Михаил Пиотровский. Наследие не может быть достоянием того или иного народа
Сегодня в мире случается много музейных событий, отражающих процессы, происходящие в обществе.
У нашего города есть тезка — Санкт-Петербург во Флориде. Там в музее закрыли выставку раннего греческого искусства, куратора уволили. Выставка из частной коллекции. Подозрений в том, что вещи получены незаконно, нет. Есть вероятность, что их могли ввезти нелегально. Среди знакомых владельца коллекции присутствуют дилеры с небезупречной репутацией. Происхождение вещей не было изучено, без чего сложно доказать, что они приобретены добросовестно.
Речь идет о том, что в музейном мире изящно называется провенанс. Важная часть музейной работы — изучение происхождения вещей, в какие коллекции они входили. В наших каталогах десятки имен людей, через чьи руки вещи прошли. Можно пойти дальше: выяснять — чистыми ли были эти руки, нет ли сведений, что вещи приобретались незаконно. В Метрополитен-музее в последнее время не раз какие‑то вещи изымали на том основании, что они куплены нелегально или у нечестных дилеров. То есть происхождение вещей становится основополагающим для определения их дальнейшей судьбы. Коллекция с испорченной репутацией нигде не будет показываться. Никто не решится ее взять для выставки.
Проблема касается и музейных собраний. Нам часто говорят: эти вещи не ваши. Когда начались разговоры о конфискованных нацистами ценностях германских евреев, все музеи приняли особое обязательство тщательно исследовать происхождение своих коллекций. Теперь научная работа начинает превращаться в детективную и юридическую. Если что‑то исследовано не досконально, значит, есть сомнения. Презумпция невиновности исчезает. Это мировая тенденция. Я уже не раз говорил: сегодня мы живем в обществе недоверия. Все должны доказывать невиновность.
Есть и другой повод для споров о культурном наследии. Недавно ЮНЕСКО в очередной раз обсуждало список шедевров мирового культурного наследия. В него внесли Иерихон — самый древний город на земле. Территорию, на которой стоит памятник, сегодня населяют не те народы, что жили там десять тысяч лет назад. Сейчас это палестинская автономия. В список ЮНЕСКО Иерихон внесли как памятник Палестины. Протест тут же подали израильтяне.
Памятники списка ЮНЕСКО находятся на территории стран, которые обязаны о них заботиться. Но наследие не может быть достоянием того или иного народа, оно принадлежит человечеству. Поэтому его нельзя уничтожать. Наследие надо не делить, а им делиться. Об этом не стоит забывать, когда идут разговоры: это наше, отдайте…
Недавно в Кельне открылась выставка, как в прессе пишут, каких еще не было. Половина витрин — пустые. В них были бенинские бронзы, которые вернулись в Нигерию как нигерийское наследие. Что с ними будет дальше? Сначала речь шла о том, что они попадут в музей. Потом объявили, что их передадут семье, которая когда‑то была правящей в Нигерии. Значит, бронзы музейную ценность теряют либо становятся туристским объектом. Что будет со скульптурой Парфенона? Ее возвращения Греция требует у Великобритании…
Музей не склад. Вещи там входят в определенные коллекции, показываются в определенном контексте, рассказывают определенную историю. Провенанс не только сведения о происхождении вещей, что доказывает подлинность, но и вся их история. У нас, когда из экспозиции что‑то уходит надолго или на время, на это место ставится «заместитель» — фотография и информация, где вещь находится.
В Эрмитаже есть зал, где стоит фотография раки и саркофага Александра Невского, подлинные трофеи гробницы. История раки драматична. Наш период времени — малая ее часть. Похороны, несколько пожаров, вскрытие мощей, их переезд по приказу Петра из Владимира в Петербург. Мы подробно об этом рассказываем. Во Владимире было большое сопротивление, когда святыню увозили. Представлена и история войны 1812 года, как и трагические послереволюционные события. Еще раз напомню: гробница была предназначена к уничтожению, ее должны были показать на выставке и переплавить. Эрмитаж и Русский музей за нее вступились и спасли. Не просто было увезти гробницу из Ленинграда в эвакуацию. Ее увозили, чтобы не досталась немцам. Александр Невский немцев побеждал.
