Наваждение в Музкомедии

В Театре музыкальной комедии состоялась мировая премьера драматического мюзикла-мистерии «Белый. Петербург» на музыку Георгия Фиртича и либретто Константина Рубинского по мотивам романа Андрея Белого. Поставил спектакль Геннадий Тростянецкий.

Бомбист Дудкин (Игорь Шумаев) и «жители Выборгской стороны» в одной из массовых сцен спектакля.ФОТО Владимира ПОСТНОВА/ Предоставлено пресс-службой театра

Авторы дерзнули перевести на язык музыкального театра один из самых хитросплетенных, замысловато изложенных литературных сюжетов – роман написан почти 100 лет назад теоретиком русского символизма. Об авторе романа – писателе, поэте, философе Андрее Белом, или Борисе Николаевиче Бугаеве, очень точно написал его современник Владислав Ходасевич, назвав его «человеком, отмеченным не талантом, не дарованием, но несомненной гениальностью».

В своем романе Белый попытался отразить шум своего противоречивого времени, вписав туда звуки улицы, голоса повседневности, широкий культурно-философский взгляд на судьбу Петербурга и России. Читая роман, написанный специфической ритмизованной прозой, периодически ловишь себя на ощущении, что смысл его будто улетучивается, как эфир, теряется, уносясь в шальном вихре куда-то в иные измерения. Автор словно нарочно сбивает читателя с рационального пути постижения сюжета в бездну иррационального наваждения.

В спектакле Театра музкомедии тоже много разного шума и безумия, прорвавшегося со страниц романа на сцену. Благодаря великолепному актерскому ансамблю, сложившемуся здесь за последние годы, спектакль позволяет понять, как опостылела этому театру диктатура формата. Как соскучился он по экспериментам, по вольным, «непричесанным» жанрам в духе мистерии-буфф. Не случайно премьера «Петербурга» посвящена режиссеру Владимиру Воробьеву, открывшему в 1970-е годы в этом театре двери смелым, свободолюбивым европейским жанрам.

Постановку мюзикла по роману Белого можно расценивать и как шаг вполне симптоматичный – пару месяцев назад в московском Камерном театре им. Б. Покровского поставили оперу «Мелкий бес» на музыку Александра Журбина по мотивам романа Федора Сологуба. Сто лет, пожалуй, оптимальный срок для возможности исторически рефлексировать на определенную тему. Известно, что история развивается циклически, а потому на новом историческом витке развития обнаруживается так много общего с эпохой вековой давности. Схожими оказались наши риторические вопросы с вопросами предшественников – что нас ждет, кто виноват, что делать...

Не случайно видеоряд спектакля вдруг начал воссоздавать фотохронику разных лет – от Первой мировой до известных кадров, запечатлевших события на Украине. Так прямодушно создатели спектакля решили развить тему терроризма, на которой строится интрига детективного сюжета «Петербурга»: в заговор против сенатора Аблеухова вовлечен его сын, который должен убить отца. Одной из самых пронзительных кульминационных сцен спектакля стала сцена одинокого, брошенного сенатора Аблеухова на холодной Дворцовой площади.

Свободный жанр мистерии, предполагающей смешение разных пластов исторических и культурных реалий, способствовал режиссерской фантазии. А потому на этой площади, словно в бреду Аблеухова, пронесся Гоголь с его птицей-тройкой... Многоопытный Виктор Кривонос, которому досталась партия Аполлона Аблеухова, мастерски провел сцену космического одиночества, проявив себя в этом образе так, будто в нем и родился.

Ведь иногда, гуляя по Петербургу, и в самом деле кажется, что город наш будто бы и не нужен никому, о чем и писал Белый. Уже в прологе спектакля тираду об этом вложили в уста карикатурного Петра I, будто только что слезшего с коня не то на Сенатской площади, не то у Михайловского замка.

