Мифологическое время Сухбата Афлатуни

Роман «Муравьиный царь» сравнивают с произведениями Владимира Сорокина, Юрия Мамлеева, Людмилы Петрушевской, Анны Старобинец. Зерно истины в этом есть. Но речь ни в коем случае не о подражании и эпигонстве: просто так, через аналогию, проще всего передать своеобразие эксцентрической притчи Сухбата Афлатуни. Разумеется, он на самом деле никакой не Афлатуни и даже не Сухбат: под этим псевдонимом выступает ташкентский философ, поэт и прозаик Евгений Абдуллаев. Собственно, в переводе с узбекского «Сухбат Афлатуни» значит «Диалоги Платона», ни больше ни меньше.

Иллюстрация Shai Halud/shutterstock.com

Внимание российского литературного сообщества автор привлек еще десять лет назад: во второй половине нулевых он стал обладателем «Русской премии», премии «Триумф» и вошел в лонг-лист «Большой книги». В 2015-м писатель громко напомнил о себе историко-философским романом «Поклонение волхвов»: книга попала в шорт-листы «Русского Букера» и «Ясной Поляны». Но удастся ли повторить такой фокус «Муравьиному царю» - большой вопрос: пожалуй, это самый странный, самый причудливый из текстов Сухбата Афлатуни, изданных в России, а странное всегда с трудом пробивает путь на литературный олимп.

Сегодня существует, пожалуй, только один патентованный, абсолютно надежный способ без особых хлопот прославиться на весь мир и в буквальном смысле проснуться знаменитым: стать виновником катастрофы. Наводнения, пожара, крушения лайнера, чем крупнее, тем лучше - и обязательно с человеческими жертвами. То есть не дай бог, конечно... Но именно такая слава пришла к героине нового романа Сухбата Афлатуни.

В небольшом российском городе обрушился крытый бассейн, погибли пятнадцать человек, на роль стрелочников назначены строители. Но, вместо того чтобы срочно переводить средства на Кипр и выправлять загранвизу, как принято в нашем бизнесе, хозяйка строительной фирмы Лена собирает семью и отправляется в старый пансионат еще советских времен, где много лет назад провела последнее абсолютно счастливое лето своей жизни...

Во второй части романа автор оставляет свою бизнес-леди и переходит к другому герою - меж тем градус иррационального продолжает нарастать. Михалыч, строитель-верхолаз, честный работяга, примерный муж, отец и брат, везет престарелую мать в поселок Серая Бездна - и с каждым километром все глубже проваливается в кромешную фольклорную архаику. Перед нами вроде бы классическая road story, традиционная метафора человеческой жизни, но заснеженная дорога уж больно многозначительно петляет среди избушек на курьих ножках и древних капищ, заброшенных церквей и законсервированных колоний, а от случайных попутчиков несет такой темной языческой жутью, что волосы встают дыбом.

Линейного времени в «Муравьином царе» не существует: оно то нашинковано на тонкие ломти, то замыкается в круг, то закручивается в тугую спираль. Здесь можно запросто затеряться в прошлом - и вернуть золотые дни при помощи сложного ритуала. Первую и вторую части романа разделяет без малого полтора десятилетия, но понять, в какую именно эпоху происходит действие, почти невозможно: метки стерты, силуэты расплывчаты, все тонет в тумане безвременья.

Та же история с географической привязкой: где живут герои книги - в Подмосковье, Поволжье, на Урале?.. Да какая разница: это неважно. Неполные, увечные фразы из внутреннего монолога, мрачные сказки и тоскливые колыбельные - все это влияет на реальность Сухбата Афлатуни куда основательнее, чем любые внешние «обстоятельства времени и места действия».

Если озаботиться поиском ближайших аналогий в современной отечественной словесности, то отчетливее всего «Муравьиный царь» перекликается, конечно, не с «Метелью» Владимира Сорокина или повестями Юрия Мамлеева, а с произведениями Марии Галиной. Прежде всего с «Малой Глушей» (и сюжетно, и композиционно), но и с «Медведками» (сравните названия), и с другими текстами московской писательницы. Авторы исследуют одни и те же темы: структурообразующую силу ритуала, относительность любых координат, миф как всеобщий базис и первооснову бытия... Галина задушевнее, лиричнее, как и положено поэту, Сухбат Афлатуни жестче и брутальнее, но мыслят они явно на одной волне.

Кстати, еще в 2007 году в рецензии на «Ташкентский роман» Мария Галина подчеркнула «странность» и стилистическую изысканность прозы Афлатуни, отметила его вклад в формирование «среднеазиатского мифа». То же самое можно отчасти сказать и о новой книге, разве что в «Муравьином царе» автор переносит место действия из Средней Азии в заснеженную провинциальную Россию.

Посмотрим, выдержит ли ташкентский философ конкуренцию с уральскими искусниками, московскими адептами «магического реализма», «петербургскими фундаменталистами» и прочими автохтонами, которые движутся тем же извилистым фольклорным маршрутом. Надеюсь, что да - благо мастерство никуда не делось, лишь «среднеазиатский миф» уступил место среднерусскому, полностью сохранив свою интернациональную сердцевину.

Сухбат Афлатуни. Муравьиный царь: Роман. М.: Рипол Классик, 2016.