О прошлом и настоящем. Петербургский литературный журнал «Нева» отмечает в этом году 70‑летие
На сайте журнала множество поздравлений. Например, от редакции журнала «Звезда», старшего собрата, отметившего в прошлом году 100 лет со дня основания: «Приятно вспомнить: уже 70 лет, как по одним берегам вместе с редакторами и авторами «Невы» «мы спокойно, классически просто идем, как попарно ходили когда‑то поэты». Петербургский писатель Александр МЕЛИХОВ, ставший главным редактором «Невы», рассказал «Санкт-Петербургским ведомостям» о прошлом и настоящем известного журнала.
ФОТО Nick Night on Unsplash
— Александр, я уверена, что многие наши читатели не раз читали «Неву». Но, наверное, не все хорошо знают историю журнала.
— «Нева» начала выходить в апреле 1955‑го. В ней печатались Зощенко, Шолохов, Каверин, Лидия Чуковская, Лев Гумилев, Дмитрий Лихачев, Солженицын, Гранин, Конецкий, братья Стругацкие, Дудинцев, Василь Быков, Житинский, Валерий Попов, Кураев… Всех не перечислить. Но, как и было положено при социалистическом реализме, печаталось также довольно много серой прозы и публицистики. И поэзия к ней тяготела. Взлет журнала произошел во время перестройки при Борисе Никольском. Тираж взлетел чуть ли не под миллион, а за номерами с «Белыми одеждами» Дудинцева гонялись даже на черном рынке. Что было порождено, разумеется, не любовью к литературе и не художественной ценностью этого романа, а жаждой увидеть в печати ту правду о «лысенковщине», которая до этого была вынуждена существовать в виде слухов и намеков. И это, конечно, было ненормально. И замалчивание, и порожденная им сенсация.
Сегодня, когда появилось бесчисленное количество источников информации на все вкусы, такие тиражи и невозможны, и не нужны. Мир живет не литературой, ее искренние ценители составляют особо одаренное меньшинство. Так же, как люди, обладающие хорошим музыкальным слухом или математическими способностями. Именно страстные читатели вместе с литераторами составляют нерасторжимое единство, позволяющее литературе жить и развиваться, так же как, скажем, футбол или хоккей процветают благодаря пламенным болельщикам. Зато когда эти виды спорта поднимаются на мировой уровень, они превращаются в предмет гордости даже для тех, кто изначально был к ним равнодушен. Как сегодня являются предметами национальной гордости Достоевский, Толстой и Чехов даже для тех, кому читать их скучно. Хотя и до них что‑то доходит через экранизации.
В общем, к литературе наконец вернулась ее главная миссия — не наставлять, а защищать нас от ужаса, грязи и скуки жизни. Не закрывать на них глаза, как это делает сентиментальная мелодрама, а преображать страшное — в красивое, скучное — в интересное, а мерзкое — в смешное. Я называю это экзистенциальной защитой человека. Человек, лишенный экзистенциальной защиты, даже сам не замечая того, страдает от эстетического авитаминоза. Я считаю эстетический авитаминоз одной из причин распада СССР — наша жизнь перестала казаться нам красивой в его декорациях и оттого исчезли причины его беречь.
— Вы — писатель. Почему же согласились быть главным редактором толстого литературного журнала? Это отнимает время от собственного творчества.
— Я, наверное, с месяц колебался, но и редакция уговаривала, да и я успел посмотреть на других претендентов и понял, что без меня это будет не тот журнал, каким хотелось бы его видеть. Писатели же всегда недовольны главными редакторами — не тех печатают, не так редактируют. И тут судьба сказала мне: или наконец покажи, как надо, или больше не ворчи. Кроме того, я обладаю способностью влюбляться в чужое творчество, нашему брату-писателю это свойственно далеко не всегда. Мне нравится открывать новые имена, да и у признанных писателей одним из первых прочитывать их произведения и способствовать их вступлению в жизнь. Чувствовать, что и моя тут капля меда есть.
— Какая идея журнала сегодня главная, на ваш взгляд?
— Служить зеркалом, в котором наши читатели будут ощущать свою жизнь красивой и значительной. Чтобы они чувствовали, что живут в очень интересной стране и заслуживают воспевания не меньше, чем Наташа Ростова и Андрей Болконский. И я хочу, чтобы в этом зеркале отражалась вся страна, а не только столицы. Для этого я открыл рубрику «Нестоличная Россия», в которой известные прозаики и поэты рекомендуют своих менее известных коллег из провинции. Хотя, как я еще раз убедился, в мире духа провинции нет. Есть у нас и рубрика «Любимые уголки России», в которой каждый может рассказать о дорогом именно ему уголке. Есть и мемуарная рубрика «Территория памяти». И особенно мне дорога рубрика «Архипелаг Благородства», в которой каждый может рассказать о благородном поступке, свидетелем которого он оказался.
