Театр должен быть разным

С начала сезона в Театре эстрады им. А. И. Райкина выпущено уже три премьеры. Последнюю представил в конце ноября режиссер Владимир Глазков - свою версию известной комедии Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным». Спектакль называется «Искусство жениться». Владимир ГЛАЗКОВ ответил на вопросы журналиста Валерии ТУМКО.

Иллюстрация Repina-Valeriya/shutterstock.com

- Владимир Иванович, порой можно услышать, что Уайльд «не создан» для нашей сцены. Вы не согласны?

- Думаю, что российским актерам действительно сложно «превратиться» в английских лордов. Беда, когда на сцене видишь «смесь французского с нижегородским». Но ведь поиграть в Уайльда мы можем? Мы смешиваем на сцене атмосферу Англии конца XIX века и атмосферу театра. Важно обозначить условия: это игра, мы играем. Поэтому наш спектакль озорной, с песнями и танцами. Музыку специально для нас написал композитор Владимир Баскин, который недавно выпустил «Портрет Дориана Грея» и «Алису в Стране чудес».

Я Уайльда обожаю! Люблю его остроумие, афористичность, люблю, когда в пьесе мысли сталкиваются и высекают искры. Это другой юмор, не «Комеди-клаб».

- О современном юморе вы невысокого мнения?

- Время идет, юмор и его восприятие зрителем меняется. Я это понимаю. Захвативший всю эстраду стенд-ап начинался от потрясающих конферансье, которых я еще застал: Бориса Брунова, Бена Бенцианова. Они умели сделать так, чтобы слово звучало. Могли несмешной текст сделать смешным. Умели импровизировать. Сейчас пошли по пути наименьшего сопротивления. В этом плане Уайльд дисциплинирует. Он выявляет и мастерство артиста, его интеллект, скорость мысли, способность к импровизации. Мне это важно, я за актерский театр.

- Против режиссерского?

- Театр может и должен быть разным. Если концепция режиссера работает на артиста - это прекрасно. А если концепция забивает актерскую игру, если режиссер делает из артиста марионетку: встал здесь, повернулся, сделал так, то это уже не режиссура, это дрессура!

- А вы согласны, что полный зрительный зал - главный критерий хорошего спектакля?

- Я люблю полный зрительный зал. Люблю, когда актер уходит со сцены под аплодисменты. Потому что я сам актер и понимаю, что уйти под звук собственных шагов или вежливые хлопки - страшно.

Театр с появлением режиссуры стал более упорядоченным, как говорит персонаж пьесы Антона Павловича Чехова: «Блестящих дарований теперь мало, это правда, но средний актер стал гораздо выше». Жесткая дисциплина мизансцены убивает актерскую импровизацию. А мне нравится, когда меня потрясают не капли воды или снег на сцене, а артисты. Тогда спектакль - живой, и каждый очередной не похож на предыдущий. Для этого у артиста должна быть свобода.

Можно выпустить хороший спектакль с точки зрения критики, а зрители начнут уходить с первого акта. Акимов с грустью замечал: то, что нравится критике, не нравится зрителю, и наоборот.

- На что же ориентироваться: на запросы публики или на предпочтения критиков?

- Товстоногов это умел сочетать. До сих пор для меня нет ничего мощнее «Мещан». Вспоминаю, и мурашки идут. В 1990 году спектакль сыграли в память о режиссере - и постановка полностью поменяла звучание! Бессеменов, герой Евгения Лебедева, говоривший, что семья - это основа, которую нельзя разрушать, из отрицательного персонажа вдруг стал положительным. А Нил - Кирилл Лавров, который звал разрушить дом, - наоборот. Нужно дом сохранять, в 1990-е годы это стало особенно ясно. Спектакль изменился со временем, с обществом, со страной, и для многих это стало потрясением. В зале были Ульянов и Смоктуновский, оба плакали. Вот это по-настоящему живой спектакль...