Знать все, что было до тебя. Руководителю театра «Мастерская» Григорию Козлову исполнилось 70 лет
Этой весной исполнилось 70 лет Григорию Козлову, основателю и руководителю театра «Мастерская», театральному режиссеру и педагогу, лауреату Государственной премии России и премии «Золотая маска», заслуженному деятелю искусств России. О своем пути, своем коллективе и своих учениках Григорий КОЗЛОВ во Всемирный день театра рассказывает «Санкт-Петербургским ведомостям».
ФОТО Варвары БАСКОВОЙ предоставлено пресс-службой театра «Мастерская»
— Григорий Михайлович, вы родились и живете в Петербурге. Что для вас значит этот город?
— Я родился и провел детство в доме, который построил Монферран. Это дом № 45 по улице Герцена (Большой Морской). Я ходил в школу по этим улицам, и архитектура меня воспитывала. Исаакиевский собор, Малый Александровский садик, Большой Александровский сад, «Англетер», «Астория» — все это невольно входит в тебя.
Когда я по молодости приезжал из стройотряда (тогда я уже жил в Купчине), то мылся и шел на Неву. Ранней осенью там было так красиво, так хорошо… Иногда бывает по‑другому, иногда это мрачный, серый город, и он задавливает. Но все зависит от настроения.
— Прежде чем поступить в театральный институт, вы окончили кораблестроительный.
— Если лаконично, я с детства любил театр, а в Корабелку поступил, потому что мама хотела, чтобы у меня была техническая профессия.
— А почему в театральном выбрали режиссуру театра кукол?
— Потому что в тот год, когда поступал, была только режиссура театра кукол. И я очень счастлив, что так получилось, это мне теперь помогает в профессии. Если ты научился «оживлять» кукол, с артистом будет работать легче.
— Режиссер — непростая, сложносочиненная профессия. Какими качествами должен обладать человек, чтобы стать режиссером?
— Должен быть характер, потому что это стайерская профессия. На пути обязательно будут и удачи, и неудачи. Чтобы что‑то получалось, надо иметь волю и очень большую работоспособность. Нужно, чтобы у тебя было глубокое понимание, знание мира. Ты должен знать хорошо все, что было до тебя.
— А талант?
— Талант, интуиция — это такие вещи, которые или есть, или нет. Без них нельзя, но и их одних мало. Работа режиссера — большой труд. Ты всю жизнь учишься на всем предыдущем, что было теоретически или практически. Невозможно остановиться, мировоззрение постоянно меняется. Основной стержень есть, но, чтобы оставаться молодым и с молодыми репетировать, надо меняться.
— Вы предпочитаете работать с классикой…
— Я ставил очень разных авторов — от Софокла до Стриндберга, учился на них. Мольер, Шекспир, Уайльд — с каждым познаешь что‑то новое. И также русская классика — от Пушкина, у которого совершенный русский язык, до Вампилова, Володина. Лермонтова не было, но со студентами мы делали Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Островского, Чехова, Бунина, Леонида Андреева… Разные эпохи, разная культура восприятия. Толстого я еще не трогал, хотя очень люблю. И в планах он есть, уже даже что‑то придумано…
— Расскажете?
— Нет, не хочу говорить о планах.
— Говорят, у каждого режиссера есть своя большая тема, которую он в разных спектаклях раскрывает с разных сторон…
— Моя тема — в любых обстоятельствах оставаться человеком. И отсюда — тема памяти, тема совести.
— В вашем театре работают практически только ваши ученики. Почему так?
— Мы создали театр, в котором все одной крови. Они все учились у меня. У нас мало тех, кто пришел с других курсов, из других театров, — два-три человека, но и они нашей крови, мы их осознанно взяли.
— Чем отличаются люди вашей крови? Чем ваш театр отличается от других?
— Это надо не у меня спрашивать. Я не люблю говорить о сакральном. У нас все построено на студийных законах. Театр вырастает из курсов. Мы даем возможность высказывания артистам и режиссерам, у них есть самостоятельные работы. У нас три своих композитора, кто‑то очень хорошо занимается светом и так далее.
— Среди ваших учеников есть талантливые режиссеры, и все они очень разные.
— Да, и мне это радостно. Они же мои ученики, их успехи — мои успехи. Я не хочу, чтобы у меня были посредственные ученики. Не должно быть сто пятьдесят Козловых. Должна быть четкая профессия. А мировоззрение, тема — у каждого свои в силу того, что он хочет, что у него болит.
Конечно, любую историю я со своим опытом могу переиначить, но зачем? Тогда бери и сам делай. Роман Габриа, Дмитрий Егоров и другие ребята создают свои миры. У Наташи Лапиной — Городской театр, у Аллы Данишевской — «Открытое пространство». Они все строители.
— Как вы их учите? По какой системе?
— Для меня нет систем. Есть методы репетиции, они вполне традиционны: память физических действий и ощущений, наблюдения, пробы. Есть разные способы существования на сцене. И надо знать их все.
— Что вы делаете сейчас?
— Сейчас я со студентами занимаюсь Достоевским. Мы делаем этюды по «Преступлению и наказанию». Будет ли спектакль, пока не знаю. Много самостоятельных работ делают мои артисты, режиссеры, по пьесам тех авторов, которых я тоже трогал, люблю. Я курирую, советую.
— Ваш театр любят петербуржцы, у вас аншлаги почти всегда.
— У нас хорошая публика. И любят, и ездят со всей страны, даже из других стран. У нас всегда хорошие гастроли, мы объездили очень много мест, были даже в Китае. В Шанхае был фестиваль, и мы взяли премию One Drama Awards (китайский аналог «Золотой маски») за лучший зарубежный спектакль.
— Сложно было играть для публики с другим языком, менталитетом?
— Театр говорит не только словами… Я ставил «Лес» Островского в Южной Корее. И мне артисты говорили, что в их культуре лес — это тепло, отдых, а у Островского он страшный, это метафора человеческой жизни. Я ответил, что если в спектакле будут человеческие, точно разобранные ситуации, зритель поймет. И зрители поняли, хотя у них другой менталитет. Они смеялись и плакали. Когда делал «Ревизора» в Финляндии, артисты были уверены, что смеяться в зале не будут — «у нас смеются только дома». Но публика смеялась.
— Зачем зритель приходит в ваш театр? И что вы хотите от зрителя?
— Каждый приходит в театр по‑разному и за разным. Самое лучшее, что может быть, если театр зрителя чуть‑чуть изменит. Меня меняло творчество других. Именно благодаря каким‑то спектаклям, фильмам я понял, что надо заниматься тем, что ты любишь. И в 28 лет, когда был уже достаточно зрелым человеком, поступил на режиссуру. И теперь мне нравится видеть людей, которых меняют наши спектакли. Это самый высший кайф.
Читайте также:
Афишу Александринского театра пополнил спектакль по мотивам пьесы Максима Горького «На дне»
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 54 (7876) от 27.03.2025 под заголовком «Знать все, что было до тебя».
Комментарии