Спектакль получился многослойным, маскарадно-лоскутным, так и норовящим утянуть зрителя в разные уголки сознательного и бессознательного, трагического и комического, чистого и пошлого, драматического мюзикла и одноразового капустника. Его создатели, очевидно, открыты для дискуссии. Но, при всем уважении к их замыслу, кажется, что они пытаются объять необъятное, втиснуть в спектакль максимум сюжетных линий. Это сделало рыхлой его структуру.

Среди множества сюжетных линий самой выразительной и последовательной оказалась «народ и его вечное недовольство властью». Хореограф Гали Абайдулов на славу поработал с хористами. «Ропщуще-топочущие» выходы толпы не могли не навести на мысль о русском бунте. Линию исторического маскарада (художник по костюмам – Ирина Долгова) эскизно прорисовывали представители легендарной богемы Серебряного века с ее знакомыми порывами, но без узнаваемых масок. Сценка благодушного пикника вождей революции, разыгранная загримированными «под оригиналы» солистами Музкомедии, явно была задумана как эффектный аттракцион, но выглядела будто из другой оперы.

Отрешенный мажорный «дуэт согласия» на стихи Блока «Девушка пела в церковном хоре», исполненный одетыми в белое Николаем II и Александрой Федоровной на балу (загримированные до портретного сходства Виталий Головкин и Светлана Лугова), заставил содрогнуться, как от визита пришельцев с того света. Одиноким островком и как-то без продолжения в партитуре прозвучало медленное кабацкое танго на стихи блоковской «Незнакомки». Его исполнила кабаретная дива, роль которой тонко и чувственно сыграла Татьяна Таранец.

Желание как-то прояснить обстановку под занавес спектакля привело к полному размыванию границ и соскальзыванию в слезливую мелодраму. Сначала дуэт запели кинутый всеми сенатор Аблеухов с женой-беглянкой в исполнении Ольги Лозовой, а через пару мгновений его же затянули и Софья Петровна Лихутина (Екатерина Попова) с Сергеем Лихутиным (Антон Олейников). Георгий Фиртич сочинил для них бесспорный хит, основным мотивом которого стала душещипательная интонация, напомнившая трагические всхлипывания в музыке Гии Канчели.

Выбор Фиртича в качестве композитора с его даром остроумного мелодиста-затейника, знатока упругих ритмов, неправильным не назовешь, и композитор во многом оправдал ожидания. Знатоки его песенок в мультфильмах о капитане Врунгеле и докторе Айболите не могли не узнать легкие заводные мелодии бармалейской компании или Агента Ноль ноль икс. Прикольно – другого эпитета и не подобрать – сочинил он дуэт с угодливыми «как-с» и «так-с» для лицемерного общения за утренним кофе сына и отца Аблеуховых. А для итальянского любовника жены Аблеухова он придумал серенаду-баркаролу в стиле бельканто.

Артистам повезло, что с ними работал режиссер из драматического театра – он дал солистам Музкомедии показать свой далеко не раскрытый драматический потенциал. Открытием стал Владимир Садков в роли Николеньки Аблеухова. Многовекторность, многополярность отличала многие актерские работы. Зал замер, когда Ольга Лозовая – жена-изменница, вернувшаяся из Италии от гондольера-любовника, начала свой трагикомический монолог о том, что «там мы никому не нужны». В монологе было много шуток ниже пояса, но высший исполнительский пилотаж Лозовой помог сделать из предложенного актерский шедевр. Богемной эротоманкой получилась у Екатерины Поповой Софья Петровна Лихутина, словно героиня-мечтательница, сбежавшая из чеховской «Чайки». Чехов передал привет залу под занавес – в образе якобы слуги Фирсыча, угодливо поднесшего к столу консервную банку «с сардинками из Сардинии», судя по звукам, начиненную взрывчаткой. Занавес.

Спектакль получился многослойным, маскарадно-лоскутным,
так и норовящим утянуть зрителя
в разные уголки сознательного
и бессознательного, трагического
и комического, чистого и пошлого, драматического
мюзикла и одноразового капустника.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 181 (5554) от 29.09.2015.