Триумф как чудо

Совсем скоро мы будем отмечать День Победы. Музеи готовят выставки, в которых появятся новые аспекты и нюансы военного времени. Будут много говорить об оккупации, эвакуации, о том, почему и как мы потеряли так много культурного наследия. Если коротко, речь идет о серьезном изучении и освещении истории войны и Победы.

Казалось бы, семьдесят лет прошло, но именно сейчас пришло время обобщить то, что мы не раз обсуждали в музейной среде.

Сегодня в мире происходит попытка пересмотра моральных и политических итогов Второй мировой войны. С попыткой их пересмотра музеи столкнулись одними из первых. Я имею в виду проблему так называемого трофейного искусства. Смысл споров и жесткого давления: Россия якобы ограбила несчастную Германию, верните, что взяли.

После войны в порядке компенсации за то, что было сознательно уничтожено в России, мы получили часть немецких музейных коллекций. Потом многое вернули, благодаря чему в Берлине смог возникнуть Музейный остров в том виде, как он сейчас существует.

Сегодня проблема, кому принадлежат оставшиеся коллекции, решается между музеями. При всех спорах, которые были по этому поводу, музеи, я имею в виду прежде всего Эрмитаж и наших немецких коллег, нашли правильный ход. Музейные коллекции принадлежат миру и должны быть миру показаны. Мы оставили политику в стороне, стали совместно делать выставки, публиковать вещи, издавать книги. Выставки делались там, где они могут пройти без политических осложнений. Вещи стали достоянием людей.

Это наш рецепт, как жить в новых условиях, не пересматривая итоги войны и сохраняя в памяти все, что произошло семь с лишним десятилетий назад.

Что касается санкций, то и с ними музеи уже сталкивались. Достаточно вспомнить знаменитую историю, как прервались музейные отношения с США. Американский суд принял решение о том, кому принадлежит библиотека Шнеерсона, всегда находившаяся в нашей стране. Пример нарушения установленных правил, когда внутренние дела России решаются не нашими и даже не международными судами, а судами другого государства. Это создало угрозу российской собственности в США, в том числе и выставкам. Проблема существует и сейчас. Будем искать, как опять же, отодвинув в сторону политику и понимание искусства как собственности, найти путь к нормальной жизни в новых условиях.

Когда мы готовили «Манифесту», были попытки объявить бойкот, людей уговаривали не ехать в Россию. «Манифеста» состоялась, показав, что у культуры огромная объединяющая роль, ее ценности важнее политических разногласий. Мир меняется, но приходящая новизна не должна мешать общению между людьми и влиять на оценки свершившейся истории. Думаю, музеи покажут это, в частности, рассказывая о войне.

Эрмитаж – один из символов блокады. Рядом с Александровской колонной – памятником победы над Наполеоном – в подвалах музея во время блокады жили художники, которые рисовали триумфальные арки. Через построенные по их эскизам арки в 1945 году советские войска вошли для парада на Дворцовой площади. На теле Александровской колонны, которая всю войну стояла прикрытая лишь легкими лесами, остались следы ранений, как и на плече у ангела на ее вершине. Бомбы падали на площадь, колонна устояла. Церковь с крестом на Зимнем дворце могла стать ориентиром для бомбардировщиков — обошлось.

Петербург – олицетворение Победы. Он построен в результате победы над шведами. Для этого города триумф уместен. Блокада была задумана, чтобы этот триумф уничтожить.

Сейчас на большом во времени расстоянии можно размышлять о том, с кем мы воевали семьдесят лет назад. На нас двигалось пробудившееся европейское язычество. Шла не только Германия, а вся Европа. Недаром мы путаемся со словами – фашисты, нацисты, германцы. Язычество шло уничтожать тех, кого они за людей не считали, и их ценности.

Петербург – город европейский. Здесь средоточие европейской, христианской, античной культур. Сочетание Афин и Иерусалима. Петербург с его колоннами, мостами, классическими зданиями противостоял язычникам. И уцелел. Это произошло благодаря героизму людей. Но в том, что так случилось, есть большой процент чуда.

