Шаман от живописи
«Цвет – это клавиш; глаз – молоточек; душа – многострунный рояль», – писал Василий Кандинский, который вообще любил философствовать, облекая свое творчество в теории и манифесты.
«Композиция VI». ФОТО предоставлено пресс-службой Эрмитажа
Однако это не иссушало его живопись. До сих пор он играет посредством своих картин на человеческих душах, как на рояле – не простенькие мелодии, а сложнейшие симфонии.
В этом можно убедиться, побывав в Главном штабе, где открылась выставка «Притяжение беспредметности», посвященная 150-летию Кандинского – одного из самых знаменитых русских художников, не уступающих даже сверхпопулярному Малевичу. На выставке, переехавшей в Главный штаб из Третьяковки, картины двух мастеров демонстрируются рядом.
В Третьяковке «Композиции» показывали в маленьком пространстве, погруженном во тьму. Лампы были направлены только на картины, чтобы роскошная живопись Кандинского смотрелась особенно эффектно, как планеты в холодном и бескрайнем космическом пространстве. Помнится, несколько лет назад примерно так показывали в Русском музее в Корпусе Бенуа картины Павла Филонова. Спорный прием. В Эрмитаже, в Главном штабе, не стали прибегать к спецэффектам. Да и живопись Кандинского сама по себе обладает такой запредельной мощью, что не нуждается в них.
«Композиция VI» (Эрмитаж) и «Композиция VII» (ГТГ) Кандинского висят напротив друг друга, между ними – «Черный квадрат» Малевича – тот самый, который в начале нашего века приобрел для музея за миллион долларов Владимир Потанин.
Это ключевые работы русского, а быть может, мирового искусства XX века, появление которых часто сравнивают с открытием атомной энергии. В них – начало абстрактного искусства, двух его главных направлений: геометрического (Малевич) и лирического (Кандинский). Освободившись от диктата реальности, живопись уподобилась музыке. И, хотя Кандинский предостерегал от буквального сравнения его картин с музыкальными произведениями, звуки, по его же признанию, ассоциировались у него с цветами. Труба – с желтым, виолончель, барабан и фанфары – с различными оттенками красного, символизирующего также «внутреннее кипение», а флейта – с синим, цветом покоя или, как писал Гете, чье «Учение о цветах» было настольной книгой Кандинского, с «прелестным ничто».
В обеих его «Композициях», шестой и седьмой, звучит весь симфонический оркестр. Скорее всего, он исполняет что-то из Вагнера. Возможно, тему из «Тристана и Изольды», под которую в фильме Ларса фон Триера «Меланхолия» так красиво и страшно гибнет мир. Или что-то из «Лоэнгрина» – оперы, которая (наряду с картиной Клода Моне «Стог сена») была, по признанию Кандинского, толчком, побудившим его избрать путь художника.
Работая над «Композицией VI», Кандинский думал о Всемирном потопе и без конца повторял, как мантру, на немецком (бывшем для него вторым родным языком) слово Uberflut.
«Грандиозная, объективно совершающаяся катастрофа есть в то же время абсолютная и обладающая самостоятельным звучанием горячая хвалебная песнь, подобная гимну нового творения, который следует за катастрофой», – писал он о своем творении.
В «Композиции VII» и вовсе закодированы четыре библейские темы: Судный день, Всемирный потоп, Райский сад и Воскрешение из мертвых.
Если обладать живым воображением и долго всматриваться в картины, можно, наверное, увидеть в этих невероятно красивых сочетаниях клубящихся цветовых пятен и утлое суденышко, которое затягивает в пучину бурных вод, и китов, и трубу ангела, возвещающую Dies irae (день гнева) и призывающую на суд Божий блаженных и проклятых. А можно и не увидеть. Но нельзя остаться равнодушным к этой «громокипящей» нервной энергии, которую вложил Кандинский в свои абстракции.
Если Малевич вниманием музеев не обижен, то большая выставка Кандинского была в Русском музее в последний раз в 1989 году. Громадная ретроспектива мастера «Кандинский и Россия» откроется там 15 сентября. Заметим, что выставку не так давно уже «прокатывали» за границей: она совершила турне по нескольким городам Бразилии. Чуть раньше, в 2014 году, картины Кандинского из коллекции Русского музея ездили в Италию, где была выставка «Кандинский: как шаман».
Эрмитаж, по словам куратора выставки Михаила Дединкина, не ставил перед собой цель показать творчество Кандинского во всем его разнообразии. Важно было показать знаковые работы, с которых в мировой живописи началась новая эра.
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 112 (5729) от 24.06.2016.
Комментарии