Певица, которая умеет летать

Титульные партии в операх «Турандот» Пуччини и «Норма» Беллини исполнит 13 января на Новой сцене Мариинского театра и 17 января в Концертном зале театра драматическое сопрано Елена ПАНКРАТОВА. Международная карьера уроженки Екатеринбурга, выпускницы Санкт-Петербургской консерватории, развивается стремительно. С певицей, живущей сегодня в Германии и выступающей в лучших оперных театрах мира, беседовал музыковед Владимир ДУДИН.

ФОТО Виталия Запрягаева из архива Елены Панкратовой

– О вас начали много говорить и писать в Европе после выступления в опере Штрауса «Женщина без тени» под управлением Зубина Меты. Такое нечасто встречается в карьере не только российской, но и европейской певицы...

– О таких партиях, как Электра и Жена Барака в операх Штрауса, или о Турандот Пуччини, как правило, не мечтают на студенческой скамье. Мечтают о Розине Россини, о Татьяне Чайковского, может быть, об Аиде Верди. А подобные драматические партии исполняются лишь единицами певиц на планете, своего рода богинями, которым дано очень многое.

Я тоже не мечтала ни о чем таком, но однажды нежданно-негаданно меня «нашла» партия Жены Барака. Благодаря Зубину Мете, который доверил мне постановку «Женщины без тени», в 2010 году я дебютировала на фестивале «Флорентийский музыкальный май». Во время подготовки премьеры я поняла, что это именно та роль, которую я подсознательно ждала, к которой готовилась всю свою жизнь. Эта партия провела меня по всем большим сценам мира: я пела ее и в «Ковент-Гардене», и в «Ла Скале», и в Мюнхене, и в Театре Колон в Буэнос-Айресе, и в Королевской опере Копенгагена.

Я очень люблю эту роль, она со временем стала моей хорошей подругой. А недавно «семья друзей» пополнилась еще одним персонажем – Электрой из одноименной оперы Штрауса. Рихард Штраус открыл мне глаза на совершенно новый по своей драматической глубине мир женских характеров.

– Летом этого года вы дебютируете в Байройте в партии Кундри в «Парсифале» Вагнера. Вас можно считать первой русской певицей в истории фестиваля, приглашенной петь центральную драматическую партию в вагнеровскую мекку.

– Да, контракт в Байройте на партию Кундри я подписала до 2019 года. Премьеру новой постановки «Парсифаля» будут транслировать по телевидению, в Интернете и в кинотеатрах мира вечером 25 июля 2016 года.

Кроме того, Байройт пригласил меня и на партию Венеры в «Тангейзере» начиная с 2019 года. Елизавету в «Тангейзере» я уже пела раньше, но одна эта партия мне коротковата и малоинтересна. Мечтаю когда-нибудь спеть обе женские партии в «Тангейзере» – Венеру и Елизавету в одном спектакле. Мы говорили на эту тему и с Валерием Гергиевым, он тоже заинтересовался. К тому же в репертуаре Мариинского этой оперы пока нет.

– Совсем скоро вам предстоит исполнить здесь заглавную партию в «Норме» Беллини, одном из совершеннейших творений в истории оперы.

– Концертные исполнения я обожаю: в них главное – музыка, твой голос, твоя личность, нет никакого внешнего отвлекающего ряда.

У меня за плечами пять разных европейских постановок этой оперы. Был и прецедент в Базеле, где мне совершенно не понравилась режиссура. Я решила позвонить от безысходности Ренате Скотто, услышав в ответ: «У тебя, конечно, есть выбор – ты можешь отказаться. Но что ты выиграешь? Можешь легко испортить отношения с театром. Они тут же позовут другую, и ей достанется вся слава. А ты уже вложила в эту постановку столько работы, голоса, сил!» Это меня убедило, и я спела еще одну «Норму»...

– Но, судя по вашему участию в «Женщине без тени» Штрауса, которую в Баварской опере радикально осовременил Кшиштоф Варликовский, в целом вы лояльны к современной режиссуре?

– Кшиштоф – прекрасный, талантливый человек. К его постановке можно относиться по-разному, но ведь сколько людей, столько мнений и вкусов. Я считаю, что его «Женщина без тени» в Баварской опере получилась очень яркой постановкой, новым взглядом на эту историю.

