Закончен счет потерь?

Вот уже седьмой раз отмечается этот праздник. Идея его проведения принадлежит Международному совету музеев (IGOM) — международной неправительственной организации, объединяющий музеи мира и специалистов; работающих в них: Нынешний день проходит под девизом «За кулисами музеев». Это говорит не столько о желании поделиться профессиональными тайнами; сколько о надежде привлечь внимание общественности и власти к острейшим проблемам повседневной жизни музеев. В этот день мы публикуем материал, затрагивающий музейную проблему, болезненную и острую. Проблема эта настолько важная, что ее обсуждение планировалось в ходе только что состоявшегося официального визита президента России Б. Н. Ельцина в Германию. Речь идет о возврате Германии культурных ценностей, вывезенных оттуда в Россию в 1945 году. Полтора года прошло со времени открытия в Эрмитаже выставки «Западноевропейский рисунок XVI — XX веков из собрания Кунстхалле в Бремене».
Рисунки Дюрера, Ван Дейка, Ван Гога и других великих художников военнослужащий В. Балдин в разгар наступления наших войск обнаружил в подвале немецкого замка брошенными на произвол судьбы. Он их собрал, сколько смог, и привез в Россию, где они и хранились в музее имени Щусева в Москве. Эта выставка представляла не только несомненный художественный интерес, она открывала тему до той поры запретную — трофейное искусство. Настала пора для решения судьбы ценностей, «арестованных» в годы войны. А значит, выявления взаимных претензий по поводу утрат, понесенных пять десятилетий назад.
Приступила к работе комиссия по реституции. Музейные работники России и Германии сели за стол переговоров.
О том; что удалось им сделать за минувший год, корреспондент Л. Леусская попросила рассказать директора Эрмитажа, члена комиссий по реституции Михаила Борисовича ПИОТРОВСКОГО.

— В течение года работали три комиссии — библиотечная, юридическая и музейная; которую я имею честь возглавлять вместе с директором дрезденских государственных музеев профессором Шмидтом:

В комиссию вошли как российские, так и немецкие специалисты: Первоочередной задачей стало составление реестра утрат, нанесенных войной российскому культурному достоянию. Эти списки и будут основой взаимных претензий по поводу возврата трофейных ценностей, хранящихся у нас.

Немецкие коллеги были в Петергофе, Царском Селе, Павловске, видели, какая сложная работа идет по выявлению утраченного. Собираются и систематизируются материалы, сохранившиеся в наших архивах. Они далеко не полные. Не обойтись в этой работе без немецких архивов, в которых фиксировалось многое; что вывозилось из нашей страны. Их обработка — дело весьма кропотливое, и здесь нам нужна помощь немцев.

Естественно, эта работа быстрой быть не может. Тем не менее первые, предварительные, списки уже составлены, теперь их надо уточнять.

— Сохраняется ли, пусть слабая, надежда, что мы вернем часть утраченного?

— Ситуация сложная. Ценности, вывезенные из нашей страны в годы войны, или уничтожены, или пропали.

Разумеется, что-то можно найти, если постараться. Наши немецкие коллеги такую работу ведут. Они публикуют в средствах массовой информации призывы к общественности с просьбой откликнуться тех, кто что-то знает о судьбе вывезенных из России произведений искусства. Пока известны единичные случаи, когда граждане возвращали эти вещи. Но это не значит, что утрачено все. В Германии есть еще простор для подобной работы. Ее ведет специальная общественная организация, созданная в Бремене.

В ходе встреч с немецкими специалистами, когда мы сидим за столом переговоров, ходим по музеям, выявляя, что сохранилось, что исчезло, рождаются планы наших дальнейших совместных действий.

— И в то же время немецкую сторону, вероятно, более всего волнует судьба трофейных произведений искусства, уже несколько десятилетий хранящихся в России?

— Бесспорно, они нас торопят. Газеты любят сенсации «ах, нашлось». Тем не менее для специалистов давно было более-менее известно, какие собрания, вывезенные из Германии, хранятся у нас и где именно. Теперь задача комиссии по реституции — составить точные списки этих вещей.

Я уже не раз говорил: беспокойство вызывают не те трофейные ценности, которые бережно хранятся в музеях, а те, что были вывезены частными лицами. Раньше продажа таких вещей была делом подсудным, сейчас ситуация стала много проще. Эти произведения путями не праведными пересекают границы и всплывают На «черном рынке». Немцы используют подобные факты для давления на нас.

