Магия барокко
Немецкий хореограф Клаус Абромайт считается лучшим специалистом по старинным танцам. Благодаря его стараниям в Петербурге были представлены несколько балетов и опер эпохи барокко. В рамках IV Санкт-Петербургского международного культурного форума в Эрмитажном театре показали балет «Чувство линии», посвященный памяти Людовика XIV. Клаус Абромайт выступил как хореограф, драматург и танцовщик. Наш корреспондент поговорила с Клаусом АБРОМАЙТОМ о том, почему современникам необходимо искусство тех минувших дней.
Клаус Абромайт дает мастер-класс.
ФОТО предоставлено пресс-службой фестиваля Earlymusic
– Клаус, когда вы впервые заинтересовались старинными танцами?
– В 1970-е годы в Берлине, когда я был студентом Высшей школы искусств и танцовщиком. Тогда впервые в Германии появилась группа, которая начала заниматься барочной музыкой и пением, и я стал работать вместе с ними. Но поскольку я был профессиональным танцовщиком, у меня возник интерес именно к танцу, и я стал исследовать исторический танец.
– Чем вас привлекла эпоха барокко?
— Представьте себе, что в то время девяносто процентов людей не умели читать и писать, и они совсем иначе относились к своему телу, чем мы, у которых есть машины и так далее. Для них тело значило гораздо больше. Во Франции в период барокко существовало пятьдесят видов танцев; был развит язык тела. На меня повлияла книга о старинных французских танцах – это очень красиво. Сначала я просто рассматривал записи и мне казалось, что это фантастическое искусство. Теперь в этой книге я могу читать и верхние ноты – музыку и нижние – собственно танец.
– Было сложно научиться?
– Сложностей было три. Нужно было прочитать знаки в этой книге. Для первой реконструкции танца из упомянутой книги мне понадобилось четыре месяца. Пришлось самостоятельно учиться понимать каждый знак. Потом понадобилось найти профессиональных артистов, готовых к такому танцу. Третья сложность заключалась в том, чтобы найти театр, который дал возможность осуществить эту постановку. Первый показ состоялся в 1987 году, программа называлась «Эпиграмма»... Меня не столько интересует возвращение к барочному языку, сколько возвращение магии старинного танца.
– Как воспринимает сегодняшняя публика старинные танцы?
– Сложный вопрос. Когда я впервые надел огромный костюм и начал танцевать, зрители стали смеяться. Но потом публика немного успокаивается и воспринимает меня по-другому.
Провокация пятидесяти барочных танцев в том, что они все разные и в каждом из них уделено внимание разным частям тела. Мы ведем своеобразную игру, связанную с ритмом. Пятьдесят танцев – это пятьдесят ритмов. Они показывают совершенно иные возможности тела. Менуэт – это обращение к человеку, этот ритм есть предложение. Когда человек учится танцевать менуэт, он каждый раз думает, что он означает. Главное место у менуэта – живот, а верхняя часть практически неподвижна. В менуэте всегда сохраняется дистанция, но это сексуальный танец, потому что чувствуется электрический заряд между телами. С одной стороны – сдержанность, но с другой – тела очень близко. Во времена барокко люди были свободны... В барочной культуре собраны все варианты человеческих отношений.
– Чему главному вас научила ваш учитель Татьяна Гзовская, одна из крупнейших фигур в танцевальном искусстве прошлого века?
– Она была большой танцовщицей, которая родилась в Петербурге и после революции уехала в Европу. Я научился у нее русской школе балета, традициям, которые передает Академия им. Вагановой. Помимо того что Татьяна Гзовская учила мое тело, мне было интересно наблюдать за ней как за человеком, который пережил весь ХХ век. Она каждое утро приходила в восемь утра и начинала репетицию. Все, что она хотела сказать, исходило из ее сердца; она была настоящим творцом. В классическом танце строгий баланс, фиксированные позы, тогда как в старинных танцах нет никакой фиксации. Но опыт классического танцовщика крайне важен. Если ты не способен зафиксировать свое тело на пять минут, ты не сможешь танцевать другое. Меня поражало в Татьяне Гзовской то, что она, давая строгую технику, позволяла проявлять свободу.
– Клаус, теперь вы частый гость в России. А как началась ваша дружба с нашей страной?
– Я впервые приехал сюда в 2007 году на фестиваль Earlymusic для постановки оперы «Борис Годунов» немецкого композитора Иоганна Маттезона. Он был другом Баха и Генделя, работал в Гамбургской опере. Опера была написана под влиянием победы Петра Первого в Северной войне, и это был первый политический выход России на мировую арену. Я как режиссер приехал ставить немецкую оперу с русскими артистами.
Я не отделяю Россию от Европы. Я сам из Берлина, но моя семья приехала из Кенигсберга, сегодняшнего Калининграда, я не знаю русский язык, но понимаю русский менталитет...
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 237 (5608) от 17.12.2015.
Комментарии