Наглядная история. Как создают макеты для спектаклей?
Михаил Платонов — выпускник постановочного факультета Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии. Сценограф, художник-конструктор, профессиональный макетчик, преподаватель театральной технологии — это все о нем. С 1978 года и по сей день Михаил Михайлович работает в Александринском театре. Сотрудничал с Мартом Китаевым, Эдуардом Кочергиным, Даниилом Лидером, Александром Орловым, Эмилем Капелюшем, Мариной Азизян и другими сценографами. С его макетов начиналось немало легендарных постановок, их декорации, образы. Последняя премьера — «Один восемь восемь один», постановка Валерия Фокина, — тоже не обошлась без макета, построенного Михаилом Платоновым. И хотя современные театральные художники нередко предпочитают трехмерной картонной компьютерную 3D-модель, в макетной мастерской Александринского театра и сейчас кипит работа. О ней беседовали Михаил ПЛАТОНОВ и наш обозреватель Екатерина ГИНДИНА.
Фото Дмитрия СОКОЛОВА
— Михаил Михайлович, насколько востребована профессия макетчика в современном театре? Многие ли режиссеры работают с макетом?
— В основном старшее поколение. Профессия макетчика — уходящая, к сожалению. И на выставках сегодня очень многие эскизы представлены в компьютерных редакторах. Они все практически одинаковые, и это достаточно скучно. Но люди нашего поколения понимают, что такое макет, как с ним работать.
— И как?
— Режиссер играет с ним, как младенец с игрушками. На начальном этапе он может сказать: «Стенку подвинь мне». Они любят передвинуть то и это, добавить сюда это, а туда непременно то. Я помню, когда у нас были большие худсоветы, в них сидели и Меркурьев, и Симонов, и Ургант Нина Николаевна… Они все очень любили макеты. Рассматривали, переставляли столик и стулик. Макет — это театр, а 3D-композиция — что‑то другое. Макет я могу потрогать, а там — только посмотреть. Мне интереснее потрогать, почувствовать, подсветить, увидеть, как это будет в свете, как меняется цвет.
— Для чего еще нужен макет будущей декорации?
— Театру нужен макет для работы постановочной части, потому что это — наглядная история, по которой можно точнее почувствовать образ спектакля, подобрать материалы, поскольку в макете уже существуют фактура и цвет. По макету очень удобно делать чертежи, и габаритные, и конструктивные. Ну а художнику интересно иметь макет для выставок.
— С чего начинается макет?
— Макет начинается с эскиза художника, с задумки. Как только она появилась, появляются и какие‑то почеркушки, тут подключаюсь я и делаю из картона так называемую выгородку — выгораживаю, моделирую сценическое пространство, в котором будет происходить действие. Вследствие бесед художника и режиссера оно может меняться, а я, как руки, следую за их мыслями. Они думают, я делаю. Они голова, я руки…
После того как художник с режиссером утвердили выгородку, я делаю макет по эскизу художника. Потом — габаритные чертежи, иногда шаблоны.
— В макет могут вноситься изменения?
— Нельзя допускать в макете какие‑то изменения. В предварительной выгородке — да. Поэтому и делается выгородка, чтобы вносить какие‑то изменения. А макет — это уже документ. Он принимается художественным советом, приказом и прочее, и прочее, и прочее. По нему делаются смета, конструктивные чертежи.
— В каком масштабе обычно строят макет?
— Основной масштаб — 1:20. К примеру, условная человеческая фигура ростом 1 метр 80 сантиметров получается 9‑сантиметровой. Делают и в 1:50. Иногда иностранные художники привозили 1:100, но там ничего не разглядишь, и я переводил это все в другой масштаб, чтобы мастерским было понятно, как делать.
— Какими инструментами и материалами вы пользуетесь?
— Мои инструменты — нож, угольники, карандаш. Основной материал — картон, просто картон, краска, лак, клей. Вообще все материалы, которые есть в природе, мы используем: и камушки, и веточки, и кусочки каких‑то тряпочек.
Сейчас используют 3D-принтер, лазерную резку картона, бумаги — другие технологии. Создается программа, отправляется на принтер, и там уже сам компьютер это производит, макетчик только собирает. А мы с художником Мартом Фроловичем Китаевым фантазировали, как передать какую‑нибудь фактуру. Иногда приходилось даже макеты поджигать, чтобы добиться нужного эффекта. Так у нас было в Театре Советской армии. Мы делали «Молву» по пьесе Афанасия Салынского. Там по сюжету пожар, и мы решили использовать фактуру подгорелой краски, для этого подожгли макет. Он чуть не сгорел, запах, жуткий дым, было весело… Так что материалы — все. Что‑то ищешь, что‑то сам выдумываешь.