Я много раз говорил, что место раки в Эрмитаже. Теперь ситуация такова, что ей лучше воссоединиться с мощами. Для большого числа верующих ее витальная ценность важнее, чем художественная. К этому можно по‑разному относиться. Но мы видим, как люди толпами стоят, чтобы поклониться Поясу Богородицы, чудотворной иконе. Для них это святыни. Рака Александра Невского сегодня может сделать их жизнь лучше. Уважая это, отвечая на просьбы, мы и передаем раку в Александро-Невскую лавру. Ничего страшного в этом нет. Рака принадлежит Эрмитажу, это не единственная вещь, которая экспонируется не в стенах музея.
Остается проблема ее сохранения. Мы помним, что в церквях иконы выбрасывали, когда они темнели, их переписывали. В памятники искусства они превратились, когда их стали расчищать. Думаю, не только музейщикам важно, чтобы рака сохранилась. Полагаю, это важно и людям в церкви. В лавре есть постоянный хранитель гробницы, люди, которые за нее отвечают. Ведутся замеры влажности и температуры, налаживается аппаратура, создается нужная атмосфера, чтобы с ракой ничего не случилось. Каждый день наместник лавры и я получаем данные мониторинга измерения температуры и влажности. Параллельно я получаю данные по Александровскому залу в Эрмитаже, где тоже хранится серебро. Пока все более или менее приемлемо.
Мы обсуждаем и порядок доступа к раке. Церковь открыта для всех, это понятно. Но надо смотреть с точки зрения сохранности памятника. Благовещенская усыпальница — помещение небольшое, туда могут войти одновременно не больше 30 – 40 человек. Должен быть бокс, где люди будут ждать. Существует мировая практика, в частности в Италии. К «Тайной вечере» Леонардо да Винчи в Милане и к фрескам Джотто в Падуе допускают не больше 30 – 40 человек одновременно. Прежде чем войти, люди стоят в специальном помещении. Все отработано. Нам тоже надо что‑то решать.
История с ракой Александра Невского и «Троицей» Рублева для нас главное, но это часть событий в мире. Существует громадный клубок взаимных требований. Они могут касаться церковного имущества, имущества колониальных народов, которые находились под чьим‑то игом или их угнетали, имущества, взятого трофеями в войнах, конфискованного имущества социальных слоев…
Когда‑то важным и правильным было решение собирать вещи для музеев и разъяснять человечеству, что они часть мировой культуры, их надо сравнивать, изучать. Правило сохранности наследия, превращенное в музеях в образ жизни, мы внедряем в жизнь общества разными путями.
Один из последних примеров — создание Археологического парка и Музея истории христианства в Херсонесе. Херсонес — памятник начала христианства. Военные освободили территорию, где идут громадные раскопки. Архитекторы работают вместе с археологами. Находки археологов заставляют архитекторов менять планы на ходу. Парк создается на музейных условиях.
Обнаружены остатки древних сооружений, находящиеся ниже уровня моря. Нарушая музейные правила, их не оставляют на месте, а поднимают на поверхность. Жизнь вносит изменения в правила. Идет работа, в которой есть понимание, что светская и духовная культура равнозначны.
Сегодня в мире от музеев часто требуют участия в общественной жизни, политических высказываний, допуска на их территорию людей с митингами… Британский музей не подписал новое соглашение о спонсорстве с газонефтяной компанией потому, что нефть засоряет атмосферу.
Музей не должен подчиняться требованиям толпы, он должен нести понимание музейной этики и эстетики. Надо делать так, чтобы верующие понимали ценность русского религиозного искусства. Чтобы политики понимали историческую ценность неоднозначных событий, которые в нашей истории происходили. Чем музей отличается от учебника истории? Учебник — факты, цифры, даты, которые каждый должен знать. Музей дает возможность посмотреть на все нюансы истории. Увидеть, как непросто давались победы, какие были поражения, как победы превращались в поражения, а поражения в победы.
Наша задача — музейные правила постепенно вносить в жизнь общества. Музеи привили людям понимание, что искусство бывает разным. Они приучили людей к тому, что в обнаженной скульптуре нет ничего страшного. На площади во Флоренции стоит статуя Давида, ее копия — в ГМИИ Пушкина. Это результат музейной битвы.
Музейное восприятие, музейная традиция облагораживают людей и защищают коллекции.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 181 (7510) от 27.09.2023 под заголовком «Наследие не делят, им делятся».
Комментарии