К примеру, они покупают у частных лиц рисунки из Дрезденской коллекции. Причем торговцы нередко обманывают, утверждая: это вещи из Эрмитажа. Тут же сведения без всякой проверки появляются в немецкой прессе с соответствующим комментарием. Если раньше нас упрекали за то, что мы плохо храним, теперь речь идет о распродаже. Это политическое журналистское давление.

— Год назад вы упрекали политиков и журналистов, что они наносят вред работе комиссии по реституции скоропалительными и необдуманными выступлениями.

— Совершенно верно. Политики все оценивают с политической точки зрения, а журналисты подогревают страсти. Дело деликатное и сложное, а с телеэкрана звучит: «Вот собрались русские и немцы, чтобы сосчитать, кто у кого больше украл». Одна такая фраза способна нанести немалый вред. Если суть процесса не понимается даже у нас в стране, как можно вести переговоры?

В этом плане примечательна история с коллекцией Кребса (был такой коллекционер под городом Веймаром). Часть его собрания находится в Эрмитаже. Там есть Картина Ван Гога и других известных художников. Мы показывали немецким коллегам часть этих вещей, чтобы они убедились — картины в хорошем состоянии. Они и отметили, что полотна выглядят свежо.

После того как музейщики вернулись в Германию, там на «черном рынке» появилась фотография картины, похожей на полотно Ван Гога из коллекций Кребса, хранящейся в Эрмитаже. Как только выяснилось, что немецкие коллеги видели картину, снимок исчез из поля зрения. Тем не менее в прессе появилась публикация; утверждающая, что в Эрмитаже осталась подделка, а подлинник продается. Причем утверждение музейщиков, что картина выглядит свежо, использовалось как доказательство подделки.

Вот вам пример явного давления, причем публикация появилась накануне встречи в Москве двух правительственных комиссий под руководством министра культуры нашей стороны и министра иностранных дел — с германской.

Я выступал на этой встрече и говорил, что подобные вещи к хорошему не приведут. Тем более в то время, когда мы только начинаем обмениваться информацией, открываем двери для переговоров.

Специалисты двух стран ищут пути к согласию, а «Шпигель» пишет, что из Эрмитажа якобы была продана трофейная коллекция юдаики. У нас никогда такой коллекций не было, ни своей, ни чужой. Стало быть, и продавать нечего.

Все сомнения и недоразумения должны выяснять специалисты, тогда проблем не возникает. В противном случае мы прекратим общаться и ничего не. будем показывать, пока не составим окончательные списки наших утрат. Нам нечего стесняться, существуют определенные основания, на которых трофейные собрания оказались в России. Теперь время другое, и надо искать компромисс.

— Как вы себе представляете этот компромисс?

— Часть вещей должна вернуться в Германию. Другая, как я считаю, должна остаться в России в качестве компенсации за потери, нанесенные войной нашему культурному достоянию, а также за то, что эти ценности были сохранены. В военных условиях все, что не забиралось властями, нашими, американскими или английскими, погибало или грабилось. Эта участь постигла многие коллекции.

Повторяю, нам стыдиться нечего. Ценности вывозились в Россию по решению военных властей. Ждали мирного договора, в котором должны были присутствовать пункты о судьбе культурного наследия, связанные с компенсацией и реституцией. Понятие реституции включает в себя не только возвращение, но и компенсацию за уничтоженное. Сегодня поздно делать так, как предполагалось раньше, но и проблему с мертвой точки надо сдвигать.

— Тут уместен вопрос об окончательной судьбе балдинской коллекции. Уже не раз звучало, что мы ее возвращаем Германии.

— Есть предложения германской стороны, частично зафиксированные на бумаге. Они готовы за возвращение этой коллекции часть рисунков из нее передать российским музеям, а также принять участие в реставрации Новгорода.

Существует рекомендация нашей комиссии по реституции вернуть эту коллекцию в качестве жеста доброй воли и посмотреть, какой последует за этим ответ. Комиссия дала рекомендацию, но для ее выполнения необходимо решить множество юридических проблем. Как возвращать, в собственность или иначе? Кто может разрешить вывоз коллекции из России — президент, министр? У нас есть закон о вывозе и ввозе культурных ценностей, согласно ему коллекцию вывозить нельзя. Сейчас юристы вырабатывают правовые аспекты. Аналогов нет.

Нам предстоит сообща искать решение, приемлемое для обеих сторон. Спешить, к сожалению, нельзя, вопрос очень тонкий.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 92 (769) от 18.05.1994 года.