За деревьями не видно леса

В Инженерном замке Русского музея открылась выставка пейзажиста Аркадия Рылова (1870 - 1939), творческая биография которого была связана с нашим городом. Проект готовился без привязки «к дате», решили вспомнить про художника, работы которого последний раз персонально показывали в 1970 году. Но событием выставка не стала.

А. Рылов. «Пашня». 1906. Репродукция. Фото автора

Биография Рылова укладывается в несколько строк. Родился в Вятской губернии, окончив реальное училище, приехал в Петербург, поступил в Училище барона Штиглица. Через несколько лет получил приглашение, от которого невозможно отказаться, - Архип Куинджи позвал в свою пейзажную мастерскую в Академии художеств. После диплома к Рылову приходит известность, он участвует в выставках объединения «Мир искусства», нескольких международных проектах, в создании художественного музея в Вятке, получает звание академика живописи.

Революция 1917 года внешне мало что меняет в жизни Рылова. Он продолжает активно работать. В академии, ставшей Петроградскими свободными мастерскими, затем Высшим художественно-техническим институтом, Рылов - профессор живописи, руководитель пейзажной мастерской, как его учитель Куинджи. После создания Союза художников СССР он несколько лет был председателем секции живописи в Ленинградском отделении.

Так ли просты и незатейливы рыловские пейзажи, как может показаться при беглом знакомстве с его произведениями?

Над этим вопросом заставляет задуматься начало выставки. Переступив порог первого зала, зритель оказывается между большой картиной «С берегов Вятки» 1901 года и скромным рисунком «Автопортрет с белкой» 1931 года. За ними скрыта драма художника, от подающего надежды символиста до скромного советского анималиста.

Вятский пейзаж - мрачный строгий лес и мощная свободная река - напоминает картины символистов. Она удостоилась награды мюнхенского сецессиона. «Я получил именную медаль с дипломом, подписанным Ленбахом, и, конечно, сиял», - позже напишет Рылов в своих воспоминаниях. Картину купил Павел Третьяков, сейчас она находится в собрании Третьяковской галереи (ГТГ).

Через два года художник создает «Зеленый шум», название предложено коллегой Константином Богаевским. Увидев картину первый раз, он процитировал стихотворение Некрасова с таким названием. Поэт рассказывает о неверной жене и гуманном муже, а совсем не о природе. Так и картина Рылова с шумящей молодой листвой - предчувствие перемен, которые скоро принесет ХХ век.

Рядом с «Зеленым шумом» выставлен небольшой этюд «Красный домик (Моя мастерская)», напоминающий, конечно не буквально, раннего Кандинского. Как знать, кем стал бы Рылов, если бы чаще ездил в Европу. Картина «Смельчаки» - два гребца на утлой лодке, попавшие в шторм, напоминает символистские работы Николая Рериха, однокашника Рылова по мастерской Куинджи и соратника по преподаванию в Обществе поощрения художеств.

Лучшим доказательством того, что Рылов не был пейзажистом в традиционном понимании, могла бы стать его главная картина - «В голубом просторе» (1918). Кроме чаек и синего неба, которые первыми бросаются в глаза, Рылов пишет на горизонте романтический парусник, которых не было в начале ХХ века. Их давно сменили пароходы. Но Рылову важно показать символ надежды, возможно, наивный: революционные бури стихнут и жизнь наладится.

Увы, эта картина из Третьяковской галереи в Петербург не приехала: до октября она находится в Казани на выставке «Гений века», составленной из шедевров ГТГ. Говорят, что обсуждался вариант отложить показ Рылова и дождаться «Простора». Музей решил не ломать свой выставочный график, и напрасно.

Нет и другой знаковой рыловской картины из ГТГ - «Трактор на лесных работах». Это попытка художника совместить былинное изображение зимнего леса и пропаганду успехов социалистического строительства. Без этих полотен нарушается логика выставки, четко прослеживаемая в каталоге. Множество лесных пейзажей выглядят монотонно, картина «Ленин в Разливе в 1917 году» кажется случайной и необязательной. Иллюстрации к сказкам Виталия Бианки с дятлами, пчелами и куницами заслоняют драму художника, вынужденного в 1930-е годы трудиться на «вести из леса». И тогда становится незаметной горькая ирония старого художника, изобразившего себя за кормлением белки.