Туалетные грации и «многоуважаемый гроб». Итоги IV фестиваля «Точка доступа»

Вчера в Петербурге завершился IV летний фестиваль искусств «Точка доступа», который проходит в местах, для искусства не предназначенных, будь то храм, гараж, вокзал, салон сотовой связи...

Герои спектакля «Марат/Сад» спорили о свободе и революции в торговом центре в полночь. ФОТО Полины НАЗАРОВОЙ предоставлено пресс-службой фестиваля

В этом году, представив публике оперу в туалете одного из отелей, фестиваль - в плане необычности места действия - превзошел свои прошлые достижения. За четыре года он стал своего рода утешением для тех, кто проводит лето в душном Петербурге. Горожане открывают для себя новые пространства или в новом свете видят пространства привычные. Только для спектакля и даже перформанса этого мало. Выбрав необычное место действия, его нужно все-таки творчески освоить, наполнить новым содержанием. Это происходит, увы, не всегда.

Как, например, российско-иранский проект, озаглавленный репликой чеховского Гаева «Железную дорогу построили, и стало удобно», связан с залами Западного корпуса Михайловского замка? Содержательно - никак. Но для постановщиков - петербургского актера Андрея Слепухина и иранской актрисы Рамоны Шах - был важен аспект технический. Для них оказались важны видеопроекции, а в корпусе расположен Центр мультимедиа Русского музея. Смысла это, впрочем, особо не прибавило. Зрителей водили из зала в зал, а действо представляло собой буквально следующее: здесь стихи читают, тут что-то показывают, там что-то танцуют...

В середине представления всех собрали в одном помещении, чтобы дать послушать монтаж из актерских монологов, призванный, видимо, скрестить российскую и иранскую культуры через чеховские образы. Госпожа Шах читала на иранском фрагменты пьесы Резы Шахбодаги «Раны», перевод проецировался на стену и должен был рифмоваться с «Вишневым садом», текст которого здесь тоже, среди прочей классики, цитировали. Ни один из знакомых текстов по-новому не прозвучал, хотя монолог Раневской прочитан был даже на иранском, а какие-то реплики Гаева изменены: «Аллах с тобой» вместо «Господь с тобой», «многоуважаемый гроб» вместо «многоуважаемый шкаф». Тут, видимо, мы должны были охнуть от силы смыслов.

Не будем излишне строги: этот проект возник спонтанно вместо отменившегося в последний момент российско-иранского же спектакля-сериала «Маленькие ночи». Актеры перекочевали оттуда. В принципе «Железную дорогу» можно было рекомендовать к просмотру как мастер-класс по оперативному сценическому сочинительству. Казалось, в ход пошли готовые роли: скажем, играла когда-то актриса Раневскую - дадим из той роли фрагмент.

Видимо, неспроста и на роль маркиза де Сада в российско-германском проекте «Марат/Сад» был приглашен актер БДТ Сергей Лосев, игравший этого же персонажа пьесы Петера Вайса 35 лет назад. Актерский состав был хороший, к артистам вопросов нет. Но как получилось, что в итоге в пространстве большого торгового центра, где после закрытия проходил спектакль, не было создано ни одного образа и не возникло ни крупицы смысла? Ответ - в режиссуре Йозуа Рёзинга, а вернее, в ее отсутствии. Странно, что он ставит пьесы на прославленной сцене Дойчес-театра...

А ведь торговый комплекс мог бы резонировать с пьесой Вайса, где в доме умалишенных разыгрывается спектакль о Жан-Поле Марате в постановке пожилого маркиза де Сада. Устами безумных исполнителей маркиз взывает к идеалам Великой французской революции, преданным и опошленным. Произносить это в торговом центре, ставшем олицетворением сытой буржуазной жизни, - почему бы и нет? А если взглянуть на гигантский многоэтажный магазин театральным глазом, можно подумать и о Колизее, и о поздних мейерхольдовских проектах театрального зала.

Зрители стояли на галереях и взирали на артистов, игравших на мостике и на разных этажах торгового зала. Но никаких преимуществ из этого пространства режиссер не извлек. У Вайса зритель входит в сложную структуру действия: современная публика смотрит представление как бы через спины других зрителей - современников де Сада. У Рёзинга действо вообще публику не учитывает, контакт между артистами и нами был нулевым.

Текст, при чтении захватывающий дух, обернулся пустым словоговорением. Вайс и упоминается-то в программке мимоходом, драматургом значится Софья Дымшиц. При этом артисты читали стихотворный текст Вайса, но в сокращенном и перемонтированном виде. Всегда считалось, что драматург - тот, кто пишет пьесу, а выходит - и тот, кто сокращает?

Эти две работы - «собственная программа» фестиваля, но есть и гастрольная, которая оказалась более убедительной. «Трехгоршковая опера» из Австралии в постановке Клеменс Уильямс, спетая тремя сиднейскими певицами в туалете роскошного отеля, - обаятельный и ироничный спектакль-миниатюра. В основе - ряд арий из великих опер, соединенных сюжетом: не знакомые друг другу молодые женщины сталкиваются в дамской комнате, и встреча эта помогает им выйти в финале «в большой мир» преображенными. Первая, печальная красавица, пела арию из оперы Перселла «Дидона и Эней» - и рассматривала синяки, оставленные, конечно, бойфрендом, и собиралась покончить с собой. Если бы она намеревалась, подобно Дидоне, прыгать в костер, было бы вообще логично, но в туалете костра не разведешь, поэтому дама решила отравиться. Но тут влетает энергичная пышная блондинка и поет «Хабанеру» из «Кармен». Словно говорит несчастной: «Да посмотри на себя, молодая, красивая, плюнь ты на него...».

Не то чтобы глубоко по мысли, но в этой миниатюре все же со смыслом использованы индивидуальности артисток, их голоса, и такое... специфичное пространство. Кто сказал, что в нем нельзя переродиться? Очень даже можно, в чем и убедили «туалетные грации».

Кстати: акустика в мужском туалете, игравшем роль дамской комнаты, оказалась вполне подходящей.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 141 (6250) от 06.08.2018 под заголовком «Марат, маркиз и арии в туалете».