Только искусство и возможно

В Петербурге в Мраморном дворце Русского музея продолжает работу выставка американского абстракциониста Шона Скалли. Он не смог приехать на вернисаж в начале марта, поэтому наша беседа с крепким спортивного вида 73-летним ирландцем состоялась на днях.

- Как связано ваше искусство с фактами вашей биографии?

- Все мои работы - сжатый пересказ моего жизненного опыта. Иначе невозможно творить. Я начинал с декоративного искусства в духе немецкого экспрессионизма. Одновременно интересовался коммунистическими идеями, антиапартеидом, был связан с движениями против ядерного оружия.

Потом мне стала интересна идея интернационализма как универсального языка искусства. В какой-то момент я понял, что единственно возможное международное искусство - это супрематизм и конструктивизм.

- То есть вы испытали влияние русского авангарда?

- Конструктивизм отражает устройство нашего мира. Супрематизм предлагает новое духовное искусство.

- В этом году исполняется 50 лет молодежной революции 1968 года, изменившей западный мир. Вы в ней участвовали?

- Кроме антивоенных акций создал блюзовый клуб, был солистом рок-группы. Но на мой взгляд, эта музыка эфемерна, а хотелось заниматься тем, что останется в будущем. Визуальное искусство остается.

- Скажите, а зачем вы добивались получения черного пояса по карате?

- Я борец по жизни. В карате для меня важно, что оно задействует мой интеллект, требует знания японских понятий и терминов. Это новое знание о других. Про историю Ирландии я знаю достаточно, о Востоке хотелось узнать больше.

- Вы дважды номинировались на английскую премию Тернера. Но так и не получили ее. Обидно?

- Нет. Еще одним дважды номинантом, так и не получившим премию, был знаменитый живописец Люсьен Фрейд. Англичане сильно недооценивают живопись.

- Вы говорите о духовном в искусстве. Что изменилось за последние сто лет, со времени публикации книги Василия Кандинского на эту тему?

- Искусство получило возможность влиять на мир. Во времена Кандинского художники были этакими монахами. Даже когда я начинал работать, то единственное, на что рассчитывал, может быть, у меня будет дом, он же мастерская, размером примерно как этот небольшой зал в Мраморном дворце, где мы общаемся. Я не думал о выставках по миру, телекамерах и тому подобном...

- Всякое ли искусство духовно, как это узнать?

- Я не знаю ответа, но уверен, что любое искусство не может быть неискренним. Оно может быть поверхностным... Но это отражение мира художника. В моем искусстве однозначно есть какое-то духовное начало. Что не значит, что, подходя к холсту, я думаю - вот сейчас буду создавать «духовку».

- Духовны ли, например, «каракули» очень дорогого художника Жан-Мишеля Баскиа?

- Да, потому что он эмоционально затрагивал мистическую сторону нашего мира. Для меня, как глубоко религиозного человека, эмоциональность и мистицизм неразделимы, они связаны с понятием вселенской любви. На мой взгляд, здесь есть аналогия с поп-музыкой, духовное искусство не должно быть тихим, молчаливым в своем обращении к людям.

- Разве ваши картины не предназначены для тихого медитативного восприятия, несовместимого с рок-музыкой?

- Они агрессивнее, чем у классиков абстракционизма. Но чтобы это почувствовать, надо их долго рассматривать.

- В одном интервью вы сказали, что фигуративное искусство тривиально. Значит ли это, что Рембрандт - тривиален?

- Не мог я такого сказать, это ошибка перевода. Рембрандт - один из моих любимых художников. Иногда, когда я что-то не могу выразить в абстракции, сам пишу фигуративные работы. Например, портрет моего сына - ему сейчас восемь лет. Но во времена Рембрандта все было по-другому. Сейчас фигуративное искусство не может выйти за определенные рамки. Для меня создание единого универсального языка возможно только в абстрактном искусстве.

- Философ Теодор Адорно сказал, что искусство после Освенцима невозможно. Согласны?

- Нет. Только искусство и возможно. Ведь Освенцим был абсолютным злом, про которое нельзя забывать.

- Зачем, по-вашему, люди ходят в музеи?

- Они находят там удивительное и загадочное. Еще Зигмунд Фрейд заметил, что человек не может жить без красоты. Хотя никто не знает, почему это так.