемого, а после этого тот обосновывает законность обнаруженного у него имущества. В противном случае таковое конфискуется.

Данная идея до сих пор не получила достаточной поддержки в странах ЕС (определенные подвижки наблюдаются, пожалуй, только в Великобритании, имеющей отличную от остальных стран систему права), хотя продолжает весьма активно обсуждаться, в том числе и в России. Наиболее серьезное возражение заключается в том, что возложение обязанности доказывания на обвиняемого противоречит общепризнанному принципу уголовного процесса - презумпции невиновности.

Впрочем, как выяснилось, при желании эта трудность преодолима. 3 декабря 2012 г. президентом был подписан федеральный закон № 230-ФЗ «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам». В нем статья 17 дает право через суд обращать в доход государства ценное имущество, законность приобретения которого чиновнику не удалось доказать.

А спустя еще четыре года, 29 ноября 2016-го, вышло постановление Конституционного суда РФ. Там говорится, что изъятие у чиновника и членов его семьи имущества, приобретенного на незадекларированные доходы, не противоречит Основному закону страны. Эта мера согласуется с международными антикоррупционными стандартами и направлена на защиту конституционно значимых ценностей.

Однако, насколько известно, в массовую практику такие изъятия не вошли. И тем более не распространяются они на остальные категории граждан - тех, кто не занимает государственные и иные должности, влекущие контроль за расходами, согласно упомянутому закону.

Невиновен? Делись!

Вернемся к пресловутой главе 15.1 УК РФ. Со времени ее принятия она многократно изменялась и дополнялась.

Если обобщить положения этой главы, то в настоящее время конфискации подлежат: 1) имущество, полученное в результате совершения определенных преступлений;
2) имущество, предназначенное для финансирования терроризма, экстремистской и организованной преступной деятельности;
3) средства совершения преступления, принадлежащие обвиняемому.

Замечу, что многие термины, использованные законодателем, в законе не раскрыты, а прописанные в нем правила можно толковать по-разному.

И вот наконец, чтобы внести какую-то ясность, 14 июня 2018 г. пленум Верховного суда РФ принял постановление № 17 «О некоторых вопросах, связанных с применением конфискации имущества в уголовном судопроизводстве».

Каким же образом высший судебный орган страны предлагает пользоваться столь важным юридическим инструментом?

Вот одно из разъяснений: «...орудия, оборудование или иные (т. е. любые. - П. С.) средства совершения преступления, принадлежащие обвиняемому, могут быть конфискованы судом по делам о преступлениях, перечень которых законом не ограничен». Нетрудно заметить, что под такую трактовку подпадают все преступления, в том числе и неосторожные. Чего, заметим, не было даже в советском уголовном праве.

Представьте типичную, увы, ситуацию, когда гражданин, следовавший в отпуск на личном автомобиле с семьей в ночное время, задремал за рулем. Автомобиль съехал в кювет и перевернулся. Водитель и машина не слишком пострадали, а вот находившийся в салоне ребенок получил серьезную внутричерепную травму.

Виновник аварии привлечен к ответственности по ч. 1 ст. 264 УК РФ за нарушение Правил дорожного движения, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью. Мало того, если следовать логике Верховного суда, автомобиль виновника аварии подлежит конфискации. При этом семья, которой предстоит нести большие расходы по лечению ребенка, теряет ценный актив и средство передвижения. В этом случае от конфискации пострадает не только виновный, но и все члены его семьи, включая потерпевшего.

Другой абзац того же постановления: «Имущество... переданное осужденным другому лицу (организации), подлежит конфискации, если лицо, принявшее имущество, знало или должно было знать, что оно получено в результате преступных действий».

Проиллюстрируем данную мысль, используя предыдущий пример. Совершивший ДТП гражданин, еще до того, как его осудили, успел отремонтировать свой автомобиль и продал его со значительным дисконтом. При этом рассказав покупателю о произошедшем и пояснив, что вырученные от продажи деньги ему нужны для лечения и реабилитации пострадавшего ребенка. С этой минуты человек, узнавший, что приобрел «орудие преступления», должен быть готов к тому, что автомобиль у него конфискуют.

Еще одна цитата: «решение о конфискации... может быть принято... в случае прекращения судом уголовного дела (уголовного преследования) по нереабилитирующим основаниям». Таковыми, к примеру, могут быть, истечение сроков давности либо амнистия. В этом случае приговор не объявляется и подсудимый не считается виновным.

Но позвольте, данное разъяснение явно противоречит ч. 1 ст. 104.1 УК РФ: «конфискация имущества есть его принудительное безвозмездное изъятие и обращение в собственность государства на основании обвинительного приговора».

Повторяю для тех, кто, может быть, не понял: Верховный суд предлагает лишать имущества НЕВИНОВНОГО человека!

Одновременно может пострадать и другая сторона - потерпевший, законный владелец, подавший в рамках уголовного процесса гражданский иск. Его интересы, как гласит постановление, должны быть удовлетворены в первую очередь, «в том числе за счет имущества, подлежащего конфискации». Но нет приговора - нет и решения по иску. «По умолчанию» конфискация произойдет только в пользу государства. Тогда потерпевшему, чтобы получить возмещение, придется искать юриста, инициировать гражданский процесс и судиться дважды: сначала с обвиняемым, освобожденным от уголовной ответственности, а потом с государством, завладевшим имуществом обвиняемого, - с большими затратами сил, времени и денег, но с небольшими шансами на успех.

Главнее законодателя

Итак, в постановлении № 17 имеет место не разъяснение, основанное на системном толковании закона, а фактическое его дополнение. Расширяется перечень ситуаций, в которых имущество, полученное не только преступным путем, но и легально, подлежит конфискации, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для гражданского оборота. Налицо, таким образом, ограничение действия принципов разумности, справедливости и законности.

Увы, не в первый раз пленум Верховного суда РФ не столько разъясняет закон, сколько поправляет, дополняет законодателя, в т. ч. по вопросам, по которым последний четко выразил свою позицию и очертил границы допустимого.

Вправе ли высший судебный орган страны поправлять законодателя? Безусловно, нет, так как это прямое нарушение краеугольного конституционного принципа разделения властей (на случай обнаружения дефектов в законодательстве Верховный суд РФ наделен правом законодательной инициативы). И это очень опасно, так как нет гарантии того, что Верховный суд РФ не поправит своим постановлением текст закона там, где обоснованность законодательного предписания ни у кого не вызывает сомнения.

Постановление № 17, по сути, ослабляет (если не сказать резче - игнорирует) принцип законности. В очередной раз возникают острые и чрезвычайно важные для нашего правосудия вопросы. Какова правовая природа постановлений пленумов Верховного суда РФ? Являются ли их разъяснения источником права? Каковы допустимые границы толкований закона высшим судебным органом страны? Носят ли они рекомендательный либо обязательный характер для нижестоящих судов?

Каким-либо специальным нормативным актом законодательный статус постановлений пленумов Верховного суда не определен. Но, несмотря на это, они, по сути, являются едва ли не более авторитетными, чем федеральные законы. В контексте же обсуждаемой темы это обстоятельство вызывает тревогу: куда смещается «карающий меч» правосудия? Доходам организованных преступных формирований конфискация в ее нынешнем виде угрожает не сильно, а вот простой гражданин (даже не признанный преступником!) своего имущества может быть лишен легче, чем прежде, и внешне - вполне законно. Действительно ли этого добивался высший судебный орган страны?

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 001 (6354) от 09.01.2019 под заголовком ««Нажитое непосильным трудом...»».