В Президентской библиотеке прошли поэтические чтения
В Президентской библиотеке прошли поэтические чтения, приуроченные к 130‑летию со дня рождения Марины Цветаевой.
ФОТО Pixabay
Темой для разговора и осмысления стало эссе «Искусство при свете совести», написанное Цветаевой в 1933 году в Париже. Участниками — московские и петербургские поэты, литературоведы. Искусство и совесть — как они сопрягаются? Что такое «совесть поэта»? Возможно ли «искусство без искуса»?
Как считает профессор Литературного института им. М. Горького Олеся Николаева, над этими вопросами задумывается каждый пишущий, каждый, опаленный «дуновением вдохновения». Но единственно верного ответа нет. Ни на один из вопросов. И первое, что сделали участники чтений, — поймали автора на… слове. «Цветаева и в этом эссе, и во всей своей прозе постоянно противоречит сама себе, говорит взаимоисключающие вещи, — подметил петербургский поэт, исследователь русского авангарда Арсен Мирзаев. А потом добавил: — Именно из этих противоречий рождается ее неповторимый стиль».
С ним согласились поэт и переводчик Герман Власов, теоретик искусства Джон Наринс. А вот Фаина Гримберг (тоже поэт, переводчик и прозаик) эти противоречия, кажется, сумела разрешить. Она говорила о том, что Цветаева прожила жизнь и стихи в парадигме не своего времени, а в духе эпохи романтизма. В том пространстве, где поэту, точно так же, как «ветру и орлу и сердцу девы нет закона» (Пушкин). А если и есть, то только свой собственный.
«Часто сравнивают поэта с ребенком по примете одной невинности. Я бы сравнила их по примете одной безответственности. Безответственность во всем, кроме игры, — пишет Цветаева. — Когда вы в эту игру придете со своими человеческими (нравственными) и людскими (общественными) законами, вы только нарушите, а может, и прикончите игру. Привнесением совести своей — смутите нашу (творческую)».
То есть единственный камертон поэта — верность своему дару, вдохновению. Которое далеко не всегда синхронизировано с человеческой, временной моралью, «бытовой совестью». Тем более что от века к веку нормы морали меняются. И то, что вчера казалось недопустимым, сегодня может приветствоваться и поощряться обществом. Или наоборот.
«Вопрос о совести — очень современный вопрос, — уверен Джон Наринс. — Мы стали свидетелями потрясающей трансформации общества. 50 лет назад было абсолютно невозможно писать литературоведческие статьи с каким‑то личным суждением. Ученые стремились к объективности. Сегодня мы дошли до противоположного. От ценностей Нового Завета — к ценностям Ветхого. Нравственная высота в наше время доказывается силой нашего осуждения». И поэт оказывается заложником морали. Он, по негласному соглашению, должен служить проводником ценностей, навязанных ему извне… Такова нынешняя внешняя совесть. Но есть и внутренняя. И современная гиперболизация общественной совести, морали — «огромный вызов совести внутренней».
«Сегодня поэтическое общество очень сильно ощущает давление, нравственные требования извне». Впрочем, так уже было. И не один раз. И есть что‑то завораживающее в этом круговороте. Может ли искусство изменить мир? Надо полагать, вопрос этот вечен. Как и стихи, которые в завершение встречи прочитали ее участники в Президентской библиотеке.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 211 (7294) от 10.11.2022 под заголовком «Что такое «совесть поэта»?».
Комментарии