«Нет сухих нот...»

Звезда мировой оперы Мария Гулегина выступила с гала-концертом на Новой сцене Мариинского театра.

В программу вошли популярные арии из опер Пуччини. Концертом дирижировал Михаэль Гюттлер. Днями позже певица впервые вышла на историческую сцену Мариинки в одном из своих самых любимых образов – партии Леди Макбет в опере «Макбет» Верди.

Ее партнером в тот вечер был баритон Владислав Сулимский, а за пультом стоял Гавриэль Гейне, предложивший необыкновенно мистическую интерпретацию этой страшной оперы. Мария ГУЛЕГИНА рассказала музыковеду Владимиру ДУДИНУ о том, как у нее складывались отношения с Мариинским театром.

«Нет сухих нот...» | ФОТО Наташи РАЗИНОЙ предоставлено пресс-службой Мариинского театра

ФОТО Наташи РАЗИНОЙ предоставлено пресс-службой Мариинского театра

– Вы отмечаете 25-летие сотрудничества с Мариинским театром. Как начинался ваш роман?

– О, это было счастье! Я тогда жила в Гамбурге, увидела афишу с концертом Сергея Рахманинова при участии маэстро Валерия Гергиева и пианиста Александра Торадзе – пропустить такой концерт не могла. После концерта пригласила их к себе в гости, наготовив всего самого вкусного. Это был удивительный вечер, на котором Валерий завел разговор о том, что не надо отрываться от родины, за что ему большое спасибо. Но тогда я только что избежала реальной угрозы стать невыездной и вообще не хотела возвращаться. Валерий предложил мне спеть и записать «Пиковую даму» Чайковского в Мариинском театре, а потом и на гастролях в «Метрополитен-опера». Состав был легендарным. Было много интересного и даже комичного: пастораль мы записали как шутку, поменявшись партиями Миловзора и Прилепы с моей подругой и коллегой Ольгой Бородиной, в то время уже суперзвездой. Незабываемым был и недавно ушедший от нас тенор Гегам Григорян в партии Германа – светлая ему память. О гастролях в Мете я могла бы написать отдельную книгу. Когда я услышала в отеле, как дочь Гегама – Асмик Григорян пела на литовском сцену прощания Баттерфляй с сыном, поняла, что она будет артисткой. Так и получилось.


– У вас был большой перерыв в отношениях с Мариинским театром, а теперь на протяжении уже нескольких лет вы каждый сезон радуете здесь своих российских поклонников. С чем связана такая динамика?

– Причиной было мое расписание, да и своих замечательных певиц в Мариинском театре всегда было достаточно. Сегодня для меня важнее растить сына-подростка, поэтому я не подписываю контракты с многонедельными репетициями. Я обожаю петь с Валерием Абисаловичем – он гений, не требующий много репетиций, но с которым все получается так, как надо – как полет птицы!


– Если сравнивать Мариинский театр с другими ведущими оперными домами Европы и Америки – что можете сказать в адрес нашего театра? Что в нем меняется, а чего изменить нельзя или не удается?

– Этот театр – живой организм, подчиненный гению Гергиева. И в других театрах все так: все зависит от того, кто главный, кто отвечает за музыку. Мути был богом в «Ла Скала». Левайн – в «Метрополитен». Если же в оперном театре акцент на режиссуру, а на музыку – скидка, то и звучит все, соответственно, «со скидкой». Я бы только добавила всем, кто работает в офисе у Валерия Абисаловича, выходных дней. Маэстро равняет остальных с собой, со своими нечеловеческими возможностями.


– Слушая вас в гала-концерте из знаменитых веристских арий, постоянно думал, что ваше мастерство владения интонацией основано на безупречном владении итальянским языком, с одной стороны, и школой Станиславского – с другой. Где проходили актерские университеты?

– Мои великие учителя пения – Евгений Николаевич Иванов, Ярослав Антонович Вошак, маэстро Джанандреа Гавадзени, Риккардо Мути, Джеймс Левайн, Зубин Мета и, конечно же, Валерий Гергиев, который научил еще и человеческим ценностям! А вот за умение проживать жизни на сцене – нижайший поклон режиссеру Пьеро Фаджони. Это он меня научил жить и дышать каждым моментом. Для меня нет сухих нот, для меня все живое.


– Вы остаетесь верной итальянскому репертуару. А на немецкий и французский не заглядывались?

– Петь – это не только издавать звуки. Голос – это инструмент души, слова, эмоция – то, что заставляет эти струны трепетать. Если не знать языка, такого эффекта не будет. Мой немецкий и французский – на уровне ресторана, магазина, но не поэзии, увы. Я с самого детства начиталась «Консуэло» Жорж Санд до такой степени, что вообразила себя ею. А она пела итальянскую оперу. Мне снилось, что я подплываю на гондоле к Театру. Читала в Тибетском Евангелии, что нельзя научиться петь за одну жизнь, что все певцы проходят ступени развития карьеры. Кроме того, немецкий язык в пении не такой плавный, и можно потерять легато. Я делаю только то, что люблю, за что готова жизнь отдать. И русская, и итальянская опера – это мое сердце, моя душа.


Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 065 (5682) от 14.04.2016.


Комментарии