Одиночество настигает

На экраны вышла очередная картина Вуди Аллена «Светская жизнь» – о том, как одиночество настигает людей и посреди голливудской сладкой жизни.

Иллюстрация Fer-Gregory/shutterstock.com

Америка 1930-х. Бобби Дорфман (Джесси Айзенберг) – маленький нервный сутуловатый юноша – не хочет работать в папиной мастерской в Бронксе. Он отправляется за мечтой в блистающий Голливуд, переживающий свой «золотой век». Тем более что там агентом-воротилой работает его дядюшка Фил (Стив Кэррел) – уж, наверное, куда-нибудь пристроит.

Дядюшка поначалу не горит желанием иметь дело с нью-йоркской нищей родней, а потом смягчается. Бобби становится сперва лишь помощником из серии «подай-принеси», но, в общем, быстро осваивается среди звезд, продюсеров и просто миллионеров. Ему в этом помогает ясноглазая секретарша Фила Вероника (Кристен Стюарт), в которую Бобби, конечно, немедленно влюбляется. Однако Вероника не спешит ответить ему взаимностью – у нее уже есть какие-то таинственные отношения.

Картины Вуди Аллена почти всегда – очень личное, пусть и самоироничное, высказывание, как стенд-ап-номера, с которых Вуди начинал свою карьеру.

В «Светской жизни» Аллен делает временем действия 1930-е. Чтоб мы не ошиблись, нам продемонстрированы гангстеры и джазмены, мимоходом упоминаются Джуди Гарленд и Гэри Купер.

В то время сам Вуди еще только под стол пешком ходил в своем Бруклине, так что, само собой, не нужно искать в фильме уж слишком буквальной автобиографичности. Вернее другое: тут сонно-поэтически переплетаются детские впечатления от тогдашней жизни, восторг, внушаемый тем помпезным, но все же великим кинематографом, – и более поздние впечатления от собственной работы в киноиндустрии.

«Жизнь» несколько напоминает недавний «Аве, Цезарь!» братьев Коэнов, где показан не столь уж сильно изменившийся Голливуд 1950-х. И тут и там – те же безжалостные нравы под золотым покровом киносказки. Правда, братья не удержались от того, чтобы полфильма превратить в череду едких сатирических сцен, а другую половину посвятить стилизации под тогдашние глуповато-великолепные картины. За этими роскошествами герои почти не видны, они становятся функциями для демонстрации (как и всегда у Коэнов) общей тщеты и глупости человеческой.

У Аллена же – наоборот. Условно и мельком показанная напыщенность высшего света становится все-таки декорацией для довольно сентиментальной темы. Все существует в едином силовом поле – в чувстве ностальгии и утраты. И непонятно, то ли по далекой молодости, то ли по тому, чего и вовсе никогда не было, а только казалось. По Вуди Аллену, об этих вещах всерьез можно говорить только с иронией. Но если другие его поздние работы иногда становились слишком формальными, какими-то усталыми упражнениями в «традиционной алленовской манере», то «Светская жизнь» как будто в этой усталости черпает вдохновение и становится одним из самых его энергичных и искренних высказываний за последние годы.

В ранних фильмах Вуди Аллен сам выходил на площадку, создавая образ своего альтер эго – нью-йоркского еврея-невротика. Теперь он уже не появляется в своих картинах в качестве протагониста. И чуть ли не в каждой картине он выбирает для игры в себя кого-нибудь нового. Его альтер эго побывали уже и Алек Болдуин, и Оуэн Уилсон, и Джейсон Биггз, и Хоакин Феникс, но вот Джесси Айзенберг оказался, быть может, самым точным воплощением его духа. Опущенные плечи, субтильная внешность, эта неподражаемая нервозность, вежливость и вечная ирония, за которыми скрыт бесконечный ужас перед дикой вселенной, и тем более отважная попытка маленького человечка перебороть этот ужас то шуткой, то дерзостью.

Четыре года назад Джесси дебютировал у Аллена в «Римских приключениях» – в эпоху «большого европейского турне» режиссера, когда каждый год выходило по новому фильму, снятому в столицах Старого Света. А теперь вот, можно сказать, актер живьем взят в два святилища таланта и харизмы Аллена – в Голливуд и в Нью-Йорк. Фабрика грез, где материализуются замыслы, и Большое яблоко, всегда остающееся душой автора. И тут Джесси Айзенберг как нельзя более к месту. Испуганный, но талантливый юнец, незаметно для себя самого переплавляющийся в уверенного, но неизбежно более разочарованного и более плоского шоумена – оба полюса он воплотил идеально.

Надо сказать, что и его партнерша Кристен Стюарт уже уверенно реабилитировалась от обвинений в посредственности и деревянности, которые к ней прилипли со времен «Сумерек». Тут она создала совершенно живой и умный образ, в который, вполне понятно, можно влюбиться. Вечно выпяченный подбородок Стюарт и несколько презрительный взгляд тут как нельзя более к месту – ее героиня и должна так держаться: всегда немного отчужденно, всегда чуть в стороне от жизни.

На Стиве Кэрреле роль дядюшки Фила тоже сидит как влитая. И с ним то же самое: за первоначальной стереотипной маской «деляги» очень скоро открывается меланхолическая многомерность.

По чувству юмора, по остроумным диалогам, по лоску, прикрывающему тоску, «Светская жизнь» очень напоминает какой-то обобщенный роман Скотта Фицджеральда: пожалуй, это более Фицджеральд, чем недавний разухабистый «Гэтсби» с Ди Каприо.

И, как это могло бы случиться у Фицджеральда, из простого водевиля с любовным треугольником (где мы, конечно, болеем за счастье молодых) «Светская жизнь» превращается в довольно грустную историю о том, как ни Голливуд, ни Нью-Йорк не спасают от одиночества. Ни буквально – разумеется, светская жизнь оказывается абсолютно разобщенной тоскливой рутиной. Ни в переносном смысле, который Аллен, может быть, тоже имел в виду. Кино и вообще шоу-бизнес – это прекрасный поток грез, но и он не способен отвлечь надолго от мыслей о старости, несбывшихся надеждах, утраченной любви. А потом, собственно, и сами эти грезы наполняются ностальгией до краев. Это и называется «кино».

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 147 (5764) от 12.08.2016.