В Филармонии выступил дирижер Шарль Дютуа
В Большом зале Филармонии вновь выступил главный приглашенный дирижер ЗКР – швейцарец Шарль Дютуа, исполнив с вверенным ему оркестром две программы.
ФОТО предоставлено пресс-службой Филармонии
Ни один из концертов, которые 85-летний Шарль Дютуа дал с момента своего неожиданного назначения на пост главного приглашенного дирижера, не оставил сомнений в правильности выбора персоны на эту должность. Старший современник главного дирижера ЗКР Юрия Темирканова, родившийся на два года раньше нашего маэстро, Дютуа выглядит сегодня настолько бодро, насколько позволяет ему возраст. Неразрывно связанный с миром Европы, он стал для одного из лучших российских оркестров с мировой репутацией постоянным мостом с той частью света, путь в которую временно закрылся. Исполнительский стиль Дютуа не позволяет ему превращаться в почтенного старца, в мэтра, помогая ему сохранять юношеский задор и любознательность во взаимоотношениях с партитурами.
На сей раз он решил ознакомить петербургскую публику с редко исполняемой первой редакцией музыки балета «Петрушка» Стравинского, написанной для большого состава симфонического оркестра. Но начал он свое выступление со Второго фортепианного концерта Иоганнеса Брамса, где солистом выступил Борис Березовский. История знает много интерпретаций этого концерта, в том числе зафиксированных на аудиозаписях. Но среди них немного тех, которые раскрывали его сокровенные смыслы. Большинство этого меньшинства созданы европейцами, которые слышат в этой музыке нечто им близкое.
Русские музыканты не могут не слышать в Брамсе Чайковского, между этими композиторами в свое время недаром существовала негласная конкуренция. В музыке обоих можно расслышать сходство мотивов как мелодических, так и психологических. В то же время немало их и разделяет, и в этой тонкой разнице и заключается сложность для исполнителей. Протестант Брамс и православный Чайковский очень по-разному относились к жизни, вере и неверию, ища свои пути преодоления неизбывной тоски, приступов меланхолии и депрессии, борьбы с самим собой, решая проблему далеко не всегда мажорных финалов. Открытая эмоциональность Чайковского позволяла ему выплескивать намного больше, чем сдержанному Брамсу, строго отбиравшему музыкальный материал. У Брамса трагический финал можно услышать в Четвертой симфонии, у Чайковского – в знаменитой Шестой «Патетической». Но с фортепианными концертами иное дело – у обоих финалы вполне жизнеутверждающие.
Исполняя Брамса, Заслуженный коллектив России в руках Дютуа звучал вполне корректно, но не более того. Словно оба – дирижер и оркестр – решили побывать на одной территории, дипломатично придя к общему знаменателю, но так и не решив коренных проблем. В медленной части концерта Брамса покорило виолончельное соло Тараса Трепеля. Борис Березовский за роялем так же дипломатично выигрывал текст, концентрируясь в эпизодах с плотной аккордовой фактурой и расслабляясь в тихих, «пианных» частях формы. В его игре слышались усталость и неопределенность, потеря ясной цели, вполне возможно, рожденные в период, из которого никто из нас пока так и не выбрался. Оттого кульминационные зоны получались бессмысленными, а уходы в себя, напротив, очень содержательными, проникающими в суть музыкального текста. В итоге диалог оркестра и солистов был похож на встречу представителей разных держав за чашкой кофе.
Тем острее оказался контраст, когда на сцену выступил «Петрушка». Уроженец тех мест, где Игорь Стравинский сочинял свой легендарный балет, Шарль Дютуа развернулся во всю ширь. Понятно, что после академичного Брамса театральный Стравинский «перетянул все одеяло на себя». Но как эффектно представил Дютуа и себя, и прежде всего оркестр! Властный рациональный жест швейцарского маэстро выставлял любимый русский коллектив максимально выигрышно. Ясность, точность и гибкость соединения разделов формы, их бесшовность создавали невероятную звуковую архитектуру.
Стравинский оставил партитуре «Петрушки» уникальный звуковой документ эпохи, «вчитав» туда и голоса улицы с ее песнями, балаганными зазываниями, фанфарами, выкриками, топотом, гомоном, и мир балаганного театра. Дютуа, а вслед за ним и оркестр не упустили ни одной детали, дав слушателям надышаться воздухом петербургских улиц и площадей начала ХХ века, позволив разглядывать лица разнородной толпы в виде разных оркестровых групп и подгрупп, соло, дуэтов и ансамблей. Словно острым глазом кинооператора и художника по свету в одном лице, высвечивал он крупные и мелкие планы фантазийного петербургского лубка.
И как грозно прогремели медные духовые в теме проклятия Петрушки, который потряс своими кукольными кулачками в сторону обезумевшей планеты, призывая ее поскорее опомниться и прийти в чувство...
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 204 (7041) от 29.10.2021 под заголовком «За пультом – Шарль Дютуа».
Комментарии