— Что вы можете сказать о современной отечественной литературе?
— То же, что и о любой несовременной, — в наше время столько же талантливых авторов, как и во всякое другое. Исключая, разве что, Золотой век русской прозы. Но это феномен неповторимый, как, скажем, итальянский Ренессанс в живописи. Это уникальное сочетание факторов — и массовое стремление молодежи в литературу, и наличие аристократической публики, сочетающей высокую культуру с богатством. В буржуазном же, массовом обществе, в котором диктует не хороший вкус, а рынок, где голос профана, выраженный в рублях, весит столько же, сколько голос знатока, — в таком обществе деньги и культура расходятся довольно далеко. И современная серьезная литература изо всех сил противостоит вульгарности и равнодушию. А толстые журналы ей изо всех сил помогают.
— Сейчас сложный этап для литературных «толстяков», как, впрочем, для бумажной прессы вообще. Тиражи падают. У «Невы» тираж всего 1500 экземпляров. Стоит ли продолжать издавать журнал на бумаге или лучше окончательно перейти на электронный формат?
— Я даже не помню, какой у нас тираж, кажется, еще меньше. Но это почти не имеет значения, потому что в Интернете «Неву» читают намного больше и наши авторы постоянно присутствуют среди самых востребованных публикаций в «Журнальном зале». А что еще гораздо более важно: в литературе, да и вообще в искусстве, важна не столько широта, сколько долгота, не столько популярность, сколько долговечность. Скажем, брюсовский журнал «Весы», в огромной степени определивший облик Серебряного века, имел тираж, не сильно отличавшийся от нашего, но в нем печатались Блок, Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Бальмонт, Розанов, Волошин, Мережковский, Кузмин, Гумилев, Сологуб… Все остались в истории литературы, многие и сейчас перечитываются, а изучаются так просто все. Долговечность произведения, длительная родословная печатного органа — вот что является главным критерием. И любой аристократический род, любой авторитетный институт непременно подчеркивает свою долговечность и хранит даже архаические символы вроде короны и трона в конституционных монархиях, в которых король уже реально почти ничем не управляет. Точно так же бумажные журналы должны сохранять свой традиционный облик, чтобы не раствориться в океане электронного самиздата, художественной самодеятельности.
Культура вообще и литература в частности невозможны без иерархии, без центров конденсации, к которым тянется все значительное, и без инстанций вкуса, на которые ориентируется все культурное, даже для того, чтобы их оспорить. Инстанциями вкуса как были, так и остаются толстые журналы. Но они нуждаются в государственной поддержке, как все утонченное, как высшая алгебра или египтология. Государство должно поддерживать не только сиюминутное, но и долговечное. Тем более что речь идет о суммах для государственной казны просто неуловимых.
Литература служит важной составляющей государственного престижа, только не нужно ожидать в каждом номере появления гениев. Как говорил Маршак, наше дело разложить костер, а огонь упадет с неба. И среди наших авторов, несомненно, есть и такие, кому суждено остаться в литературе, а плохих вещей мы просто не печатаем, каждым номером я слегка горжусь. Не хочу перечислять часть авторов, чтобы не обидеть остальных. Но не менее важно и то, что для еще не раскрывшихся талантов должны существовать витрины, где они могли бы выставить свои произведения независимо от того, понравятся ли они или не понравятся толпе, где опытные профессионалы их не спросят: «Что мы будем с вас иметь?». Коммерческим издательствам гораздо труднее позволить себе бескорыстие.
— Расскажите, пожалуйста, о юбилейном вечере, который пройдет 18 апреля в Музее Владимира Набокова.
— Зал нам предоставил директор музея и наш автор Андрей Аствацатуров, сам отличный прозаик и крупный филолог-американист. Рассказать подробно о вечере, который еще не состоялся, невозможно, но в планах у меня не торжественные речи, а дружеский разговор единомышленников. Самое трудное в профессии писателя — одиночество. И врач, и сантехник ежедневно убеждаются в своей нужности, и даже какой‑нибудь утонченный математик делает общее дело со своими коллегами, и только художник работает совершенно один, делая то, чего ему никто не заказывал, на свой личный страх и риск. И понимание, признание приходят очень нескоро, если вообще приходят. Но Ницше когда‑то высказался в том смысле, что между всемирной славой и признанием узкого кружка — глубокий ров, но между признанием узкого кружка и полным одиночеством — бездна.
Я надеюсь, что соберется кружок друзей, мы посмотрим друг на друга, поговорим о высоком, скажем друг другу: «Так держать!», а нашим недоброжелателям: «Не дождетесь!». И бездна временно отступит.
Читайте также:
Уединиться в «кабине тишины». Библиотечному центру «ЛИСТ» скоро исполнится три года
Записки на полях. Русская автобиографическая традиция стала предметом изучения в РНБ
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 69 (7891) от 17.04.2025 под заголовком ««Невы» державное теченье».
Комментарии