Затишье

Первый месяц холодного лета заканчивается. Затишье. В телевизоре и на радио - повторы передач. В Интернете - перепосты промелькнувших зимой и весной публикаций. Возможность прочитать пропущенное, подумать, попытаться осознать происходившее с языком, а значит, с нами.

Иллюстрация Asaf-Eliason/shutterstock.com

За эти годы мы так привыкли к постоянно появляющимся в текстах непонятным иноязычным словам, что даже и не всегда стараемся понять. Ну предположим, не знаю я, что такое «фанфик», «пейринг» и «фэндом», - и не надо. По контексту догадаюсь или, если вдруг понадобится, в поисковике наберу и узнаю. Вряд ли эти слова станут общеупотребительными, войдут в язык. Хотя многое прижилось - и уже совершенно спокойно воспринимаются разнообразные «менеджеры», «рейтинги» и прочие «фитнесы». Стали привычными, склоняются, по числам изменяются - обрусели, одним словом. В ноль минут совершенно верно отвечают слушатели радиопередачи на вопрос о том, как правильно писать «онлайн», «онлайн-коммуникация» и «онлайн-мастер-класс». Не проблема это уже для грамотных людей.

То, что грамотных стало больше, показал тотальный диктант. Возможно, и потому, что проблемы языка обсуждались много и бурно, оказавшаяся в центре общественного внимания грамотность вошла в моду. Думаю, что помог Интернет, который столько ругали за порчу языка. Но мода на «олбанский язык» прошла, пользоваться им - теперь дурной тон; при этом огромное количество ранее «бессловесных» людей уже привычно пишут послания в мессенджере и комментарии к постам. Писать с ошибками (многие это чувствуют) неприлично, потому и стараются, проверяют себя. Кстати, то, что спелл-чекер неправильно набранные слова мгновенно подчеркивает, тоже, наверное, играет свою роль.

На полках книжных магазинов - множество словарей, самых разнообразных, наконец-то ставших общедоступными. А сколько книг о языке, в том числе и очень интересных, появилось за минувшие десятилетие. Двигаясь вместе с потоком, не всегда замечаешь его течения. Неожиданно, занимаясь со старшеклассниками подготовкой к ЕГЭ, наткнулась в сборниках тренировочных тестов на фрагменты из книги Максима Кронгауза «Русский язык на грани нервного срыва». Какие страсти кипели вокруг этой книги в момент появления, всего-то десять лет назад, какой острой она тогда была... Теперь это уже хрестоматия, нечто совершенно очевидное и бесспорное.

Оказывается, есть люди, для которых английский так же необходим, как родной русский. Они размышляют о том, как не запутаться в корпоративных идиомах, подыскивают аналоги для употребляемых англоязычными коллегами устойчивых выражений. Как же это здорово, что появились за последние десятилетия люди с такими проблемами - профессионалы мирового класса, свободно читающие лекции, работающие в разных странах и говорящие с коллегами по всему миру без переводчиков. Они и есть элита (от французского и английского - elite - «избранный, лучший») общества.

Однако сейчас термин «элита», как написано в Википедии, используется «в значительной степени в качестве самоназвания той частью социума, которая обладает реальной властью и влиянием». Во многом от этой «элиты», от постоянных участников телевизионных ток-шоу и от прочих медийных персонажей - ставший повсеместно допустимым блатной лексикон, благополучно соседствующий с неистребимым канцеляритом, и то, что получило название «язык ненависти». Цитировать не хочется - желающие могут включить телевизор и послушать практически любое ток-шоу.

Беда в том, что многие готовы с положительной или отрицательной оценкой все это повторять. Не знаю, какой начальник первым произнес уродливое «урбан-блоки» (вместо привычного - городской квартал), но в Интернете появилась солидная подборка газетных текстов без указания на источник, транслирующих словоновшество. «Колченогие слова» (Г. Гусейнов) какого-нибудь мракобеса, процитированные полным гражданского негодования журналистом, слышат (читают) множество людей. После эти новоязовские уродцы с радостным возмущением обсуждаются в качестве слов недели/месяца/года. Что-то в этом есть неправильное.

Из истории языка известно, что сильные, яркие и раздражающие изменения в нем всегда совпадали с периодами революций, переворотов и общественных потрясений. Потом все на время успокаивалось, страсти по языку утихали. Так было в петровскую эпоху и в послереволюционную, в двадцатые годы прошедшего века, и на нашей памяти, на рубеже столетий. Сейчас бурная волна языковых изменений, взметнувшаяся в минувшие девяностые, схлынула. Затишье.