В зеркалах «Фауста» отражается зритель

Под занавес сезона Театр оперы и балета им. М. П. Мусоргского продемонстрировал высший пилотаж, представив на суд зрителей премьеру оперы Шарля Гуно «Фауст». Два вечера подряд зал был переполнен, билеты спрашивали на дальних подступах к площади Искусств. Даже трудно было поверить, что дают столь известное произведение. Каждый подбирает к «Фаусту» свой ключ. Как выразился Виктор Шкловский уж почти век назад, Фауст сумел «войти в зеркало», преодолеть пограничную черту между тем, что ЗДЕСЬ, и тем, что ТАМ. Зеркальность нашего бытия, воплощенная прежде всего визуально, через сценографию Вячеслава Окунева, стала доминантой нового спектакля художественного руководителя театра Станислава ГАУДАСИНСКОГО. Постановщик не любит заново трактовать содеянное, он убежден, что уже все сказал своим спектаклем. Поэтому, отвечая на вопросы журналиста Елены БОБРОВОЙ, он был предельно краток:

— В этом сочинении Гете отразился двухмерный мир. Его философию, борьбу Добра и Зла, соединенную с нашими открытиями в виртуальном мире, я постарался каким-то образом осуществить сегодняшними возможностями театра.

— Увы, Станислав Леонович, есть неподготовленные зрители, которым не то что понять двухмерность пространства, а даже вспомнить гетевского «Фауста» не по плечу.

— И не надо быть ни к чему подготовленным. В спектакле все предельно ясно. В демократичности подачи материала, простоте философии и была самая большая сложность этой постановки.

— Помимо двухмерности бытия проблема «Фауста» — искушение. Превозмочь или поддаться — вот в чем вопрос. Вы сами когда-нибудь испытывали что-то подобное?

— Нет, я никогда не испытывал искушений. Они проходили только в лоне моего образования, когда я философски постигал какие-то истины. Я понимал, что искушение — это тот путь в жизни человека, на который становиться бесполезно. Его можно только преодолевать.

— Станислав Леонович, театр, который вы сейчас возглавляете, был всегда славен как «лаборатория современной оперы». Вы сознательно уходите от этой традиции, ставя классику и избегая постановок современных опер?

— Был период, когда действительно композиторы делали попытки создания новых сочинений. Было время, когда Дмитрий Шостакович принес в этот театр «Нос» и « Катерину Измайлову», Сергей Прокофьев отдал сюда свое сочинение — «Война и мир», а Дмитрий Кабалевский — «Кола Брюньона»... В свое время действительно было много композиторов, работавших с Малым оперным театром. Сейчас ситуация изменилась. Сегодня, безусловно, превалирует потребность в узнаваемой классике.

Вообще же мне кажется, что взаимоотношения зрителя и театра меняются каждые 25 лет. И мы уже лет десять находимся в той ситуации, когда прежде всего надо ориентироваться именно на зрителя.

— Возникает банальный, но важный в искусстве вопрос: кто ведомый — художник или все же зритель?

— Задумывая спектакль, стремишься сделать его ярким, самобытным, непохожим на все предыдущие трактовки того произведения, за которое взялся. Возрождая классику, надо постоянно иметь в виду, что зритель не должен уходить под впечатлением: «Нет, это не то. Вот такая-то постановка NN была лучше».

— Надо полагать, этого же добивается и скандально известная московская «Геликон-опера», предлагая зрителю современную трактовку классических оперных сюжетов?

— Они не осовременивают классику. Разница в том, что «Геликон-опера» переиначивает содержание. Это направление, действительно скандальное, тоже имеет право на существование. Хотя эта тенденция на Западе уже изживает себя. Когда впервые в Чикаго показали оперу Верди «Риголетто» в современных костюмах, это было интересно. А сейчас по этой самой легкой, на мой взгляд, дороге идет каждый, кто не может прочесть классическое произведение во всей его глубине.

Для нашего же театра, академического, прежде всего, напротив, важны не формальные придумки, а только глубина новых идей спектакля.

— Станислав Леонович, не обидно ли вам, что ваш театр постоянно оказывается в тени прославленной Мариинки?

— Меня никогда не раздражала деятельность Мариинского театра. В искусстве существует только одна политика: главнее тот, кто талантливее. А все остальное — суета.

— Будет ли «Фауст» бороться за обладание высшей театральной премией Петербурга «Золотой софит», где в номинациях по музыкальному театру вновь, из года в год, превалируют постановки Мариинского театра?

— Нет. Театр сам не будет выдвигать «Фауста». Зачем? Вы слышали, чтобы выдающиеся оперные мастера, такие как Дмитрий Покровский или Франко Дзеффирелли, выдвигались на какие-нибудь «софиты»? Ведь известно, что принцип всех конкурсов — это сталкивание творческих людей. И в результате побеждает тот, у кого больше нужных знакомых. Честно говоря, жить в искусстве ради этого не стоит.

— Последний, традиционный в таких случаях, вопрос: каковы ваши дальнейшие планы?

— В театре никаких планов нет. Только на 300-летие Петербурга я планирую в Ледовом дворце осуществить шоу-оперу о Петре Первом на музыку Андрея Петрова. Это мой ближайший план. И очень хотелось бы, чтобы он осуществился.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости»
№ 145 (2775) от 8.08.2002 года.