Взнуздав трех китов

С 1992 года, когда свет увидела его первая статья, петербургский литературный критик Никита Елисеев успел посотрудничать с десятками толстых литературных журналов и ежедневных газет, «гламурных» и сетевых изданий, войти в Академию русской современной словесности и редколлегию издательства «Сеанс», написать множество предисловий и послесловий. Не говоря уж о серии телепередач «Точка зрения», которую он вел на канале «100 ТВ». Трудно поверить, что сборник «Против правил», выпущенный издательством «Геликон Плюс», — лишь третья его авторская книга.

Пожалуй, не погрешу против истины, сказав, что автор этой книги один из лучших ныне здравствующих петербургских литературных критиков. Не «литературных журналистов»: мои коллеги по рукам и ногам связаны требованиями актуальности, стреножены принципом «вечером в куплете — утром в газете». Со времен «неистового Виссариона» миссия критика не сводится к тому, чтобы информировать публику о книжных новинках, давать экспертную оценку свежести литературной осетрины или делиться глубоко личными переживаниями, отталкиваясь от некого текста, как прыгун от трамплина. Все это, конечно, тоже уместно, но акцент в критике делается все-таки на вопросах мировоззренческих. Мир четко, резко и выпукло проступает сквозь книжные страницы — как мутный фотоснимок, пропущенный через мощный фильтр. Цель литературного критика — осмыслить, отрефлексировать, оценить этот эффект, и Никита Елисеев в своей области один из ведущих экспертов.

Конечно, в ход тут идут не только книги: Елисеев с равной увлеченностью пишет о воспоминаниях жены и дочери анархиста, авантюриста и советского разведчика Алексея Улановского и об автобиографической прозе Владимира Набокова, о великом «Тарасе Бульбе» Гоголя и о фантастическом памфлете Вячеслава Рыбакова «На будущий год в Москве», о фильмах Квентина Тарантино и Киры Муратовой, о судьбах Александра Житинского, Виктора Топорова, Бориса Стругацкого. Об авторах подзабытых, как Елена Ржевская, и великих, как Томас Манн. О Суворине и Катаеве. Развитый аналитический ум, подкрепленный мощной эрудицией, везде найдет себе пищу. Почему не текущая политика, не экономика? Потому, наверное, что через художественную метафору повседневное раскрывается полнее и глубже, чем при прямолинейной лобовой атаке на действительность, а жизненный опыт, отстоявшийся на страницах мемуаров, чище и прозрачнее горячего факта, подхваченного на лету.

Разумеется, Никите Елисееву не чужды сугубо литературоведческие наблюдения и остроумные публицистические обобщения. Вот он в статье «Тертуллиан и грешники» формулирует главную претензию к барочному стилю, с которой трудно не согласиться: в нагромождении деталей и подробностей часто теряется главное, причем теряется так основательно, что возникает вопрос: а было ли оно вообще?.. Вот, анатомируя творчество Бориса Акунина, между делом проводит водораздел между англосаксонской и немецко-русской детективной традицией. В первой мир логически постижим, а значит, сыщик-интеллектуал способен путем сложных умозаключений вычислить злодея, мысленно разложив реальность на составляющие. Во второй мир иррационален, непредсказуем, и потому кульминацией «немецко-русского детектива», как правило, становится саморазоблачительная исповедь преступника (привет товарищу Вышинскому с его концепцией «чистосердечного признания, царицы доказательств»).

Чувство языка, логичность и образность — вот те три кита, на которых стоит любая художественная проза, в каком бы жанре ни работал автор, будь то традиционный роман, «глянцевая» журналистика или высоколобая литературная критика. Пожалуй, единственное, чего не хватает публицистическим текстам Никиты Елисеева, — это, как ни странно, сюжетности. Не столько умения, сколько желания выстроить внутреннюю интригу, закруглить историю, свести концы с концами, завершить текст звонким афоризмом или неожиданным парадоксом. Мне кажется, это сознательный выбор, более того — нарочитый, демонстративный прием. Любой ударный финал до некоторой степени обесценивает основную часть, низводит до уровня чего-то второстепенного, сугубо инструментального. Никита Елисеев слишком ценит каждый свой тезис, каждую главку, чтобы встраивать их в жесткую иерархию. Ценит настолько, что считает нелишним повторить иногда слово в слово — как в статьях «Философия триллера» и «Желание взлететь», на две трети пересекающихся текстологически.

В выносе на задней стороне обложки Дмитрий Быков перечисляет характерные для Никиты Елисеева «провокативность, парадоксальные ходы, расследования на грани конспирологии, поиск неожиданных связей, внезапных сопоставлений и странных сближений». Слова, безусловно, справедливые, все это мы найдем на страницах сборника «Против правил» в изобилии. Вопрос в другом: стоит ли вообще писать статью, эссе, колонку или рецензию, в которых нет ни первого, ни второго, ни третьего, ни четвертого?

Никита Елисеев. Против правил: Эссе. — СПб.: Геликон Плюс. Издательство Союза писателей Санкт-Петербурга, 2014. — 416 с. — Тир. 500. — ISBN 978-5-93682-974-1.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 228 (5354) от 04.12.2014.