Варликовский стал первым и пока единственным человеком, который позволил мне не просто петь и играть на сцене, а заставил меня работать как актрису на таком уровне, какого я никогда не достигала. Никто никогда и не хотел от меня ничего подобного. Я благодарна судьбе за возможность встреч с такими людьми, которые парой слов, рекомендаций, советов вдруг открывают в тебе какие-то створки, выводя на новый творческий уровень.

У многих в голове прочно сидит стереотип, что прежде всего надо красиво спеть. Это, бесспорно, очень важно, но этого мало! Оперный театр стремительно развивается, и певец должен соответствовать новым требованиям. Певица должна быть еще и актрисой. Это можно наблюдать у Ани Нетребко всегда и везде – она действительно полностью входит в роль, отдавая себя без остатка, живя на сцене реальной жизнью. За это я ее очень люблю! Так же органичен на сцене и Йонас Кауфманн.

Постановка Варликовского была первой, во время которой я поняла, что начала жить на сцене. В какой-то момент я вдруг сильно разозлилась на себя, вплоть до того, что решила все бросить и уехать домой. Но после сильной внутренней неудовлетворенности, после злости на саму себя я вышла на сцену – и сделала все совершенно по-новому. Кшиштоф подошел ко мне и сказал: «Вот теперь ты летаешь». Я словно сломала все свои внутренние стереотипы – перестала красиво ходить по сцене и почувствовала себя той самой глубоко несчастной и, по сути, очень одинокой женщиной, о которой написали Гофмансталь и Штраус.

– Где, на ваш взгляд, пролегает граница режиссерской дерзости?

– Есть режиссеры, которые хотят сделать себе имя благодаря невиданной доселе постановке, благодаря скандалу в прессе. Когда такое желание стоит в основе работы, это примитивно и даже аморально. Когда же интеллигентный режиссер, вдумчиво подходящий к оперному тексту, решает подать его со своей точки зрения, по-новому, прорабатывая до мелочей все взаимоотношения героев, сохраняет и доносит основные идеи произведения, не смещая акценты до неузнаваемости, тогда его подход убеждает.

Но есть и другой деликатный момент. Если бы я не принимала современную режиссуру, кто бы и где меня ангажировал? Махнули бы очень быстро рукой и списали в ретроградки с роскошным голосом! Конечно, если мне что-то категорически не нравится, идет вразрез с моими идеалами и представлениями о хорошем вкусе, я буду стараться избежать острых углов. Никогда не прыгну на два метра, не спросив: а ради чего? Может, хватит и на полтора?

Всегда в работе должен быть момент такта и договоренности. Все мы – скромные служители музыки. Композиторы – гении. Мы – интерпретаторы. Наша задача – по возможности понять, хорошо исполнить и донести смысл произведения до зрителя. Плохо, когда интерпретация искажает смысл. В таком случае я бы предлагала режиссеру написать свою собственную оперу, по своим законам.

– Вам, наверное, не так часто приходится выступать в таких традиционных постановках, как «Сила судьбы» в Мариинском театре?

– Да, и это было незабываемое выступление. «Сила судьбы» поставлена в Мариинском так, «как в книжке написано», поэтому я чувствовала себя в старинных рисованных декорациях и аутентичных костюмах, как во времена Верди! Верди написал ее, как известно, по заказу дирекции Императорских театров именно для Мариинской сцены. До того на Западе я всегда пела вторую, переработанную композитором миланскую редакцию.

Мне как специалисту, любящему копаться в своей работе, интересующемуся историей, очень важно было познакомиться и с первой – петербургской – редакцией 1862 года. В них разные финалы, но в обоих – несчастные: Леонору убивает ее брат Дон Карлос. Разница лишь в том, что в первой редакции после убийства Леоноры ее возлюбленный – Дон Альваро бросается со скалы, а в другом остается жить, оплакивая смерть Леоноры.

Я всегда с большим удовольствием работаю с Валерием Гергиевым – от него исходит очень сильная энергетика. У нас совпадают ауры, есть особая музыкантская связь, что очень ценно. У меня такие совпадения аур бывают еще с Зубином Метой и Кириллом Петренко.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 001 (5618) от 11.01.2016.