Между звуками — тишина. В Шереметевском дворце представили экскурсию «Стеклянные паруса»
Актер, режиссер, хореограф и музыкант Антон Адасинский и театр DEREVO представили перформанс «Стеклянные паруса» — концептуальную и непривычную экскурсию по музейным залам. Адасинский задался вопросом, что такое музыка, и увидел свою миссию в погружении собравшихся в сущность музыкального искусства как некой особенной субстанции.
ФОТО АВТОРА
Ведь звуки природы та же музыка. А сколько неведомых звуков и вибраций получится вычленить в тишине, если замолчать и прислушаться… Недаром в книге легендарного путешественника Юрия Сенкевича можно прочитать такие строки: «Приглушенный гул прибоя аккомпанировал моим размышлениям, как будто голос самой седой старины хотел поведать что‑то ночному мраку». Но услышанное хотелось воспроизвести, интерпретировать и запечатлеть не только словами. И в свой срок, на рубеже X и XI веков, на авансцену вышел Гвидо д’Ареццо — итальянский монах-бенедиктинец, теоретик и педагог, предложивший фиксировать высоту каждого музыкального звука заштрихованными квадратиками (нотами), разместив их на нотном стане, состоящем из параллельных линий. Этот исторический момент Антон Адасинский и Женя Клекотнева не только продемонстрировали публике, но и представили вполне себе материально: нотный стан и ноты не просто рождались на глазах в виде символов, но и звучали, причем в исполнении не только «экскурсоводов», но и зрителей, повторявших их (и весьма успешно) собственными голосами.
А потом в руках Адасинского появилась калимба — национальный ударный щипковый музыкальный инструмент народов Африки. Около трех тысяч лет назад это звучащее чудо, в переводе с местного диалекта «маленькая музыка», было сделано из дерева и бамбука. Стоило закрыть глаза и отрешиться от реальности, чтобы услышать в звенящих и замирающих звуках струн нечто неподдающееся описанию и приблизиться к пониманию, почему музыкальный маршрут был назван авторами волшебным. «Музей для многих — что‑то бахильное, пыльное, тихое, — констатировал Адасинский. — А ведь это храм культуры. Герметичный храм». «Шарманка, жалобное пенье, // Тягучих арий дребедень, — // Как безобразное виденье, // Осеннюю тревожит сень…» — вторил ему бесстрастный человек в черном трико, чеканящий Мандельштама. И вся эта окутанная тайной фантасмагория с гибкими девичьими телами, олицетворяющими природу вещей и звуков, старинными музейными предметами, загадочными молодыми людьми и поэтическими строками плела то ли интригу, то ли паутину, которая все больше запутывала, опрокидывала, освобождала… Да-да, именно все сразу. Ибо непостижимое потому так и называется, что суть его ускользает от разума, но захватывает чувства.
Про музыкальные инструменты, красовавшиеся за стеклянными дверцами высоких шкафов, Адасинский сказал, что они хотят играть музыку, но их предназначение — хорошо выглядеть, и… предложил, приставив к стеклу специальные приспособления, прислушаться к их звучанию. Ведь инструменты не могут не звучать: это противоречит их природе, а значит, стоит только прислушаться… и, поняв, что их слушают, они будут играть громче… В этом чудаковатом, на первый взгляд, предложении/предположении была заключена истина: ведь мы живем в мире постоянных звуковых колебаний.
Архитектуру называют застывшей музыкой, а танец можно назвать гипнотическим выражением музыки, даже если движения происходят в полной тишине. Да и музыкальную ткань можно соткать не только из нот, и, чтобы продемонстрировать это, «экскурсоводы» создали импровизированный хор из зрителей, где кому‑то выпало, по знаку хормейстера, хлопать в ладоши, кому‑то — вздыхать или бить себя по щекам, а кому‑то изображать паузу… Хотите верьте — хотите нет, но получилось стройное ритмичное действо. Эмоциональное и живое!
…Рояль, концертный фрак дирижера Евгения Мравинского, безвестный и не слишком успешный молодой музыкант, уничтожающий свои несовершенные партитуры, adagio, andante, allegro, бой на рапирах — неполный визуально-звуковой ряд. Во всей полноте его и не описать. Да и стоит ли?
«Между двумя шагами — пустота, между двумя звуками — тишина. Каждое мгновение жизни, каждая минута, каждый день, каждый месяц неповторимы, — констатирует Адасинский. — Мы не повторим ни одного шага. Все всегда происходит заново. А еще всегда нужно идти на свет». Я бы добавила: и к свету.
Читайте также:
Портрет в движении: танцевальная биография Фриды Кало представлена в Петербурге
В выставочном зале «Смольный» представлена экспозиция «Иван Билибин. Фотограф. Художник»
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 230 (8052) от 08.12.2025 под заголовком «Между звуками — тишина».
Комментарии