Сцены сумасшествия из опер Беллини, Доницетти и Римского-Корсакова в исполнении лирико-колоратурного сопрано Альбины Шагимуратовой собрали полный зал Новой сцены Мариинского театра.

Безумие в опере - явление отнюдь не редкое со времен, пожалуй, барокко. Безумие насылали на зарвавшихся смельчаков разгневанные боги и богини. XIX век с его сентиментализмом, сменой светлых и ясных просвещенческих моделей на туманные романтические, а позже и подступающим кризисом позитивизма вернул на сцену помешательства и умопомрачения разной степени. И жертвой композиторов-мужчин стала, разумеется, женщина, главная героиня. Так слушателей намного проще было заинтересовать, вызвать у них сочувствие, слезы. Сейчас история вновь пришла к этапу потери ориентиров. Людям трудно понимать происходящее, им захотелось чего-то эмоционально острого, а вместе с этим - очищающего и примиряющего.

Для многих меломанов «Сцены сумасшествия» - это название сольного альбома знаменитой француженки Натали Дессей. Альбина Шагимуратова, одна из ярких представительниц лирико-колоратурного сопрано, позиционирует себя как наследница прекрасной традиции. Она не первый сезон пленяет мариинскую публику своим искусством. Валерий Гергиев записал на видео оперу «Сказка о царе Салтане» Римского-Корсакова с Шагимуратовой в партии Царевны-Лебедь. Минувший тематический концерт, очень похожий на жанр бенефиса, вновь принес ей шквал заслуженных оваций.

Программу открыл шлягер - соль-минорный Славянский танец Дворжака, а его ми-минорный лирический танец, словно скользящий по глади летнего озера, послужил расслабляющим интермеццо между двумя сценами - Эльвиры из «Пуритан» Беллини (1835) и Амины из его же «Сомнамбулы» (1831).

Оркестр под управлением Михаила Синькевича как-то не успел настроиться после бойкого Славянского танца на лирический лад и провел первую сцену формально - безучастно, не передав романтизма лунной поэзии. Роль меланхоличной луны играла лишь декорация на заднике. Настраивалась и Альбина. Хотя она все же сумела продемонстрировать свое владение техникой бельканто, упругую точность откалиброванных нот, но в помешательство ее героини Эльвиры поверить было трудновато. Художественного единства певицы с оркестром не ощущалось.

В сцене Амины Ah non credea mirarti певица тщетно добивалась выразительности, оркестр продолжал играть формальный аккомпанемент. Голосу ее Амины очень не хватало мягкости и «сомнамбулической зыбкости»: слишком напряженно он звучал.

Все настоящее случилось во второй части концерта. Сначала певица попала в родную стихию русского языка в сцене безумия и смерти Марфы из «Царской невесты» Римского-Корсакова, а затем и в знаменитой сцене из «Лючии ди Ламмермур» Доницетти, окончательно сразившей публику. Здесь к происходящему добавился хор и ансамбль солистов. Обеим героиням - и жертве злодейства молодой царице Марфе, и невесте, жертве клановых разборок в мрачной Шотландии, очень пригодились драматические краски, которые год от года наполняют голос Альбины Шагимуратовой. Здесь певица во всю мощь развернула искусство своей драматической колоратуры.

Прояснилась ситуация и в оркестре, который намного лучше знаком с симфоническими характеристиками Марфы и Лючии, да и Римский-Корсаков с Доницетти оказались для них ярче и колоритнее, чем Беллини. В сцене из «Лючии ди Ламмермур» певица показала убедительную игру, но знаменитого истошного вопля героини, стиснутой тисками несчастий, не случилось. Певица разумно решила поберечь себя, да и, вероятно, слушателей. А ведь эту сцену в ее исполнении меломаны могли бы сравнивать с той же сценой у Дессей и у Нетребко... Видимо, дело за малым - за участием Альбины Шагимуратовой в спектакле Мариинского театра, который что-то давненько не показывали.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте