Укол зонтиком в Мариинском

Гастроли, начавшиеся в Пекине в июне минувшего года и уже прошедшие в городах Китая, США и Японии, были посвящены 120-летию со дня рождения Мэй Ланьфана, династического артиста Пекинской оперы, внесшего огромный вклад в укрепление ее традиции. Историки театра знают, что система Ланьфана стоит в одном ряду с системами Станиславского и Брехта.

На примере Пекинской оперы российский зритель столкнулся с ярчайшим проявлением культуры иного типа _ ритуальной, традиционной, сохраняющей верность древним моделям театра. Почти нет сомнений, что больше половины пришедших в старый Мариинский театр зрителей рассчитывали услышать солистов Оперного театра из Пекина с обычными оперными голосами. К тому же давно известно, что китайские оперные певцы за последние десять лет стремительно интегрировались в мировую оперную индустрию. Однако Пекинская опера оказалась чем-то абсолютно иным, чему трудно найти аналоги из известных нам театрально-музыкальных феноменов.

Пекинская опера _ отнюдь не «Мадам Баттерфляй», а разновидность традиционного китайского музыкального театра, соединяющего в себе пение в сопровождении оркестра традиционных китайских инструментов, танец, элементы цирковых зрелищ, шоу боевых искусств. Ее истоки уходят к императорскому двору XVIII века, а период зрелости _ к середине XIX века. Пекинская опера неприкосновенна и в этом смысле похожа на музейную реликвию. Здесь все _ костюмы, декорации, сложная система жестов, сценических амплуа, мизансцен и, главное, вокального интонирования _ встроено в жесткие рамки традиции. Она нерушимо, как великая Китайская стена, соединяет далекое прошлое с современностью, подчиняя ее законам ритуальных игр.

По словам организаторов, уровень приехавших солистов был аналогичен уровню Анны Нетребко и Дмитрия Хворостовского, разумеется, с разницей в системе координат. Пока не раздались первые звуки оркестра и не запели первые солисты, трудно было представить, что нас ждет. Для того чтобы войти в темпоритм китайского представления, потребовалось время, причем не менее получаса, чтобы понять, что во всем этом есть не только повод повеселиться над парадоксальными высказываниями героев, напоминавших поначалу не то театр абсурда, не то какую-то английскую комедию. Но за всем этим, безусловно, стояла философия жизни.

На фоне незамысловатой рисованной декорации, менявшейся от картины к картине и изображавшей условную действительность (некое озеро с пагодами вдали, горы в тумане или комната в жилище героя), актеры обменивались очаровательными репликами. Например: «Опять пошел дождь. Что делать?» _ «А зонтик?» Или: «Вас зовут Сюй Сянь?» _ «А откуда вы узнали?» _ «У вас на зонтике написано». Таким нехитрым образом завязывается знакомство Белой и Синей змей с аптекарем Сюй Сянем. Чуть позже они будут несказанно радоваться такому невероятному случаю: «Вчера мы попали под дождь, если бы вы не дали зонтик, нам бы плохо пришлось». Так незаметно Белая змея и полюбила Сюй Сяня.

Звуковысотный уровень диалогов приходился на сопрановый регистр (это касалось не только героинь, но и героев, говорящих фальцетом), к тому же в несколько носовой, гобойной, поджатой манере. Русские уши сначала улавливали в диалогах героев нечто похожее на «мяу-мяу» и «чин-чин», с каждой новой картиной дифференцируя более разнообразные фонетические конструкции, словно втягиваясь в магическое черно-белое поле иероглифов. Плюс к этому звон китайских струнных (юэцинь, саньсянь) и регулярные колотушечные удары деревянного вапа, дребезжание тарелок дало, бо и сяоло, способные ввести в транс, _ и слушатель постепенно гипнотизировался, подчиняясь китайскому звуковому космосу. Удивительно, но эти колотушки и удары тарелочек вдруг напомнили звуковое сопровождение в разговорных диалогах в «Волшебной флейте» Моцарта, поставленной в Концертном зале Мариинского театра Аленом Маратра, который известен своими увлечениями восточным театром.

К тому моменту, когда Белой змее пришлось сражаться с вражескими полчищами, слушатели были уже готовы к труду и обороне и наблюдали завораживающее зрелище летящих стрел, не отрывая глаз. Эта кульминация действа стала образцово-показательным шоу в духе цирка цигун. Зло побеждено, добро торжествует _ таковой была нехитрая мораль этой легенды, одной из самых популярных в Китае.

К чему приведут оживившиеся российско-китайские связи, пока трудно сказать _ слишком разные у нас ментальности и эстетические системы. Пока что повод для размышлений дала взявшая на себя обязанности конферансье перед началом представления изящная петербургская актриса Евгения Игумнова _ дочь от смешанного брака актрисы и режиссера театра кукол Ольги Игумновой и китайского композитора Цзо Чжень Гуаня. Бабушка которого и вовсе была украинкой. Поистине _ живем в эпоху интересных перемен.