Притча с песнями

Роман Смирнов — режиссер, журналист, рок-музыкант. Ученик Г. А. Товстоногова. Автор книги «Люди, львы, орлы и куропатки», среди героев которой — Георгий Товстоногов, Лев Додин, Сергей Курехин, Владимир Высоцкий, Александр Башлачев... Работал в Малом драматическом театре, ставил спектакли в ведущих театрах Петербурга и Москвы. Сейчас в Театре на Васильевском он завершает работу над спектаклем Selfie («Селфи») по пьесе Вадима Майорова, поначалу носившей название «Марафон». Позже этот спортивный термин стал определением жанра спектакля. Премьера намечена на 29 ноября. Роман СМИРНОВ ответил на вопросы театроведа Татьяны КОРОСТЕЛЕВОЙ.

ФОТО vk.com

— Роман, какие у вас отношения с современной драматургией?

— То, что у нас называется современной драматургией, «новой волной», меня не интересует. В шутку говорю, что меня интересует творчество собственное и творчество моих друзей. Или тех, кого я с детства в себе несу, там несколько имен. Ну вот у меня знакомый батюшка, архимандрит, а в прошлом музыкант, посмотрел спектакль «Шизгара» и сказал: «Как я рад, что ты не занимаешься ремейками!». Я не понял, что он имеет в виду. «Ну вот эти бесконечные ремейки Шекспира, Чехова». Действительно, уже не хочется расшифровывать чужие темы, хочется предлагать свои. Я себя не ставлю на одну полку с классиками, пусть моя будет намного меньше, но она моя, это мои мысли, мои темы.

— А почему сейчас возникла именно пьеса, которая раньше называлась «Марафон»?

— Я еще был студентом Театрального института, когда возникла идея музыкальной трагикомической клоунады на трех абсолютно разных актеров, условно говоря, клоунов — белого, рыжего и черного. «Марафон» я много лет хотел поставить, еще в Малом драматическом начинал это делать, у меня даже трио актеров было: Игорь Иванов, Сережа Бехтерев, Сережа Власов. Тогда еще не было написано песен, не было новых идей, которые сейчас в материале возникли. Эта пьеса — притча, она про то, что вечно, то есть про отношения людей. Тридцать лет прошло, прежде чем я решил вновь подобраться к этой идее, прежде чем совпало столько обстоятельств, позволяющих за это дело взяться. Совпало, что есть театр, есть артисты, есть музыканты, есть некоторое количество песен, которые могут в спектакле прозвучать. Наверное, не случайно идеи так подолгу вызревают...

— В спектакле будет звучать сочиненная вами рок-музыка. Как вы относитесь к крылатой фразе: «Рок-н-ролл умер, а я еще жив»?

— Отношусь с юмором. Во-первых, это высказывание в нашей среде неправильно понимается, это вообще-то слова Джима Моррисона, и там насчет «я еще жив» ничего не сказано, там сказано, что «рок-н-ролл мертв, а я еще НЕТ!». И под этой фразой совсем не музыка подразумевалась. В нашем обиходе, как всегда, взяли то, что ближе. Знаете, многие любят ставить «Левшу» Лескова, но забывают главный смысл: блоха английская была сделана так, что она плясала, русский умелец сделал потрясающую вещь, он сумел подковки на нее поставить, но после этого она плясать перестала. Вот в чем суть загадки русской души: подковали, но не танцует. Вот я о том же: рок-н-ролл мертв — это лайт-вариант великой трагической песни Моррисона.

Чем дальше, тем больше в моих спектаклях поют. У меня уже сложилась своя компания, есть музыканты, которые меня понимают, есть педагог по вокалу Катя Григорьева, я ее за собой из театра в театр вожу. Театр на Васильевском пошел на то, чтобы позвать не только меня, но и всю компанию.

Понимаете, везде найдутся артисты, которые хорошо поют. Но и в Театре на Литейном, и в Театре на Васильевском первое, что я сказал, начиная репетировать музыкальные спектакли: я очень не люблю, как поют драматические актеры, особенно когда они поют под гитару. Это какой-то отдельный жанр, который мне не нравится, поскольку эти звукоизвлечения к песням как таковым не имеют никакого отношения. А вот что такое песня — давайте постепенно разбираться.

— Музыкальный альбом написан специально к этому спектаклю?

— Я всю жизнь писал песни, где-то выступал, что-то самостоятельно записывал, опять же все ждало своего часа. И дождалось, когда появился великий, как мне кажется, музыкант золотого состава ДДТ Андрей Васильев, он впоследствии играл у меня в «Тени города». И вдруг Андрей, услышав мои песни, говорит: «Давай сделаем альбом». До того мне и в голову не приходило это записать. И мы потратили год на репетиции, запись, сведение и выпустили двойной альбом, сняли какие-то клипы. Поэтому вот так сложилось, мы изначально с автором пьесы Вадимом Майоровым договорились, что я включу свои песни в спектакль.

Жанр спектакля мы ищем, я актерам сразу объяснил: это не мюзикл, не рок-опера. В них ведь такой ход: поговорили и потом этак по-брехтовски про то же самое спели, песней как бы объяснив, о чем говорили. У нас совсем другое, здесь вокальный пласт — это внутренний монолог героев пьесы. Когда человек находится в диалоге с партнером, он ведет себя одним образом, а сам с собой наедине, во внутреннем монологе, он совсем другие вопросы себе задает, по-другому себя ведет. Поэтому песня — это отдельный слой души персонажей.

Мы с Андреем начали писать новый альбом. Если успеем, он выйдет в ноябре, вместе с премьерой спектакля. А в спектакле будут звучать как старые песни, так и песни из нового альбома.

— Почему спектакль назван модным нынче термином Selfie (фотографический автопортрет)?

— Пусть это останется загадкой. Должна же быть в спектакле хотя бы одна тайна?!

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 218 (5344) от 20.11.2014.