Театр «Зазеркалье» открыл сезон премьерой камерного оперного диптиха по мотивам рассказов Антона Чехова
Спектакль Игоря Рогалева «Ванька Жуков и Монтигомо Ястребиный Коготь» (6+) поставлен по мотивам рассказов «Ванька» и «Мальчики» Чехова в постановке Александра Петрова.
ФОТО Виктора ВАСИЛЬЕВА/предоставлено пресс-службой театра «Зазеркалье»
В «Зазеркалье» шаг за шагом, сезон за сезоном успешно решались разные эстетические вопросы. Было время «Порги и Бесс» Гершвина, в которой труппа с азартом примерила джазово-блюзовые фактуры, сыграв в коллективные афроамериканские ритуалы. В «Золушке» Россини на этой сцене показали, как легко методом усвоения законов колоратурной эквилибристики открываются точные музыкально-поэтические смыслы партитуры, рождая настоящий театр оперных метаморфоз. Был период накопления большого оперного репертуара, куда вошли «Отелло», «Пиковая дама», «Царская невеста»…
Новая опера Игоря Рогалева продолжила линию опер взросления, напомнив о «Детском альбоме» Чайковского, «Страстях по Каштанке» Игоря Пономаренко, «Рождественской мистерии» на музыку Баха. Новое название на открытии сезона продолжило одну из главных стратегических линий собирания своего репертуара в «Зазеркалье» — линию создания современных опер, без которых жанр перестает расти, развиваться и реагировать на запросы времени. «Ванька Жуков и Монтигомо Ястребиный Коготь» отвечает и на вопросы перевода в оперный жанр наследия Чехова. Можно только помечтать, с каким шиком кто‑нибудь напишет оперы на мотивы Антона Павловича — «Чайку», «Три сестры», «Вишневый сад». Благодаря сюжетам и языку Чехова оперные «Ванька» и «Мальчики» сумели афористично и тонко послать чуткому слушателю, которого усердно воспитывают в «Зазеркалье», «сигналы точного времени».
На сцене Александринки прошла премьера спектакля «Преступление и наказание» Театра балета ЭйфманаОбе короткометражные оперы начинаются с церковных песнопений (в свое время оба сочинения вышли в «Петербургской газете» в рубрике «Рождественские рассказы»). Только в отличие от «Ваньки», истории о мытарствах бедного мальчугана, подмастерья сапожника, «Мальчики» озарены светом куда более яркой надежды, которую дарит Рождество.
В лаконичной, словно эскизной сценографии Алексея Левданского главную партию «напевает» тьма, идущая из глубины сцены. Но костюмы Стефании Граурогкайте всегда несут с собой такие мощные лучи счастья, что кажется, что все на самом деле не так уж и плохо, надо только увидеть то, что хорошо, — саночки, сказочную лошадку, несущую добрые вести.
Партию Ваньки поручили сопрано Елизавете Майдановой, которая превосходно справилась с ней актерски и вокально, но почему‑то кажется, что настоящий мальчик в этой партии мог бы выглядеть куда убедительнее. В образе жены Сапожника Екатерине Кауровой достался костюм, сильно напомнивший о зловредной Бабарихе из недавней «Сказки о царе Салтане». Давний игрок «Зазеркалья» Кирилл Костромин отменно исполнил роль деда Константина Макарыча, который так и остался для горемычного Ваньки растаявшей мечтой о теплом семейном гнезде.
Аркадий Штейнлухт за пультом, много исполняющий современную музыку, знает к ней множество ключей. В данном случае музыка умышленно обеднена, сшита нарочито как протертое до дыр одеяло из лоскутков. Маэстро дал прочувствовать сиротливость Ваньки, недогретого материнской любовью. Зато в «Монтигомо Ястребином Когте» любовью зал наполнили с горкой.
Оперные «Мальчики» напомнили не только о «Трех сестрах» Чехова, «Семейном счастье» Толстого, но и о «Белой гвардии» Булгакова. Тут были и три сестры — Маша, Ольга, Ирка, и запах рождественской елки, и круглый стол под абажуром-солнцем. Здесь символом грядущих перемен, пусть и с тревожными коннотациями, был вокзал — место встреч и расставаний. Для ролей двух мальчиков — Чечевицына и Володи — в «Зазеркалье» нашлись почти близнецы Артем Мисаженков и Антон Хомяков, наделившие своих героев пылким темпераментом. Здесь появились, наконец, и беспокойные мамы с папами, вернувшие зрителю вслед за героями ощущение потерянного рая.
Композитор Игорь Рогалев взял себе в надежные партнеры классика — мотивы из Девятой симфонии Антонина Дворжака, написавшего ее под впечатлением от экзотики заокеанской жизни. Без труда опознанные цитаты-маски, «нарядившие» звуковое пространство спектакля флером ассоциаций, придали чеховской истории эффектный эмоционально-смысловой объем. В заимствовании нескольких мотивов, основанных Дворжаком на национальных попевках, звукописующих легендарные ландшафты прерий, слышалась любовь композитора XXI века к одной из поэтичнейших симфоний конца века XIX, желание напитаться ее неисчерпаемым ресурсом. В этой «игре с моделью» очевидно и невероятно соединились образ мечты, культурный миф и возможность портретировать классических гимназистов, напичканных знаниями об Америке, куда они так мечтали вырваться, прихватив с собой на всякий случай немного пороха. В финале оперы два беглеца прячутся под столом, освещенным свечой Рождества, чтобы продолжить разрабатывать план своего романтического побега от действительности.
Читайте также:
«Идиот» вернулся в театральную афишу Северной столицы
ТЮЗ им. А. А. Брянцева открыл свой 103‑й сезон премьерой — «Маскарадом» Лермонтова
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 189 (7765) от 08.10.2024 под заголовком «Зазеркальные мальчики в ожидании чуда».
Комментарии