Блокада – холодный германский расчет. В наш город никогда не ступала нога врага. Немцы понимали: их сюда не пустят. Кроме того, они не хотели воевать на несколько фронтов, для этого не хватило бы сил. Есть особый прием – заключить город в кольцо, заставить голодать, создать громадный концлагерь и таким образом уничтожить.

Как вести себя в такой ситуации? Продолжать жить как раньше, а значит, работать. Мы сейчас понимаем, насколько это было важно. Если не закроешь разбитые окна, не уберешь снег с пола, не соберешь воду, стекающую с крыши, погибнет великое здание, погибнет музей, все разрушится. Люди спасали музей, писали книги, проводили собрания, научные конференции, заседания, чтения. Все для того, чтобы сохранять в себе человека.

Книжка американского автора Дебры Дин «Мадонны Ленинграда» – вымысел, но она построена, как воспоминания женщины, которая в блокаду работала в Эрмитаже, потом уехала в Европу, затем в Америку. Во всей длинной, достаточно благополучной жизни она вспоминает только блокаду. Обостренное чувство борьбы со злом и жизни со смыслом.

Есть особое содержание в символических, даже мистических моментах. Когда в блокадное время в Эрмитаже проходили вечера, посвященные Навои и Низами, свет в императорский дворец давала императорская яхта «Полярная звезда», стоявшая на Неве. Коллекции музея в эвакуацию должны были вывезти три эшелона. Ушли только два, замкнулось кольцо блокады. И в 1917 году три эшелона готовились к отправке коллекций в Москву. Один остался, началась революция.

Мистические вещи присутствуют в воспоминаниях блокадников. Папа рассказывал, что однажды в Малахитовом зале он увидел, как одна за другой стали открываться двери, ведущие в императорские покои. Так из жилых комнат в этот зал выходили император с императрицей.

Эта мистика – вызов всему миру. Никто в мире не отмечал годовщины Навои и Низами, а Эрмитаж это делал. Средоточие европейской духовности и культуры есть в блокадном городе, где даже ужасы порождают силу, которая отталкивает зло.

На Нюрнбергском процессе директор Эрмитажа Орбели был одним из обвинителей. Немцы утверждали, что специально музей не бомбили. Орбели возражал: «Если в Эрмитаж попадает двадцать снарядов, а рядом падают три, я не артиллерист, но понимаю, что стреляли по Зимнему дворцу». Он рассказал об уроках сопротивления Эрмитажа. Потом пошли книги, рассказы, воспоминания.

В 1944 году открылась выставка памятников, которые в войну оставались в Ленинграде. Она была в Малом Эрмитаже, в залах, где впервые появились картины из коллекции Гоцковского. На выставке, посвященной Великой Отечественной войне, которая скоро откроется в Эрмитаже, мы вспомним, что Победа над Германией в 1945 году в нашей истории не первая. Покажем публике картину Александра Коцебу «Вступление русских войск в Берлин в 1760 году». Она о Семилетней войне. Эрмитаж возник в результате Семилетней войны. Когда русские взяли Берлин, купец Гоцковский купил в долг зерно, собираясь продавать его русской армии. Армия ушла, купец остался с громадным долгом. Вместо денег он предложил России коллекцию картин, которую собрал для прусского короля Фридриха Великого. Картины попали во владение Екатерины Великой.

Второй раз русские войска вступили в Берлин в 1813 году. Уже вместе с прусаками они изгоняли Наполеона. И об этом рассказывают картины, гравюры, рисунки. В 1945 году солдатам, штурмовавшим Рейхстаг, сбросили с парашютом копию ключей от Берлина, хранящихся в Казанском соборе. Сейчас это можно назвать пропагандистским трюком. Но тогда люди помнили историю и ценили исторические связи.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 074 (5447) от 27.04.2015.