В Мариинском театре возобновили постановку оперы «Любовь к трем апельсинам»
Первой премьерой нового сезона в Мариинском театре стало возобновление постановки оперы «Любовь к трем апельсинам» на музыку Прокофьева, осуществленной режиссером Александром Петровым в 1991 году. То был год 100‑летия со дня рождения композитора.
© Мариинский театр. Фотограф Михаил Вильчук. 2022 г.
Валерий Гергиев открыл ящик возобновлений минувшим летом, вытащив из своих архивов комическую оперу «Дон Паскуале» Доницетти. В ту постановку он с помощью хореографа Ильи Устьянцева добавил подтанцовок, стилизованных в духе комедии дель арте. Идея того же итальянского площадного театра масок лежит и в основе оперы Сергея Прокофьева. Композитор сочинил ее, начитавшись журнала с названием «Любовь к трем апельсинам», издававшегося в 1914 – 1916 годах по инициативе режиссера Всеволода Мейерхольда. В первые десятилетия ХХ века условный театр стал новым трендом, оказался панацеей от навязшего в зубах тяжелого психологического театра с его душевными ранами, травмами, страстями в клочья… Магический, проверенный веками метод итальянских масок, судя по всему, и сегодня возвращается на подмостки с той же целью — исцелить.
Сергей Прокофьев обратился к этому сюжету на рубеже 1920‑х годов, находясь далеко за пределами родной страны — в США. А премьера оперы состоялась в Чикаго в 1921‑м и была исполнена на французском языке. Композитор сочинил ее, когда за плечами уже была первая редакция оперы «Игрок» по роману Достоевского. В обеих операх при громадной разнице их стилистики главной движущей силой драматургии была азартная игра: в одном случае в рулетку, в другом — в театральную условность (хотя и в карты в этой азартной опере тоже играют). Метафизика игры помогала «человеку играющему» Сергею Прокофьеву (который был еще и блистательным шахматистом) в жизни играть со своей судьбой.
В отличие от нафталинного «Дона Паскуале» «Любовь к трем апельсинам» не утратила своего эмоционально-эстетического заряда, представ зрителю эпохи гаджетов как зрелище полное волшебства. Художник Вячеслав Окунев сочинил россыпь костюмов, умело и органично соединил традиции дель арте и стилистику барочного театра. В таком виде многие персонажи и положения невольно напомнили «Волшебную флейту» Моцарта. Больной ипохондрией Принц, отправившийся на поиск трех апельсинов, показался родным братом принца Тамино, а компания злодеев вписалась в родословное древо Царицы Ночи.
Светлый, небесно-белоснежный фон декораций и венецианские ландмарки, эдакая Венеция в миниатюре, создавали благостный настрой. Забытая в оперном театре эстетика «ставить по тексту» умиляла милой наивностью. Но в данном случае искренность режиссерских намерений не упрощала композиторский замысел, а делала театральное послание чистым как детская слеза. Открытая интерпретациям опера предполагала и более смелые режиссерские откровения, но сегодня время осторожности. Спектакль возвращал взрослому зрителю ощущение забытого доцифрового детства, способность удивляться. Цвета и силуэты некоторых костюмов, в особенности нечистой силы, напоминали иллюстрации к «Азбуке» Александра Бенуа, одного из идеологов Серебряного века. Изобилие фокусов и превращений (бегающая крыса, в которую заколдовали Принцессу Нинетту), старых добрых спецэффектов, дававших ощущение запаха серы из преисподней в момент появления Фарфарелло, полет Принца и шута Труффальдино над сценой и многое другое уносило публику в другое измерение, где можно управлять стихиями, укрощать Зло вручную. Цветовое пиршество насыщало зрение, перенимая эстафету от переливающегося оркестрового разноцветья. Правда, не всегда хватало адекватного света, который будто «недослышивал» музыку и смену настроений, но это дело поправимое.
Валерий Гергиев листал одну из своих любимых партитур легко и непринужденно. Он не отказал себе в удовольствии поставить самый громкий акцент на знаменитом Марше, ставшем эмблемой прокофьевского творчества — чтобы все услышали. Светлые энергии «Любви к трем апельсинам» позволили и солистам Мариинского театра получить чистое удовольствие от пения и игры. Состав исполнителей радовал точностью попаданий. Сладкоголосый лирический тенор Евгений Ахмедов в партии Принца без труда менял регистры от меланхоличного романтика до возбужденного холерика, излечившегося смехом. Король Треф в карикатурном исполнении Андрея Серова стал блистательной пародией на оперных царей. Пара завистливых заговорщиков в пурпурных одеяниях Леандра и Клариче превосходно удалась басу Вадиму Кравецу и меццо-сопрано Зинаиде Царенко. Хорош во всех своих гримасах, ужимках и выходках был ртутный шут Труффальдино в исполнении тенора Александра Трофимова.
Словом, постановка оперы Прокофьева показала жизнестойкость, избранный театральный метод с годами не только не испортился, но настоялся как элитное вино.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 197 (7280) от 20.10.2022 под заголовком «Сеанс повторной оперы».
Комментарии