О поле, поле, кто тебя?..

Самое, наверное, заметное событие завершившейся программы первого фестиваля искусств «Белые ночи в «Галерее» – это ночной показ в атриуме спектакля Дмитрия Волкострелова «Поле». В отличие от всех других общедоступных событий фестиваля на спектакль можно было попасть только по приглашениям.

Иллюстрация Маски–Elnu/shutterstock.com

Дмитрий Волкострелов считается сегодня одним из самых прогрессивных режиссеров российского театра – ученик Льва Додина, трехкратный лауреат премии «Прорыв» и однократный – «Золотой маски», он умножает свою славу постановками пьес еще одной ключевой фигуры: минчанина Павла Пряжко.

«Поле» режиссер Волкострелов считает важнейшим, поворотным текстом для всей современной российской драматургии, «построенным по законам квантовой физики», – ничего, говорит он, подобного в отечественной новой драме не случалось ни до, ни после.

О небывалости спектакля свидетельствовали и заботливо разложенные для публики книжечки – либретто с подробным описанием происходящего. Иначе есть риск ничего не понять. В промежутках между сценами – выдержки из словаря: странный аттрактор... теория хаоса... квантовая теория поля... В конце приписка: «Современной физике посвящается».

Если судить по либретто, сюжет о нескольких комбайнерах и их подругах-доярках незатейлив. Павел, Игорь, Марина, Алина, Сергей убирают урожай, жуют чипсы и пьют пиво, забывают дома зарядки, одалживают диск с фильмом Тинто Брасса, торгуются по поводу «золотой цепки», занимаются любовью в кабине грузовика, беззлобно, очень естественно, матерятся друг на друга... Почти учебник русского языка для иностранцев, тема «На ферме».

Ход спектакля меняется из-за того, что сцены идут в случайном порядке. Каждой присвоен номер. Номер скучным голосом называет мальчик, сидящий в углу сцены. Заодно цифра записывается на расчерченной грифельной доске. Трудно сказать, действительно ли порядок случаен – но иногда мальчик называет одну и ту же сцену несколько раз подряд.

Вот снова звучит «три» – и актеры покорно встают и в который раз начинают:

– Павлик, мама просила, чтобы ты после работы в магазин заехал. Что, ты не можешь, да?

– А что надо купить?

– Сахар. Килограмм.

– Так что вы, килограмм сахара не можете купить без меня?!

– Ну понятно. Мама, значит, сама пойдет...

Выносливость, с которой актеры в который раз – и снова убедительно! – играют свою сценку, впечатляет. Это для них испытание. Для зрителей тот же процесс быстро делается рутиной. На третий раз звучат нервные смешки. «Сорок четыре!» – кричат из зала шалуны, пролиставшие либретто и желающие посмотреть эротическую сцену. Актеры, конечно, не реагируют.

Эротическая «сорок четвертая», кстати, не радует откровенностью: актеры просто стоят и в упор глядят друг на друга, ритмично постукивая ногами. Все-таки это слишком современный театр, чтобы быть предсказуемым.

В сущности же два часа «Поля» – очень многозначительное, очень серьезное и очень унылое, мертвенное зрелище. Из самого названия, которое кроме сельской темы намекает и на физическое понятие поля, и на поле грифельной доски, и на поле настольной игры, по которому ходят дегуманизированные фигуры-персонажи, – из одной этой множественности видна неутолимая жажда «поинтересничать».

Конечно, всегда могут сказать, что все эти намеки делаются с полнейшей самоиронией. Беда в том, что и ирония эта тут не более осмысленна и нужна, чем нужны ссылки на квантовую физику. Она здесь присутствует просто как необходимый модный атрибут. Как и взламывание сюжета, и деконструкция стиля, и все прочие приемы хорошо если тридцатилетней давности. Трудно вспомнить что-то менее свежее – и притом представленное с таким апломбом, будто весь этот постструктурализм открыт неделю-другую назад лично автором. Представляется король не то что голый, а просто-таки вывернувшийся наизнанку, лишь бы убедить в своей оригинальности.

Такая жажда, кажется, и составляет главное содержание пьесы, да и режиссуры с драматургией заодно. Жизни здесь нет.

Во второй половине сюжет избавился от надоевшего механизма случайности и шел уже пободрее. На какие-то пять минут даже стало смешно – когда у комбайнеров приключились галлюцинации, и оказывается, что поле они убирали не свое, а европейское, зерно, вполне может быть, мнимое, но потомственный комбайнер все равно должен его убрать. Ну а в рождение телят вполне может вмешаться странный аттрактор. Такая сорокинская нотка с подтекстом размышления о национальной странности забавляла – скорее, автоматически. Но ненадолго – да и постановка уже близилась к концу. На грифельной доске нацарапано: «Марина стоит и глобально не знает, что ей делать дальше».

Публика задавалась примерно тем же вопросом. В самом деле, как ехать домой из «Галереи», когда на дворе третий час ночи?

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 122 (5739) от 08.07.2016.