— На сцене декорация по ходу действия меняется. А макет статичен?
— Конечно, нет. Мы должны показать все покартинно. Если спектакль многокартинный, значит, каждая картина должна быть представлена.
Например, макет к нашей недавней премьере «1881». Идея декорации — в названии. Это зеркальное отражение. И вот мы построили наш зал и то, что на сцене, — его полное отражение. В партере — цирковая арена. На арене есть щиты, которые поднимаются, внутри — вода, настоящая. В макете воды нет, конечно. Зато есть «закулисье» — там покартинно заготовлена декорация, которая должна выехать на сцену. Стоят карета, виселица, двери, лошадь… Есть половик с землей (он появляется в какой‑то момент), железная дорога, которая встает в центр арены. Художник спектакля — Алексей Трегубов.
— А какой был ваш самый первый спектакль?
— Первый мой макет здесь был к пьесе «Плоды просвещения» Льва Толстого, ее ставил Вадим Сергеевич Голиков (одно время он руководил студенческой студией в Ленинградском университете, потом был главным режиссером Театра Комедии). Макет был забавный, архитектурный, и по этому макету я делал диплом. Там, как в Строгановском дворце, были колонны, лестница и два выхода, второй этаж… Март Фролович всегда иронично подходил к декорациям. В этом плане он был гениальный человек и большой выдумщик. Он всегда мог преобразить интерьер в экстерьер и наоборот. У него как‑то все это крутилось очень забавно.
— Сколько всего макетов вы сделали?
— Больше 300. Многие не помню даже. Я раньше писал списки, потом забросил это дурное занятие.
— Для каких театров кроме Александринского вы работали?
— Для многих — Малого драматического, Молодежного, для московских… Мы работали с Мартом Фролычем в Театре Советской армии, в Театре Маяковского…
Очень интересная работа была во МХАТе. Мы делали «Царя Федора Иоанновича» по пьесе Алексея Толстого. Режиссером должен был быть Иннокентий Михайлович Смоктуновский Это был 1980 год, Олимпиада, нам сделали специальные пропуски в Москву… Мы ездили втроем — я, Март Фролович и Андрис Фрейбергс, замечательный художник из Латвии. Он делал костюмы, я делал макеты. Сначала привозили выгородку, и она была гениальная, я считаю. Это была такая куча… будто бы куча навоза, которая поднялась из‑под земли, и на ней что‑то проросло… И получился город. Город, который вырос из‑под земли. Поскольку это нельзя было сделать из картона, я все это лепил — с какими‑то веревками, которые были как корни… Было удивительно. Мы отвезли эту выгородку, она очень понравилась Ефремову и Смоктуновскому. Потом стали делать макет. Макет изменился, но все равно был грандиозный. Это была тоже куча, но состоящая из куполов и покоящаяся на крепостных стенах. А под этим был интерьер, и по стене, по куполам тоже должны были ходить артисты. И вот мы привезли этот макет, я поставил его в репетиционном зале. Ефремов посмотрел, все было одобрено. Пришел Иннокентий Михайлович, сел за стол, мы крутили все, показывали, рассказывали. Он смотрит, как ребенок: «Ой, здорово! Здорово!». Мы сдали макет, приехали домой, а через неделю нам позвонили из МХАТа и сказали, что Иннокентий Михайлович отказывается от работы над этим спектаклем. Такое бывает. Теперь этот макет — в музее.
— Михаил Михайлович, вы ведь не только художник-конструктор, макетчик, но и художник-график. Вы выставляете свои работы?
— У меня были четыре персональные выставки — в Музее Ахматовой, в Доме актера на Невском, в библиотеке в Сестрорецке и в театре у нас, на Новой сцене…
— В Доме актера вы показывали листы по мотивам «Божественной комедии» Данте Алигьери. Это иллюстрации?
— Это не иллюстрации, это импровизации. «Сумрачный лес», портреты Данте, «Рука Антея» — всего 30 листов.
— А вы никогда не использовали свою графику в оформлении спектаклей?
— Был спектакль. Мы с Мартом Фроловичем делали его для Анатолия Праудина, он назывался «До свидания, Золушка!». И я сделал к нему 10 графических листов, они использовались в качестве проекции на занавес. Там была такая белая тема, белый кабинет, мягкий, пушистый… Все очень тихо. И эти проекции. Мы с Мартом Фроловичем всегда эмоционально работали. Мне это очень нравилось.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 187 (7270) от 06.10.2022 под заголовком «Уходящая профессия».
Комментарии