Вырваться из матрицы

Иван Васильев, всемирно известный танцовщик-виртуоз, сделал первые попытки освоить новую для него профессию – хореографа. Три его одноактных балета были уже показаны в Эрмитажном театре в Петербурге и наконец достигли сцены Михайловского театра. В работах Васильева сплетаются воедино заветы мастеров, с которыми ему приходилось работать, и страстное желание поведать миру, чем он сам от этих мастеров отличается.

ФОТО предоставлено пресс-службой театра

«Слепая связь» на музыку Макса Рихтера – этюд про общество, где все поглощены гаджетами, лишающими человека возможности увидеть красоту мира. Заявленная тема решена, к сожалению, чисто формально: на глазах танцовщиков – черные повязки, а обращенные к их лицам ладони рук призваны обозначать мобильные телефоны. Хореография не отличается изобретательностью, чередующиеся дуэты-встречи ничего не добавляют к сути происходящего. Главные партии технически безупречно исполняют Иван Васильев и Ирина Перрен, но все их мастерство остается втуне – слабая драматургическая основа не дает возможности артистам создать глубокие характеры.

Приняться за постановку «Болеро» Мориса Равеля было смелым решением, ведь петербуржцы видели знаменитое «Болеро» Мориса Бежара, в котором блистали Хорхе Донн, Майя Плисецкая и другие выдающиеся танцовщики. Васильев, избрав темой историю людей, живущих в замкнутой матрице, не решил ее хореографически.

Матрица в понимании постановщика – мир роботов, людей, живущих по раз и навсегда заданному рисунку: проснулся, ушел на работу, вернулся, поужинал, лег спать, проснулся... И все сначала, и все так же каждый день. Балетмейстер вошел в явный конфликт с музыкой, никак не выразив ее все нарастающий накал и ритм, тревогу и эмоциональную силу.

На заднем фоне, словно по тротуару, непрерывно шли пешеходы, спешащие по своим делам, равнодушные и безликие, не принимающие участия в действии. Это показалось явным заимствованием из балета английского балетмейстера Макгрегора «Инфра», показанного на сцене Мариинского театра. Оно никак не расширяет смысл балета, оставаясь вне музыкального замысла композитора. Хореография раздробилась на мелкие эпизоды или отдельные вариации, которые не в силах создать единого мощного дыхания, столь ощутимого в музыке.

Балет «Морфий» на музыку Густава Малера создан Васильевым на основе  «Записок юного врача» Михаила Булгакова. Хореограф выступил в главной роли – земского доктора Бомгарда. Скромный, сутуловатый, с саквояжем в руках, он устраивается на краешке сцены, достает из недр аптечки шприц, наполненный морфием, делает себе укол. Так начинается трагедия, в которую постепенно вовлекается и жена доктора (Ирина Перрен).

В одном из интервью Васильев утверждал, что в спектакле он стремился избежать клише – сложных прыжковых движений, сильных, в несколько оборотов «штопорных» верчений. Однако во многих сценах Васильев повторил свои излюбленные «фишки». Нелепо выглядели массовые сцены, когда толпа морфинистов появлялась, угрожающе размахивая огромными шприцами. Хореограф не избежал заимствования и в этом балете: когда на лежащую без сознания жену доктора сверху посыпался поток белого порошка, в памяти тотчас возникла похожая сцена из балета Начо Дуато «Белая тьма», посвященная теме наркотиков.

Триптих, созданный Иваном Васильевым, нельзя причислить к удачам. Но неудача – это тоже опыт.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 111 (5728) от 23.06.2016.