Николай Мартон показывает в Александринском театре свою премьеру «А. С. Пушкин. Стихи и мысли»

В эти февральские памятные дни в Александринском театре в рамках цикла «Монологи в Царском фойе» Николай Мартон показывает свою очередную премьеру — «А. С. Пушкин. Стихи и мысли».

ФОТО Владимира Постнова/предоставлено пресс-службой Александринского театра

Из всех петербургских театров этот — самый пушкинский, поэт называл его волшебным краем. «Там, там, под сению кулис», как известно, неслись его младые годы. Как и автор, меж кресел по ногам пробирался Евгений Онегин. Позже на сцену пробились пьесы Пушкина, в советские времена театр и вовсе с гордостью носил его имя, а ведущие актеры играли героев классика.

Николай Мартон, в 1962 году приглашенный сюда из Крымского русского драматического театра, начал с роли Альбера в «Маленьких трагедиях». Свой нынешний моноспектакль он начинает с той же пьесы — но с роли Скупого рыцаря. Входит в Царское фойе, накидывает воображаемый плащ, надевает суконную шапочку-шлем и превращается в старца, который, словно Кащей, над златом чахнет.

Ленту пушкинских образов он раскручивает от старости к юности. Так что к финалу мы увидим героя, словно сошедшего с известного портрета Пушкина, когда тот молод, весел, полон сил и надежд. В белой блузе и широкополой шляпе, похожий на венецианского гондольера, он уже не завидует беспечным летам, а восторженно приветствует «племя младое, незнакомое». Путь от героя к герою обозначается легкими штрихами — головным убором, париком, деталью костюма, попутно сверяясь с бюстом поэта, стоящим тут же, в фойе у зеркала. Сюжетов промелькнет немало, но на поверку героев всего двое — поэт и артист.

Режиссер Юрий Андреев выстроил композицию так, чтобы актер мог вместе с автором пройтись по стихам, прозе и мыслям Пушкина, познавая мир во всем его многообразии. Старческое брюзжание Барона сменяется зрелыми размышлениями Бориса Годунова о сущности власти, Сальери и Моцарт разно и равно терзаются поисками гармонии, к их сомнениям присоединяется лирический герой в неустанных поисках любви. Даже ассоциативный ряд в спектакле родом из пушкинских строк, написанных в разное время и засевших в нашей эмоциональной памяти на всю жизнь.

«Элегия» 1830 года вроде могла бы стать финалом, в ней подводятся итоги жизни, ее «угасшее веселье». Но темпераменту артиста дороже и ближе всего в стихах неисчерпаемая энергия. Оттого на помощь ему приходят молодые музыканты, и романсы сменяются джазом, что совершенно не противоречит как раннему, так и позднему Пушкину. Как он и предрекал, мыслить, страдать, упиваться гармонией хочется в любом возрасте, и чем человек мудрее, тем жарче огонь в крови и блеск в глазах. Творчество Николая Мартона тому нелишнее подтверждение.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 23 (7599) от 08.02.2024 под заголовком «Поэт и артист в Царском фойе».