Мы берем в руки инструменты и играем. Никакой философии

Анна КОВАЛЬСКАЯ и Антон БИРУЛЯ выступают дуэтом два года, вышел их первый совместный диск. На недавнем концерте в Малом зале Филармонии был аншлаг — в Петербурге, оказывается, живет множество поклонников барочной лютни, барочной гитары и теорбы. Для тех, кто пока не входит в их число, подскажу: барочная гитара — это бабушка гитары классической а странное название «теорба» принадлежит струнному инструменту с непропорционально длинным грифом и волшебным звуком. Антон и Анна больше всего времени проводят в голландском городе Гаага. Там находится Королевская консерватория, куда Анна поступила в прошлом году, а Антон ее уже закончил. Старинной музыкой Антон занимается 10 лет, а Анна — года три. С музыкантами встретилась журналист Мария КАМЕНЕЦКАЯ.

— Странно будет, если я не спрошу, почему вы выбрали такие необычные инструменты.

Антон: Из-за музыки. Лютня была самым популярным инструментом в XVI — XVIII веках, и существует огромный пласт прекрасной музыки, которую на других инструментах исполнять невозможно. Ведь то, что написано в ту или иную эпоху, играть нужно на инструментах той поры. Это касается всех времен и всех стран. Например, в Голландии немало людей, которые очень любят Россию, русскую культуру, и они играют на балалайках русские песни.

— Эпоха барокко вам близка?

Антон: Конечно, мы изучаем эпоху и то, как жили люди, но давайте не будем говорить о каких-то философских глубинах. Мы просто берем в руки инструменты и играем. Никакого маскарада, исторических костюмов, париков. На Западе некоторые музыканты, исполняющие старинную музыку, одеваются в соответствующие наряды и во время концерта устраивают театрализованные представления. Они очень любят рассуждать о глубине, о притягательности эпохи... Нет чтобы сесть и часиков пять подряд позаниматься.

— Трудно поступить в Королевскую консерваторию в Гааге?

Антон: Да нет, надо просто очень хотеть. Вот Аня очень хотела и в прошлом году получила стипендию на обучение, потому что она хорошо играет и блестяще сдала экзамен. На Западе все гораздо проще, если ты что-то собой представляешь. Ты приходишь, честно сдаешь экзамен и получаешь место. Вот и все.

Анна: Вступительный экзамен в консерваторию можно было сдавать по кассете или приехать. Я приехала, они решили, что я им подхожу. Поскольку денег на учебу не было, мы писали разные письма, и в итоге благодаря Нидерландской организации по международному сотрудничеству в области высшего образования мне дали стипендию.

— Я слышала, как зрители на вашем концерте с умилением говорили друг другу: «Посмотрите, как они трогательно общаются, переглядываются, шепчут что-то друг другу!». Вы так друг друга поддерживаете?

Анна: Не знаю, мы же не репетируем, как на концерте будем общаться. Само собой получается.

Антон: На это обращают внимание, потому что раньше такое поведение было не принято. Даже настроить инструмент на сцене было проблемой. Музыкант уходил за кулисы, там настраивался, потом возвращался. При этом в напряжении находились и он, и зрители. Хотя старинная музыка очень демократична, она сродни джазу и рок-музыке. В ней много импровизаций, а возрождение лютни и бум рок-музыки пришлись на одно время — на шестидесятые годы. Это все очень близко. Недаром многие лучшие лютнисты играли на акустической электрогитаре.

— Можно сказать, что сейчас растет интерес к старинной музыке?

Антон: Смотря где. В России появились фестивали старинной музыки, есть несколько хороших коллективов, а многие известные исполнители стали приезжать сюда с выступлениями. Сейчас на наших концертах, как правило, полные залы. Впрочем, когда я в 1995 году играл свои первые концерты, зрителей тоже было много. Не могу понять, почему. Например, в Европе лютня и инструменты эпохи барокко пользовались популярностью лет десять назад (сейчас это уже идет на спад). Но и тогда даже самым великим людям, которые играют на лютне, удавалось собрать сто — сто пятьдесят зрителей, вряд ли больше. Наверное, в России такой интерес оттого, что в советские времена вокруг старинной музыки витала аура запрета. Все лютневые энтузиасты по кухням сидели — пойти было некуда. Кстати, сейчас мы готовим программу произведений Баха и в ближайшее время собираемся сыграть пробный концерт дома — для друзей, знакомых музыкантов. Двести лет назад такие домашние выступления были в моде.

— Мне казалось, что «квартирники» — привилегия рок-музыкантов. А на гастрольной деятельности сказывается популярность или непопулярность инструментов?

Антон: Мы нигде постоянно не живем, поэтому сложно сказать, где мы гастролируем. Но ездим довольно часто — в Польшу, Германию, Болгарию. В Петербурге мы не очень частые гости, выступаем примерно раз в год.

— Вас везде хорошо принимают?

Анна: Аплодируют хорошо везде. Правда, аплодисменты — это довольно опасная вещь. Приятно, конечно, но мы-то всегда гораздо строже к себе, чем зрители, близкие или друзья.

Антон: Вот если бы на фестивале старинной музыки в Бостоне или в Утрехте все мэтры лютневого искусства нам так аплодировали — это была бы оценка!

— Я замечала, что в быту актеры, рассказывая о каком-нибудь событии, непроизвольно разыгрывают сценки, литераторы вспоминают книги и литературных персонажей... Бывает так, что повседневные ситуации вы соотносите с музыкой и ее авторами?

Анна: Да, особенно в комичных ситуациях. Знаете, в эпоху Гайдна и Моцарта были тысячи смешных композиторов, которые писали очень комичную музыку.

Антон: На поздних этапах лютни, когда она уже вымирала, эти композиторы, к сожалению, слишком много творили для этого инструмента. Такой музыки — километры, и она глупа до безумия.

— Что значит «глупая музыка»?

Антон: Однажды мы с другом нашли на даче журнал «Юность» за тот год и за тот месяц, когда Бродского выкинули из страны. Конечно, открыли раздел «Поэзия», где было напечатано какое-то странное стихотворение. В таком контексте оно показалось удивительно глупым. В одном пространстве встретились несоизмеримые величины. Точно так же иногда обстояли дела и в старинной музыке.

Анна: Иногда приходится такие вещи играть, потому что за исполнение «глупой» музыки и сейчас хорошо платят.

— Почему?

Антон: Тогда-то в таком-то дворце такой-то страны была написана, например, соната. Находят старинный манускрипт, и музыка исполняется впервые. Под это можно найти деньги и организовать концерт. В XVIII веке жил великолепный композитор Березовский, который помимо совершенно гениальных концертов для хора писал довольно странные сонаты для скрипки и клавесина. Может быть, учил кого-то во дворце... Но ведь сонату нашли! И на одном из фестивалей мы с Виктором Соболенко «впервые исполняли русскую барочную музыку». Причем на виоле да гамба и теорбе — инструментах, которые вряд ли имел в виду Березовский. Администрации это было важно, и это было чуть ли не условием. Конечно, хочется когда-нибудь зарабатывать достаточно, для того чтобы исполнять только ту музыку, какую нам самим хочется.

— Вы когда-нибудь хотели бросить музыку?

Анна: Нет, даже в голову не приходило.

Антон: Никогда. Однажды я хотел поменять инструмент, потому что не получалось так, как хотелось.

— И как справились?

Антон: Многочасовыми занятиями, упорным трудом. Другого пути нет.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 29 (2899) от 14.02.2003 года.